Пускай хотя бы помнит...

— Ульян, ты чего? — Таня громко ойкает, когда видит соседку, подскочившую на кровати. Лак для ногтей летит на пол и девушки несколько мгновений завороженно наблюдают за ярко-красным пятном, расплывающимся на ковре. В сознании Ули взрываются галактики. — С тобой все хорошо? Ульяна вспоминает свой сон, в котором убегает от стаи волков, глаза у которых, как на подбор — всех тех, с кем она успела познакомиться, и тихо произносит: — Что заставило тебя это спросить? — Ты во сне разговаривала, и... В этот момент Пылаева, тяжело вздохнув, вновь опускается на подушки и тихо стонет. Веки свинцовые, а в голове, кажется, кто-то бьет в гонг. Она не замечает Таню, которая, ловко подобравшись к ней, тянет градусник: — Держи. Меня одолевают сомнения. — Спасибо... Нет, это явно не простуда, потому что за последнюю неделю поводов не возникало. Скорее всего — какая-то новая реакция организма на нагрузки и стресс. По-хорошему — нужно звонить врачу. По-хорошему — ей вообще лучше бы ехать домой, забираться под одеяло и оставаться один на один с собой. К черту это «по-хорошему». — Ну что, сколько? — в Рыжовой, кажется, просыпается мамочка, потому что выражение ее лица крайне сосредоточенное. — Как-то страшненько мне, — пытается отшутиться Ульяна, хотя сама прекрасно понимает, что цифра на градуснике будет солидной. — Давай-давай. Ну вот — 38,5. Здорово. — Хочешь сказать, что это — инфекция? — глаза на кукольном личике Татьяны начинают смотреться неестественно — слишком уж сильно увеличиваются в размерах. — Нет-нет, все будет нормально. Я... у меня такое бывает. — Такое просто так не бывает, — упрямо трясет головой брюнетка. — Давай, закутывайся и постарайся уснуть. А я пока до аптеки добегу. — Тань, не на... Но Рыжовой уже нет в комнате.

***

Никита и Макс сидят в холле, перед ними на низком столике — колода карт. Кажется, после выматывающей недели бессонница — привычное дело. — Если бы мы играли на желание, я бы уже всю фантазию истратил, — довольно фырчит Никита. Макс в ответ корчит рожицу и сгребает ворох в одну кучу. — Доволен собой? — внезапно спрашивает Нестерович, хитро прищурив глаз (лис, не иначе). У него взор — рентген. Никите хочется съерничать и попросить проверить свою поджелудочную. — Никогда невозможно быть довольным собой полностью. Главное правило перфекциониста. Макс ухмыляется. Мальчишка-то с характером. Ну ничего, пободаться они еще успеют. На повестке — другая тема. — Никит, у меня к тебе серьезный вопрос. — По поводу Ульяны? — беззаботно интересуется Орлов, откидываясь на спинку кресла. Его длинные пальцы начинают выстукивать одному ему известный мотив. И вот вроде бы — легкий вечерний разговор ни о чем, да вот только... все совсем не так. — Честно говоря, да. — И ее амнезии. Нестерович, мягко говоря, удивлен такой осведомленностью. — Откуда я знаю? Она рассказала. Почему так легко говорю? Потому что ты тоже знаешь, потому что вы знакомы уже очень давно, потому что ты кидаешь на нее встревоженные взгляды и тогда, на самопрезентации, сам подсел к ней, пытаясь настроить. — Никиту, кажется, даже забавляет этот разговор, пока Максим, совершенно растерянный, пытается подобрать слова. — Все будет хорошо, Макс. Она же сильная, ты в курсе. Мимо со встревоженным лицом несется Таня, пока Макс, ругнувшись от неожиданности, идет отвечать на разоравшийся телефон. Никита одним рывком преодолевает путь и преграждает его девушке, вперив в нее вопросительный взгляд. — У Ульянки температура подскочила. Я в аптеку, за противовирусными. Никита тяжело вздыхает: — Будь другом, захвати еще настой ромашки? Меня мама всегда им лечила в детстве. Таня кивает. Орлов идет в хорошо знакомый номер. Конечно, ничем таким подобным его мама не лечила.

