Возлюби врага своего (Хроники Атреи)

«Зависит все, что в мире есть, От поднебесной выси. Но наша честь, но наша честь От нас одних зависит». Исполнитель — И. Наджиев

      — Ирау (1), красавица! — Эксклейм вихрем ворвался в зал собраний легиона, где враз стало тесно от его брызжущего через край оптимизма и массивной, бряцающей латами фигуры. — Как продвигается совершенствование и без того совершенной целительницы?       — О, привет, — тепло поздоровалась Мира, отрываясь от прочтения очередного нескончаемого свитка из кипы его собратьев, лежащих рядом с ней на приземистом столике. Девушка уютно устроилась в мягком кресле, поджав под себя ноги, и выглядела при этом донельзя очаровательной. Это зрелище никак не могло оставить храброго стража равнодушным.       Он приблизился к спинке кресла, наклоняясь над плечом лекарки так, чтобы рассмотреть поближе, что такого интересного она изучает. Но попытки продраться сквозь дебри целительских заклинаний, написанных неразборчивым почерком на желтоватом пергаменте, не увенчались успехом, и вместо этого Экс обвил плечи девушки рукой, шепча на ухо:       — Весь наш бравый отряд с нетерпением ждёт, когда же спасительница жизней присоединится к опасным и кровавым походам, в которых нам сейчас приходится отдуваться и за неё тоже.       — Но я же очень стараюсь! — воскликнула Мира, смеясь. Обернулась к нему и мягко, но настойчиво разомкнула объятия. Страж с едва заметным вздохом повиновался её желанию прекратить телесный контакт, выпрямился и прошествовал к креслу напротив. Тем временем девушка принялась рассказывать о своих успехах:       — Мне удалось поучаствовать в весьма непростом походе в пещеру Драубнир (2). Представляешь, наставник так и не смог добиться от меня решающего прыжка в пропасть, чтобы срезать путь, так что мы вынуждены были искать обходные дороги к цели нашего путешествия. Но мои самоотверженность и смелость при атаке отряда полчищами монстров способствовали тому, что ни один участник не сложил крылья, и… ты смеешься?! — вдруг обличительно сверкнула она своими дымчато-серыми глазами.       — Вовсе нет, — страж даже не пытался скрыть усмешку, так и просившуюся на уста от явно хвастливых ноток, с которыми подруга излагала историю своих свершений.       — Это мастер меня так похвалил, — Мира без лишних пояснений поняла, каковы причины для веселья, но тут же заулыбалась вслед за Эксом. — Зато! После засчитанной практики мне осталось только подтянуть теорию, и можно без сомнений сдавать экзамен на высшую степень мастерства, — девушка немного подумала и затем с явным недовольством протянула: — Хотя какая она теперь высшая, после новых открытий. Теперь придется сразу две ступени осваивать…       — Ничего, все и так отлично! — откликнулся страж. — На последнюю ступень уже вместе будем сдавать. Поскорее бы только ты к нам присоединилась, ведь мне не терпится показать тебе чудесные и цветущие земли балауров (3) во всей их первозданной красе.       Мечтательность, явно прозвучавшая в последних словах, позабавила Миру даже больше, чем неуемная гордость латника, с которой он говорил о планах показать ей Келькмарос — так, словно сам его открыл! Целительница покачала головой и сказала:       — Чудесные? А я слышала, атмосфера там ужасна для здоровья, а гулять в одиночку попросту опасно для жизни. Достоверные источники поведали мне, что если не жуткие питомцы балауров, то белокрылые враги уж точно способны значительно подпортить настроение во время «увеселительных прогулок» по просторам балаурских земель.       — Да, с прискорбием должен отметить правоту твоих слов, — деланно огорчился Эксклейм. Немного подумав, он наклонился к Мире через стол, заваленный бумагами, и доверительно сообщил: — Зато каким богатством можно разжиться, имея за плечами отряд проверенных друзей, а в руках — метр холодной стали наголо! Один только храм Удас, пристанище безумных фанатиков, чего стоит!       — Фанатиков? — с удивлением переспросила девушка. — Что за новые враги?       — О, это грозные бойцы, сумевшие навести в своем Проклятом подземном городе на юге Келькмароса такой военный режим, что ни один даэв не в силах проскользнуть тайком сквозь заслоны. Фанатики поклоняются дракановскому лорду Бритре, будь он неладен! Но есть ключик и к этим воротам, лишь бы нам собраться всем вместе... Кстати, в подземельях храма Удас нашли себе укрытие легендарные нефилимы. Эти огромные человекоподобные чудища, которым даже я по колено ростом, ремесленники от самого Айона. Ты не можешь даже представить, какие доспехи хранятся у них! Они только и ждут, чтобы мы за ними явились, презрев опасности и трудности пути.       — Так, стоп, я запуталась окончательно. Нефилимы — это ведь те мастера из глубокого прошлого, которые по велению Айона создали древнего исполина и были истреблены балаурами?       — Верно, детка, — залихватски воскликнул страж, срываясь с места и принимаясь вышагивать по комнате, словно не в силах подолгу оставаться на одном месте. — Некоторым удалось уберечься от ярости древних драканов, и они тихо сидели под землей, пока…       — Пока неугомонные даэвы не набрели на укрытие и не начали потрошить мастерские? Разумеется, только ради того, чтобы мастера не зря трудились на поприще изготовления брони, а то склады, видимо, за века забвения так и ломятся от изобилия! — заметила девушка со смехом, впрочем, ощущая, что за беззаботностью скрывается легкая досада. Как бы ей хотелось поскорее присоединиться к друзьям в их захватывающих дух приключениях!       — Ага, — весело воззрился Экс на Миру. — После того, как самые отчаянные возвратились из храма Удас и подземелий, щеголяя роскошными золотыми доспехами, ручей желающих «облегчить» участь фанатиков и нефилимов превратился в полноводную реку. Мы с ребятами тоже пытались, но в первый же поход приглашенный целитель потребовал у Санаэли (4) отдать ему трофейное магическое ожерелье, после чего наша безудержная волшебница два дня отправляла в его адрес самые гнусные проклятия. А потом заявила, что без тебя больше в Удасы ни ногой.       — Представляю, как она расстроилась, — Мира с теплотой вспомнила изящную фигурку подруги и её совсем не вяжущийся с хрупкой внешностью бешеный темперамент.       — Не то слово, — распалился Экс. — А Боди как чудит! Перед каждым выходом из крепости Келькмарос поднимает глаза к небу и с миной бродячего проповедника на лице заклинает Айона дать тебе возможность поскорее присоединиться к нам. Иначе, мол, вместо тех немногих целительских заклятий, доступных чародею, он будет раздавать каждому из нас оплеухи, включая неуемно агрессивного стража (это обо мне) и вертлявого, словно гигантская сороконожка, ассасина (про Фьюри).       Мира немедленно расхохоталась, представив себе картинку рассказанного, а страж продолжил немного виновато:       — Конечно, я его понимаю. Каждый раз, когда мне хочется аккуратно притянуть удочкой (5) одного монстра, на нас набрасывается с пяток его товарищей! Боди просто не успевает исцелить нас от ран, хоть и крутится волчком. А Фьюри, с его прыжками за спину, неизменно выпадает из поля зрения чародея и мастерски уворачивается от целительских заклинаний. Что, учитывая его легкие доспехи, заканчивается весьма плачевно. Убийца лишь горестно вздыхает и не устает повторять, что если ты вскоре не вернешься к нам, он спустит все кинары на целительство души, чтобы избавиться от последствия воскрешений у кибелиска, и вконец разорится...       — Бедненькие, — впечатлилась девушка настолько, что на глаза навернулись непрошеные слёзы. — Я очень постараюсь сдать этот долгожданный экзамен с первого раза и тогда командующие не посмеют запретить мне отправку в Келькмарос.       — Но-но, не раскисать! — чутко уловил страж перемену настроения Миры. С её добротой и способностью к состраданию неудивительно, что целительница восприняла жалобы друга близко к сердцу. Экс не имел цели расстроить пепельноволосую лекарку, поэтому добавил: — Я рассказываю тебе обо всех не для того, чтобы испортить настроение. Просто знай: ты нужна своим друзьям и без тебя нам плохо...       — Мне без вас тоже... Очень, — улыбнулась Мира с оттенком той неуловимой грусти, которая слишком часто сопровождала её сейчас даже в минуты веселья. Где-то далеко, в глубине души, застыла холодная глыба безнадежности, и, как целительница ни пыталась сделать вид, что всё прекрасно, там, внутри, царила тоска по утраченному навек счастью.       — Ладно, — подытожил Экс. — Ты готовься, не отвлекайся, а нас ждут на осаде Запечатанной башни в землях балауров. Представляешь, элийцам мало Ингисона, они и на нашу сторону забираются, негодяи! Но мы стоим крепко и крепости свои ни белокрылым, ни балаурам не уступаем. Кстати, нужно будет показать тебе одно удивительное местечко: магический вход в него как раз расположен в крепостях Келькмароса.       — Не сомневаюсь, что твое удивительное местечко так и кишит зубастыми тварями, обожающими рвать когтями любое живое существо, — ответила девушка с задором, выталкивая непрошеную грусть на задворки сознания. Она настолько привыкла не вспоминать, что сделала это почти машинально, оберегая тепло своего сердца от ледяных уколов боли.       Эксклейм, который уже подошел к двери, картинно задумался над последними словами подруги, приложив пальцы ко лбу, и, наконец, кивнул, словно нехотя соглашаясь. Но глаза его при этом так и лучились искорками веселья:       — Да, дорогая. Ты права, у меня своеобразный взгляд на окружающий мир, и, чем «зубастее» он, тем больше шансов показать свою доблесть! Надеюсь, скоро ты сама оценишь так сказать, воочию, все прелести и Келькмароса, и Ингисона, куда мы частенько ходим тайными десантами.       — Ну уж не сомневайся, — фыркнула Мира, прежде чем попрощалась: — Удачи!       — Адьйос, подруга! — страж взмахнул рукой и умчался, оставив девушку наедине и с уже изученными вдоль и поперёк, и еще не прочитанными учёными свитками.       