Пускай хотя бы помнит...

Ульяна смеется. Заливисто, задорно. Так наверно смеются девочки, которые еще не успели лицом к лицу столкнуться с этим миром и очерстветь. Только вот она уже столкнулась. Она знает, что такое жизнь и что такое — искать себя в ней. Но Игорь не может налюбоваться. Они сидят в их любимом кафе. За большими панорамными окнами — дождь. Крупные капли барабанят по стеклу, серое небо уныло просвечивает сквозь водную пелену. Настроение прохожих растворяет их в общей массе, и все вокруг — одно сплошное пятно, разъедающее своей неправдоподобностью белоснежный холст художника. У Игоря свое солнце — обрамленное длинными светло-русыми волосами, с улыбками-лучами и глазами цвета дождливого неба. Его личный, греющий душу контраст. Его девочка-парадокс. Его Ульяна. — И мы пошли в итоге по этим магазинам, представляешь? — девушка хохочет. —Захлопнулись двери в раздевалку, вообще без шансов на спасение. Хорошо хоть кошелек у меня всегда с собой. Пришлось нам с Аришкой бежать в ТЦ, обмотавшись полотенцами. Гарик хмурится: — Для октября — не самая хорошая идея. Тем более, я могу себе представить, сколько ненужных взглядов приковали к себе эти ноги. Пылаева смущается. Ее щеки покрываются трогательным румянцем и Рудник сам ощущает себя ее ровесником, двадцатилетним пацаном. — Я как-то об этом и не подумала, честно говоря. — Позвонила бы мне, я бы привез… хотя бы пледы, — мужчина делает заминку, понимая, что в его жизни до встречи с ней вообще вопрос пледов не стоял — он отогревался иными способами. Ульяна опускает глаза, но после резко вскидывает голову и устремляет свой взор прямо на Игоря. Тот судорожно сглатывает. — Я не хотела тебя беспокоить. — Впредь — хоти, — улыбается Рудник. Двери кафе внезапно распахиваются и поток ветра врывается внутрь, принося с собой целый ворох дождевых капель. Ульяна едва заметно морщится. Она никому и никогда не пожалуется на неудобство — Игорь давно это знает. Только вот он совершенно не желает, чтобы эта девочка испытывала дискомфорт даже в мелочах. — Иди на мою сторону, — требовательно произносит Рудник, но его мягкий взгляд, конечно, сразу перебивает строгий тон. — Я не замерзла… — Я разве говорил об этом? Просто пересядь ко мне, тут вид из окна… лучше. Уля робко улыбается, но все же пересаживается. Игорь, подгадав момент, накидывает свою куртку на острые плечи, и обнимает за них, прижимая еще ближе к себе. Он касается губами ее макушки и закрывает глаза, констатируя бесповоротно — взрослый мужик по уши влюбился в маленькую трогательную девочку. И он самый везучий человек на свете. — Уль… — Да? — Переезжай ко мне. Выпаливает и сам себе удивляется. Как его вообще может волновать ответ на такой простой вопрос? Да даже с Викой такого не было… — Игорь, я… У Ульяны в голове будто целый космос взрывается, пока сердце отбивает чечетку где-то на уровне пяток. Все происходит так сумбурно, так спонтанно, он ведь старше ее на 10 лет! Куча причин отказаться… — Уль, слушай. — Я согласна. Только у меня слишком много пар кроссовок, Рудник. Ты готов к такой ответственности? Игорь смеется. Впервые за долгое время не приходится носить масок весельчака и балагура. Он с ней настоящий. От этого и страшно, и весело одновременно. — Пылаева, я весь дрожу. К слову, этой коллекции придется туго рядом с моей. Кажется, они смогут вместе ужиться.

…

Дымка рассеивается, когда Ульяна с громким вздохом выныривает из мира грез. Рука уже по инерции тянется к лицу — крови нет. Так что же это было — сон или шепот из забытого прошлого? Если первое — он был идеален, если второе — как жестока эта судьба-палач… Сегодня она пережила изнурительную репетицию. Сегодня Алексей Карпенко (и почему все всегда думают, что раз ставит он, то в номере будет один секс?) дал им такую историю, которая в реальности сможет растоптать любого. Улю выворачивало наизнанку от глубины этих эмоций. Уже после первого прогона, когда Тима просил повторить самые сложные элементы, она чувствовала, что задыхается. Ее прошлого, кажется, не существовало, поэтому сознание принимало и примеряло на себя одну из вариаций (опустим момент, что вся эта история — из иного столетия). Ульяна жила той своей жизнью, где теряла самое дорогое, где сердце разбивалось на части, где душу пожирало пламя. Это выматывало. Это опустошало. Как там говорил Никита? «Тебе придется тяжелее всех». Только вот все равно об этом никто не узнает.