***

— Тебе скоро спички в глаза вставлять придется, — нудит Гудым и садится перед Игорем, сложив руки на груди. Ну чисто женушка. — Бесишь меня, Рудник, че упрямишься-то? — Где же я упрямлюсь? — смеется Игорь. Он, на самом деле, не помнит, когда в последний раз нормально ел. И спал. — Ответить в рифму? Ты из этого зала когда вылезал в последний раз, зомбак недоделанный? — Отвяжись, Вов, — машет рукой мужчина. — Я на этой неделе беру Ваню и Софу, мне нужно запилить им что-то бомбическое. Так что ноуслип. Гудыма, кажется, не впечатляет. — Ваня и Софа — не клинические идиоты, чтобы им тут все до мелочей продумывать. Слушай, колись а, что у тебя случилось? Игорь молчит. Ну в самом деле, ему же не 5 лет, чтобы жаловаться. Да, Гудым — его друг, боевой товарищ, но чем он здесь поможет? Советом? Общей фразой? — Все нормально, Вов. — Я так понимаю, ты опять сегодня здесь ночевать собираешься? — когда Гудым обижается, это видно сразу. Руднику даже совестно. В очередной раз хлопает дверь. Хм, интересно, за сколько он растеряет всех своих близких людей?

***

— Держи, проблемная девочка, — Никита садится рядом с Улей и протягивает ей чашку с каким-то напитком. — И не вздумай мне тут нос воротить, Таня ради этой ромашки осчастливила своим визитом три аптеки. Это — главный аргумент. Совесть Ульяны неистовствует стаей голодных пираний. — Спасибо тебе. И ей. — Пей давай эту ромашку. Успокаивает, серьезно. Знаешь, я вчера вечером кучу сайтов облазил, связанных с твоей темой, но нигде толковых советов не нашел — все какие-то препараты советуют. Так что будем использовать дедовский метод. В комнате повисает тишина. Много-много лет спустя (в этом молчании, кажется, вымирают свои мамонты и меняются свои поколения) Ульяна говорит, а Никиту прошибает: — Видимо, я была хорошим человеком, раз мне достался такой друг.

***

Утром у участников очередное собрание («Какие выходные? Птенчики, вы сюда булки расслаблять прилетели?» — орет раскочегарившийся Мигель). Коридоры полны смеха, царит всеобщая радостная атмосфера. Катя скачет где-то впереди, Макс теряется в толпе, а Никита почему-то опаздывает. Ульяна стоит у стены и ждет, когда наставники распределят своих «деток» по залам. — Улька, — раздается внезапно шепот откуда-то слева. Девушка вздрагивает и разворачивается, с удивлением отмечая, что обращается к ней один из хореографов команды Егора — Вова. Черт... Если обращается, так значит, они были знакомы? Хотя, команда Дружинина... связка Игоря. Определенно, были. — Привет, — робко улыбается девушка. — Да-да, я все понимаю — конспирация, — на губах Гудыма расцветает озорная улыбка, и Пылаевой совершенно явственно чудится не взрослый мужчина, а озорной мальчишка, — только вот, Уль, я попросить тебя хотел. — О чем? — Я не знаю, что у вас с Рудником приключилось, не мое это дело, просто... поговори с ним, пожалуйста, — озорной мальчишка вмиг превращается во встревоженного. — Он всю неделю, как зомби — не ест, не пьет, не спит, все хорягу команде оттачивает. Еще немного, и после такого режима его точно можно будет в больничку с переутомлением увозить. Первые три секунду Уле хочется спросить: «Почему я?», но после этот глупый порыв умирает, потому что в глубине души появляется доселе неведомое ей ощущение — она должна. Это ее обязанность — спасать его. — Хорошо, я с ним поговорю. — Можешь даже прямо сейчас, пока Мигель ругается с администратором, — Гудым вновь «сияет». — Игорь, кстати, в зале. Я его вчера, в принципе, там и оставил. Передашь кофе? — и, не дождавшись ответа, хореограф пихает в ладони Пылаевой стаканчик и быстро убегает. Ну что же, делать нечего. Придется исполнять просьбу... хотя бы ради чересчур встревоженного Вовы.

