What the fuck?

Alex Hepburn – Under С.К.А.Й. - Струна Океан Ельзи – Невидима сім'я Hurts – Help Hans Zimmer – Requiem for a dream Уже который день Лиса была вне зоны действия сети. Доктор Хейккинен перестала спать и есть, а отлучалась из больницы только для того, чтобы съездить домой переодеться. Она всё ждала, что заглянув в окошко реанимации, увидит, как Олли открывает глаза, поворачивает к ней голову, улыбается, но каждый раз этим надеждам не суждено было сбыться. Потом тот самый врач, что встретил её в первый вечер, отвёл в её сторонку и прошептал на ухо. - Вам нужно отдохнуть. Если он придёт в сознание, мы вас известим. Вам нужно поспать. Вы сами уже похожи на труп… Риина молча закивала, с трудом сдерживая слёзы. Плакать стало обычным каждодневным занятием. Стоило ли говорить, что она забросила работу, дом, даже разговоры с Эвой не приносили облегчения. Единственный человек, могущий хоть как-то облегчить её страдания, сейчас находился невесть где. Марко, узнав о происшедшем, тоже ринулся в больницу, но проводить здесь сутки не собирался, хоть и чувствовал степень собственной вины за происшедшее. Как-то уже под вечер, когда Риина скрутилась калачиком на кресле, что-то бездумно колдуя в телефоне, она снова увидела нескладного худощавого парня в наброшенном на плечи медицинском халате и с бумажным пакетом, полным какой-никакой еды. Марко был не самым лучшим хозяином, поэтому и еда больше напоминала покупку школьника, которого первый раз в жизни снабдили сотней баксов. Рядом с ним шла Эва. Они частенько навещали Риину, но по отдельности. Теперь же впервые пришли вместе. Эва тащила апельсины. Риина слабо улыбнулась. На её глазах рождалась пара. Шла уже вторая неделя, как Олли не приходил в себя. Беда сплотила этих невероятно разных людей, теперь Риина могла похвастать, что у неё появились настоящие друзья. Иногда Эва приводила сына. Эта маленькая семья уже достаточно натерпелась страданий. Шестилетний мальчик был похож на маленького взрослого в виду той болезни, что постигла его. Но он не сдавался, и даже не думал о смерти. Вот у кого можно было поучиться жизнелюбию. Глядя на детскую фигурку, мелками рисующую картинку для Олли, Риина умилялась, а на глаза наворачивались слёзы. Уже августовский туман пополз по утрам, а Олли так и не подал признаков жизни. Но этот день начался несколько иначе, чем все предыдущие. А именно, простите за пикантную подробность, в туалете. Риину усиленно тошнило. Наверное, это от того, что она долго ничего не ела. Но стоило взять что-либо в рот, приступы тошноты усиливались, и доктор Хейккинен снова неслась в туалет. Несколько дней назад их начали пускать к Тукиайнену, и теперь, сидя с Эвой по обе стороны кровати, она ненароком пожаловалась на свой недуг. Эва расхохоталась. - Милая моя, тебе не приходило в голову сделать тест. - Что?! – Риина искренне не понимала, что происходит. - Ну, тест. На беременность. О Господи! Только не это! Риина помотала головой. - Да что ты, вряд ли… - Почему вряд ли? Олли у нас крепкий парень, а каким отцом будет! Ух! Пошли, я тебе помогу. Тем временем, пришёл Марко. Он считал своим долгом приносить Олли то, что присылали или передавали ему фанаты. Вот в этот раз он притащил большого синего слона, кучу открыток с надписью «Я тебя люблю» и огромный розовый леденец с вишней. Разместив всю эту дребедень возле друга, Марко подмигнул ему, мол, я знаю, ты оклемаешься, я в тебя верю. Дверь в ПИТ открылась. На пороге стояла белая, как полотно, Риина, вцепившись в локоть румяной и довольной Эвы. - Что случилось, девочки? – Марко и сам разволновался. - Наша спящая красавица скоро станет папой! Марко изумлённо воззрился на доктора Хейккинен, та с усилием сглотнула комок в горле и потеряла сознание. *** Ночи становились всё холоднее, в воздухе ощущалось дыхание приближающейся осени. Первые пожелтевшие листья срывались и падали в лёгкой утренней дымке, окутавшей Тампере. Здесь осень всегда приходила раньше. Когда на юге Франции ещё вовсю шёл купальный сезон, финны по утрам уже натягивали плащи и куртки. А Риина ждала, каждый день ждала, что в очередной раз, придя в уже знакомую ей палату, увидит, как Олли, улыбаясь, протягивает к ней руки, такие тонкие и измождённые от дней, проведённых в беспамятстве. И она обнимет его в ответ. Его единственного, отца её ребёнка, сердце которого уже ощутимо начало биться в её теле. Три месяца. Уже такой срок, а она ничего не знала. Но всякий раз она встречала скорбные взгляды врачей и уклончивые ответы о его состоянии. Когда-то забавный овал лица заострился, под глазами залегли тёмные круги. Риина гладила его по светлым волосам, платиновые кудри поблекли, стали похожи на сбившиеся кукольные пряди. Она кляла себя за то, что не остановила его в тот вечер. Она рыдала, слёзы капали на простынь, на ладони Олли, скатывались по фарфоровой коже, высыхали, снова падали. Риина стала сама похожа на тень. А между тем в ней росла и крепла жизнь ,подаренная самым лучшим человеком на свете. Если это будет мальчик, она назовёт его Хьюго, а если девочка…Девочка будет Лия. Слышишь, Олли, как тебе такие имена? Ты не против? Она и не заметила, как начала шептать вслух. Боже правый, я схожу с ума. Милый, милый, проснись! Я