***

Лена подобна дикой кошке. Умудренной опытом, знающей, где и когда можно гулять самой по себе, а когда — приластиться и ласково замурлыкать. Все это Никита понимает после десяти минут их первой репетиции. Лена — сильнейший соперник. Лена и ее внешность вкупе с талантом — произведение искусства, которым на досуге балуется природа (ведь и природа должна постигать прекрасное). Лена — Королева. Снежная во всех смыслах. Ее острые скулы вполне могут называться оружием, способным лишить жизни. Никита бы сделал серию фотографий с ней. Но после очередного прогона с Леной (номер ему, определенно, нравится), его тянет проверить его Герду (ведь она, определенно, тоже сходит с ума от усталости). — Что тебе снилось сегодня? — внезапно спрашивает Платонова, вытираясь большим ярко-желтым полотенцем в перерыве между репетициями. — Фейерверки на Красной. Их танец со снежинками. Герда, блуждающая в лабиринтах Антарктики. Куча всего. Ну а руководил этим всем, конечно, Мигель. А тебе? — Дождь. Мне снился дождь. Этой ночью Орлову снится Кай, гуляющий между декораций их номера по мотивам «Твин Пикс». Под проливным дождем, безусловно.

***

— Я понимаю, что ты не любишь ходить по магазинам, — Ульяна в очередной раз перетягивает волосы на затылке и вертит головой влево и вправо, приложив ладонь к шее. Это движение тут же притягивает к себе взгляд крайне утомившегося Гарика (знает ведь, как его переключить, чертовка) и хмыкает: — Да ладно! Это ведь моя страсть. — Страсть у тебя сейчас только одна — рассматривать попеременно пол и потолок. Когда Уля раздражена, она забавно хмурится. На лбу у нее пролегает складка, пока губы сжимаются в тонкую линию. Своеобразное объявление о штормовом предупреждении. Гарик закатывает глаза. Черт, он ведь знал, что идти в мебельный салон вдвоем изначально было плохой идеей! — Прости, я правда ужасен в выборе всего, кроме кросс. — Лапшу кому-нибудь другому на уши вешай. Или скажешь, что гастарбайтеры тебе стиль для оформления квартиры выбирали? Рудник проигрывает. Но с блеском. Хитро прищурившись, он плавно выскальзывает в центр зала и начинает медленно двигаться под одному только ему слышимую музыку. Ульяна продолжает хмуриться, сложив руки на груди. Тем временем, некоторые посетители уже снимают танцующего Игоря на камеру. Когда он, сделав несколько кругов вокруг своей девушки, встает напротив нее, она уже улыбается. Ну невозможно долго злиться на него, невозможно! — Мы возьмем вон тот белый кожаный диван. Хореограф смотрит в указанную сторону и глаза его постепенно округляются от ужаса. — Милая, а может… — Ты сам только что дал мне зеленый цвет. Пойдем, художник моей жизни, царь моих нервов.

…

Игорь резко распахивает глаза и садится. Отлично. Очередной рабочий день до позднего вечера, слава Богу, заканчивается в квартире. Пустой любимой квартире. Он смотрит на свою импровизированную постель (на которую, конечно же, упал в одежде) и вздрагивает — чертов белый диван. Эта пытка точно никогда не закончится.

***

Ульяна предполагает, что первый концерт вытрясет из нее душу. Но она даже не понимает, насколько. Во время танца все вокруг плывет, и даже черты лица Тимофея расплываются, рисуя ей другие, совершенно другие. Хочется поднять руку, вцепиться мертвой хваткой и больше никуда не отпускать, хотя она совершенно не понимает, почему ей этого хочется. Гарик, сидящий в зрительном рядом с Гудымом, с силой сжимает ладони, пока Катя то и дело оглядывается на него под аккомпанемент недоумевающего взгляда Карпенко. Никита, наблюдающий из-за кулис, кусает губы, не отрывая взора от хрупкой фигурки в белом, окунающейся в черное море своего отчаяния. Все вокруг думают, что Орлов слишком переживает из-за своего номера. Даже Лена, которая царственно вышагивает неподалеку. Как только комментарии наставников заканчиваются, Ульяна бежит со сцены и тут же попадает в объятия Никиты, который шепчет: — Идеальная слишком, откровенная. Душа — обнаженная материя. Не разрывай себя, Пылаева. — Меня накрывает, Никитка. Спасай, а? Озноб сотрясает все тело девушки, а горло скручивает спазм. Не говоря ни слова и игнорируя требовательный взгляд Платоновой, Никита уводит Ульяну подальше. Осторожно прислонив к стене, интересуется: — Воды хочешь? — Безумно. — Выстоишь тут? — В крайнем случае, начну кричать. Орлов уходит. Обхватив голову руками, Уля сползает по стене и плачет. Кто же она? Как же она выстоит? Зачем ей все это нужно? Спустя, кажется, целую вечность, рядом с ней кто-то опускается. Танцовщица хочет уже что-то сказать Никите, но осекается — от этого человека совершенно другие эмоции. От его присутствия по телу разливается тепло. — Вздохни глубоко и досчитай до десяти, — шепот Игоря доносится из другой галактики. — После несколько раз сожми и разожми ладони. Приподняв тонкую руку девушки, мужчина касается губами ее запястья (ведь пока никого нет, можно позволить себе эту маленькую слабость?) и шепчет: — И если ты — очередной мой сон, пожалуйста… не уходи. Но где-то вдалеке уже слышны шаги. Где-то чуть ближе виднеется силуэт Никиты. Где-то рядом их расколотая надвое реальность. Он возвращается на зрительские места. Она возвращается в свой тревожный мир. Снов наяву не существует.