***

В зале играет приглушенная музыка, когда Ульяна осторожно приоткрывает дверь. Игорь танцует. У Игоря закрыты глаза. Игорь чувствует и созидает всеми оголенными и натянутыми стрелами-струнами души. Просто кощунственно — прерывать его. Но по закону жанра, он замечает нежданную гостью первым (но она ведь даже не пытается спрятаться). Замечает... и не может поверить глазам (это тоже теперь закон жанра?). — Привет, — первой заговаривает Ульяна и делает шаг вперед. — Привет, — улыбается мужчина и выключает музыку. В помещении становится тихо. Они оба ненавидят тишину. — Держи, тебе явно это требуется, — девушка протягивает стакан. Когда их ладони на миг соприкасаются, в ее голове будто кто-то в очередной раз бьет в гонг. — Стоп-стоп, ты в порядке? — ловкость, с которой Рудник подхватывает пошатнувшуюся Пылаеву, удивляет его самого. — Ульян, смотри на меня. — Все... все в порядке, — девушка улыбается. — Просто ты на меня так влияешь, я полагаю. — Я? — ошалело переспрашивает хореограф. — Да, — Уля и сама не понимает, чего это ее так прошибло на откровенность. —Мое сознание очень хочет вспомнить тебя. Игорю, черт возьми, хочется взвыть, потому что эта близость Ульяны просто пресекает все его попытки не думать, не вспоминать, не желать до нее дотрагиваться. Она слишком близко... она нереально далеко. — Непонятно, кто хочет этого больше, — Рудник все же позволяет себе вольность, потому что ласково касается ладонью ее лица, а после — заправляет несколько выбившихся светлых прядок за ухо. У него будто все внутренности скручивает от этой сцены. Еще тогда, в другой своей жизни (а много ли их у тебя?), когда он встретил эту девочку, он клялся и божился, что не причинит ей зла, что никогда не станет причиной ее слез. Каково осознавать сейчас, что ты своими руками уничтожил ту девочку, Рудник? Сейчас перед ним, безусловно, Ульяна. Но другая Ульяна. Отчужденная, далекая. — Кстати, кофе тебе просил Вова передать, — кивнув на стакан, Пылаева в очередной раз растягивает губы в улыбке. Что-то в нем есть такое родное, что аж дышать сложно. — Вова — предатель. Это он тебе меня сдал? — Не говори так. Он переживает. Я... переживаю. На удивление, Гарик смеется. Как-то счастливо, беззаботно. — Тебе точно 35? — хитро прищурившись, спрашивает девушка. — Обо мне просто давно не переживали. Знаешь, когда я задерживался на работе, ты всегда встречала меня в дверях, даже если время было позднее. — Игорь рассказывает, а перед глазами всплывают картинки-воспоминания. — Сначала ругалась так, высказывала мне, что я нужен тебе здоровым, а не дерганым да в полуобморочном состоянии, но после все равно почти дотаскивала до кровати и поила чаем с жасмином, приговаривая, что сон от него сто процентов будет лучше. Ульяна смотрит завороженно. Ульяна внимает каждому слову, бережно сохраняя эти отрывки из прошлого в своем новом настоящем. — И я, на удивление, всегда спал потрясно. Только вот боюсь, что причина была совсем не в чае. — А в чем же? — В том, что ты была рядом. Сидела со мной, поглаживала по волосам, — Игорь говорит, а сердце уже почти пробивает ребра, — конечно, не упускала возможности отпустить в мой адрес пару ласковых, но... Я бы сейчас все за это отдал. Все. По щеке Ульяны скатывается слезинка. — Ты для меня — все. Поверь мне, Уль. Я... безумно тебя люблю. — Я... я помню тот день, когда ты предложил мне переехать к тебе. Игорь стоит, словно громом пораженный. В этот момент (чертов закон жанра) в зал влетают Ваня и Юля, а за ними — вся, мать его, команда Егора. — Ульяяяяна, — весело тянет Олег. — Ты команды перепутала? К нам хочешь, даааа? — Уже ухожу, — улыбается девушка нарочито-беззаботно, и, не оборачиваясь, покидает зал. Игорь судорожно выдыхает. Игорю пора поднимать руки и сдаваться. Только он к этому не привык.