прошу тебя! Ты нужен мне. Ты нужен твоим будущим детям. Кто же научит их играть на гитаре? Кто, как не ты, воспитает в них чувство прекрасного? Кто, как не ты, подарит им лучшее детство, о котором могут лишь мечтать другие подростки? Олли, я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни. Больше всего на свете. Я готова отдать что угодно, лишь бы ты только открыл глаза и увидел, как прекрасен сегодняшний день. Ты заслужил его. И ещё тысячи, миллионы дней. Не уходи. Я люблю тебя. Риина стояла на коленях подле кровати, а щекой уткнулась в сгиб локтя Тукиайнена. Кончики её пальцев разглаживали несуществующие складки на постели. Она помнила ещё со времён университета о том, что люди, находящиеся в коме, могут слышать и понимать, то, что им говорят, однако, не подавая признаков жизни. Искренне надеясь, что это так, Риина тихонько запела. Она так любила его песни. И знала большую их часть наизусть. Хоть раньше она и считала, что Бог обделил её талантом пения, но сейчас это было не важно. Чуть хриплым от бессонных ночей голосом Риина запела «Skin», затем «Cradled in love», «Stay» и всё, что смогла вспомнить. Слова лились вперемежку со слезами и всей той болью, что только могли выразить. Внезапно, кто-то тронул её за плечо. - Риина, можно вас? – это был тот самый врач, что наблюдал Олли всё это время. - Да, - пусто откликнулась доктор Хейккинен. - Риина, прошёл месяц с тех пор, как он не приходит в себя…Вы тоже врач…Вы помните законы? - К-какие? – Риина проморгалась. От слёз всё перед глазами плыло и двоилось. - Если он до завтра не придёт в себя, мы будем обязаны отключить систему жизнеобеспечения. От макушки до позвоночника будто прошлось лезвие гильотины. Риина отшатнулась, не веря только что услышанному. - Н-нет, так нельзя! Я….Я запрещаю! Я не позволю вам это сделать!!! - Риина ,послушайте, мы сделали всё возможное, вероятность того, что он придёт в сознание с каждым днём всё меньше. Мы не имеем права тратить ресурсы клиники на безнадёжного пациента… - Вы – сволочь! Он не безнадёжен! Я знаю! Я верю! Он жив! Я не позволю….Нет….Нет…. Риина молотила кулаками по белому халату врача. Дыхание перехватывало, ноги не слушались её. Доктор Хейккинен обессилено рухнула на пол. - Я не позволю….Нет…. Врач неловко отступил от тела, содрогающегося в рыданиях. Ему было нечем помочь. Нет ничего хуже, чем смотреть в любящие глаза, переживающие утрату, и понимать ,что ты бессилен что либо сделать. Вздохнув, он покинул палату. Из-за закрытой двери до самой ночи продолжали доноситься всхлипы. Свинцовые сумерки тяжело опустились на Тампере, словно светом операционных ламп, рассекаемые фонарями. Подул ветер. В воздухе ощущалось присутствие дождя. Мелкие далёкие звёзды тускло зависли между крон деревьев. В палате было темно, лишь дежурный огонёк мигал, оповещая, что механические лёгкие ещё поддерживают жизнь в истощённом теле. Риина, пошатываясь, поднялась с пола и подошла к окну. Ей никто не мог помочь в этот момент. Не было рядом ни Марко, ни Эвы, ни Арьи, ни Лисы. Она была одна. Наедине со своим горем. И крошечной жизнью, ощущаемой внизу живота. Настолько отчаянное чувство одиночества никогда раньше не ощущалось ею так остро, как сегодня. Ей мог помочь только Бог. Риина никогда не считала себя глубоко верующей, но сегодня она приняла для себя одно немаловажное решение. Накинув на плечи плащ, доктор Хейккинен осторожно вышла в больничный коридор, и, стараясь не грохотать каблуками, пересекла его по направлению к выходу. Выйдя на улицу, она быстрым шагом направилась в сторону старого католического собора, остроконечные шпили которого высились в нескольких километрах от больницы. Войдя в готический притвор, Риина подошла к каменному сосуду со святой водой. Из приоткрытой двери доносилось слаженное пение, повествующее о жизни святых. Риина зачерпнула пригоршню воды, коснулась лба, плечей, немного нескладно рисуя католический крест. Господи, если ты меня слышишь ,прошу тебя, прости меня… Со скрипом отворилась массивная дверь. Риина опустила монетку в ящик для пожертвований, взяла несколько свечей со свечного ящика и осторожно направилась мимо скамеек к алтарю. Молчаливый орган вздымал свои трубы в темноту, куда не доходил свет лампад. Фрески, будто ожившие сцены, двигались и наблюдали за ночной гостьей. Риина ощущала укор в глазах смотрящих на неё святых. На тоненьком фитильке свечи затлел огонёк. Господи, помоги ему. Помоги ему. Не забирай его. Он мне так нужен. Прости нас, прости за всё, что сделали не так. Господи, Ты ведь всё можешь. Кроме Тебя никто ему не сможет помочь. Сжалься надо мной, над нами….Я молю Тебя, ведь я так люблю его. Отпусти его ко мне. Я не могу его потерять. Растерев по щекам остатки туши, Риина вернулась и присела на краешек скамьи. Так в молитвенном бдении прошла вся ночь. Едва чернильная темень начала отступать, доктор Хейккинен, ёжась от холода, покинула костёл и устало побрела назад. Эмоций не осталось. Ни страха, ни боли, ни досады. Войдя в приёмный покой, Риина, сморенная тяжестью последних дней, устроилась в кресле и не заметила, как уснула. Через какое-то время её разбудил перепуганный голос медсестры, которая тормошила её за рукав. - Доктор Хейккинен, вставайте. Вы готовы?