В темноте

      Возвращаться в офис ФБР было непривычно и, на удивление, приятно. Нил словно возвращался домой, где давно не был. Это было странное чувство. Особенно странным оно было еще и потому, что Нил был мошенником. Разве бывшим заключенным полагается так волноваться от радости тому, что скоро предстоит вновь переступить порог отдела белых воротничков в здании ФБР?       Нил долго думал об этом в понедельник утром. Он проснулся рано и долго не мог уснуть. Понять утро ли уже или до сих пор ночь было невозможно. Долгое время проворочавшись на кровати и так больше и не заснув, Нил решил, что пора вставать. Он медленно вылез из-под одеяла, опустил босые ноги на пол, ощущая каждой клеточкой его прохладу. Осторожными шагами он добрался до ванной. Глаза ничего не видели, но тело все помнило. Поэтому спустя некоторое время довольный Нил бродил уже по своей комнате. Он старался ступать бесшумно, чтобы ненароком никого не разбудить. Это, конечно, было маловероятно здесь, но после стольких дней, проведенных в доме Бёрков, Нил привык соблюдать тишину.       Зазвенел будильник, и Нил, улыбнувшись, пошел на звук. Отключив сигнал, Кэффри осторожно опустился на кровать, посидел немного, а потом завалился на спину, раскинув в стороны руки и уставившись в потолок. Жаль, что он его не видел. Он бы нашел множество бликов и оттенков, которые оставляло на нем любопытное утреннее солнце. Он вышел бы на улицу и увидел, как невесомые лучи цепляются за листву деревьев, скачут по застекленным витринам, по лужам на асфальте. Он увидел бы, как мчатся на работу автомобили, как снуют прохожие, как пролетают над головой железные птицы. Он бы столько всего увидел. Раньше.       Нил вздохнул, непроизвольно поворачивая голову в сторону, где лежали холсты, мольберт, кисти. Сможет ли он когда-нибудь вновь что-то написать? Вчера, когда они вновь сидели здесь с Моззи, он спросил об этом. Никого конкретно. Мысли вслух. Наверно, он больше всего боялся именно этого. Что он, Нил Кэффри, не сможет больше рисовать, не сможет написать ни одной картины. Приятель долгое время не мог подобрать слов в ответ. Но Нилу они были не нужны. Он не знал, отважится ли он когда-нибудь взять в руку кисть, если зрение не вернется.       Сегодня же был понедельник. Сегодня ему предстояло вернуться в ФБР. Был ли Нил рад? Конечно, был. Почему иначе он проснулся так рано? Это был трепет. Чувство того, что скоро все встанет на свои места. А этого он хотел больше всего. Конечно, офис ФБР не повлиял бы на его физическое состояние. Однако он, определенно, должен был хорошо повлиять на душевное. Как же Нил соскучился по своему столу в офисе, по работе, по ребятам… Кэффри нахмурился.       «Это нормально?»       Спустя несколько секунд он махнул рукой на эту мысль. Это, может быть, ненормально для преступника. Но это нормально для человека. Это нормально, если у тебя есть друзья. Это нормально, если ты чего-то любишь. Кажется, Нил успел полюбить свою работу, некогда бывшую ему тягостным бременем. Может быть, не настолько, чтобы перестать мечтать избавиться от браслета, но полюбил.       — Нил? — где-то далеко раздался голос Питера.       Питер… Нил улыбнулся, принимая сидячее положение. Он полюбил эту жизнь из-за Питера. Странно, что именно федеральный агент стал для него лучшим другом («не обижайся, Мозз, ты тоже незаменим»), для него, преступника.       — Только ты можешь заставить меня передумать, — сказал Нил специальному агенту тогда. Тогда, когда хотел улететь из города. Когда думал, что может покончить с этой жизнью. «Только ты…». Нил не солгал. Он был честен в тот миг. Его слова были так же искренни, как слезы, когда взорвался самолет. Когда умерла Кейт.       Нил тряхнул головой, пытаясь отогнать грустные мысли. Образ Кейт и так часто преследовал его, а теперь, после потери зрения, это стало еще чаще. И это было невыносимо. Невыносимо знать, что ее больше нет. Видеть ее перед собой, но не иметь возможности дотянуться, дотронуться, почувствовать. Она была так же прекрасна. Но она была мертва. Это был лишь образ, от которого Нил не мог избавиться и жить дальше.       — Нил, ты в порядке? — обеспокоенный голос Питера совсем рядом. Как же Нил не заметил того момента, когда он вошел в комнату?       Нил несколько раз закрыл и открыл глаза, а потом осторожно кивнул.       — Все хорошо, Питер. Ну что? Мы едем в офис? — улыбка озарила лицо мошенника. Нил всегда умел правильно использовать свое обаяние. За своей улыбкой он мог скрыть все, даже глубокую душевную рану.       — Верно, — отозвался Питер. — Мы едем в офис. Ты готов? — Бёрк с участием смотрел в невидящие глаза друга.       Специальный агент тоже был не так прост. Пожалуй, это был один из немногих людей, кто мог видеть настоящего Нила. Не Нила Кэффри, преступника, выпущенного на свободу под ответственность бюро и на электронном поводке. Питер мог видеть в своем консультанте друга и доброго человека, который время от времени влипает в неприятные ситуации.       Сегодня от Питера тоже ничего не укрылось. Он заметил перемену во взгляде своего друга. Он видел тот миг, когда Кэффри надевал маску. Грустно выдохнув, федеральный агент решил, что лучше не стоит пытаться лезть в душу сейчас. Как это ни тяжело, но лучше дождаться, когда Нил сам решится на это. Питер не будет ни в чем ему указывать. Он просто всегда будет с ним рядом.       — Готов, — Нил поднялся на ноги и поднял голову, пытаясь обернуться прямо к Питеру. — Можно попросить тебя об одолжении?       — Если оно не связано с ограблением какого-нибудь музея, то можно, — улыбнулся куратор.       — Дай мне мою шляпу, пожалуйста.       Двое мужчин стояли друг напротив друга. На лице одного лучилась предвкушающая чего-то интересное улыбка, та, которую можно увидеть на лице ребенка, почувствовавшего, что скоро он может стать первооткрывателем невиданного до сих пор чуда. Второй же улыбался той самой улыбкой, с которой счастливый родитель встречает свое загулявшееся чадо.       «Все обязательно должно быть хорошо» — подумал Питер, протягивая Нилу головной убор.       «Главное, остаться собой» — подумал Нил, нахлобучивая на макушку шляпу.       — Ну что? Покажешь, чему тебя научили на курсах? — обратился он к помалкивающему куратору. — Только трость мне даже не предлагай, — поспешил поставить свое условие Нил. — Я хочу чувствовать этот мир, а не отбиваться от него с помощью палки.       Питер рассмеялся.       — Хорошо. Сегодня обойдемся без трости.       Захлопнулась дверь. Начиналась новая неделя. Начиналась новая старая жизнь.