Она честно пыталась вникнуть в смысл заклинаний, теоретических выкладок, стратегий и тактик боя целителя с разнообразными противниками, но в сознании не откладывалось ни строчки, и, спустя некоторое время бессмысленных попыток сосредоточиться, девушка просто закрыла глаза, чтобы скользнуть в вопоминания. Не те, запретные и горькие, словно полынь, что обжигали сердце, о которых она запрещала себе думать, хоть это и не всегда удавалось. А совсем другие, связанные с событиями, которые произошли в её жизни не «до», а «после».       Мира снова и снова мысленно возвращалась к моменту, когда ей, такой сильной духом, решительной, мужественной, — качества, которые целительница старательно взращивала в себе, частенько анализируя не только поведение окружающих, но и собственные поступки, относясь при этом к самой себе намного строже, — ей просто не хотелось жить. И только друзья смогли победить странное оцепенение, зажечь свет в потухших серых глазах и заново научить улыбаться, несмотря на холод, поселившийся в душе.       Пока она пребывала в пучине тоски, мир расцвел новыми событиями. Грандиозными и эпохальными, ведь открытие земель балауров, возможность исследовать тайные места, где драканы хранили древние артефакты, прикоснуться к их взлелеянному веками могуществу было шансом для народа Асмодеи победить врагов в вековечном противостоянии. Только присутствие элийцев на другой половине обители балауров омрачало радость и ликование асмодиан. И здесь враги поспели! Война всех против всех, развязанная в Бездне, перешла вместе с двумя расами на исконные земли драканов: иначе и быть не могло, ведь причиной всему выступала ненависть. Смутные россказни про обломки Башни Вечности, несущие смерть, остались призраками истории, а война продолжалась: война, которую никто и никогда не мог выиграть.       Когда пепельноволосая целительница вернулась из Абисса, она не нашла в себе сил ни присоединиться к всеобщему торжеству, воцарившемуся в Асмодее, ни даже услышать о новых открытиях. Вихрь перемен, охвативший чернокрылых даэвов, не смог развеять пожар, в котором сгорала Мира.       Целительница забилась в самый дальний уголок крепости Белуслана — её разрушенный эфирный щит как нельзя лучше отвечал внутреннему состоянию девушки. Пыталась привыкнуть, а, может, и приручить боль — огромную всепоглощающую боль потери, когда кажется, что больше незачем жить, что всё вокруг — никчемно. Да, Мира не могла кривить душой прежде всего перед самой собой: сделанный выбор был единственно правильным и ни о чем жалеть она не может. Но цена, которую девушка заплатила за свои честь и достоинство, за возможность прямо и открыто, с высоко поднятой головой смотреть в глаза своим соплеменникам, была высока.       Пучины отчаяния поглотили лекарку с головой. Она не знала, что любовь умирает так страшно, что отказываться от личного счастья раз и навсегда так тяжело. Пусть прикрываясь святыми идеалами справедливости. Но даже они не принесут ни тепла, ни блаженного покоя. Непосильная ноша, невыносимая пустота в сердце.       Мира то рыдала навзрыд, то умолкала и невидящими глазами смотрела в сумрачное небо Асмодеи. Глазами, в которых слёзы смешивались с болью:       «Ты видишь, Айон, какие страдания выпали на долю детей твоих? Ради того, чтобы был мир и была жизнь, мы ведем войну. Но как любить в этом мире, о пресветлый? Как же жестоко — любить в этом мире...»       Воспоминания безжалостно терзали измученную душу. Бережно хранимые, вопреки всем доводам рассудка, они должны были явиться благом — единственным, что осталось у целительницы, — но стали проклятьем. Слишком сильной была горечь потери, слишком пустой стала жизнь. Бессмысленной.       Не один день должен был пройти, чтобы Мира решилась покинуть свое одинокое убежище, чтобы научиться несмело улыбаться и снова разглядеть краски окружающего мира, который до той поры разливался вокруг сплошной серостью. И в этом ей помогли друзья. Несмотря на тотальную занятость и переполох, связанный с землями балауров, бесчисленные вылазки, десанты и походы, они чувствовали свою ответственность перед пепельноволосой целительницей, запутавшейся в сетях одиночества. Нет, она не была одинока.       Как в тумане, девушка двигалась и дышала, когда отряд сумел вытащить её в боевой поход на балауров легиона Бакрама. Словно закутанная в глухое покрывало тоски, она принимала искренние извинения Эксклейма, с которым конечно же, помирилась, и тесную дружескую компанию этот опыт, казалось, сделал еще крепче.       С помощью то ли ассасина, то ли чародея, к Мире вернулось доверие легиона. Она совсем не думала о том, лелея израненное сердце, но смогла убедиться во всепрощении на торжественном собрании легионеров, посвященному отправке в Келькмарос.       На изломе времен, с открытием новых земель, Империя Теней имела далеко идущие планы, связанные с этим: большинство легионеров оставались в Асмодее, но самые опытные во главе с легатом, вместе с потоком других жаждущих славы и добычи асмодиан, собирались служить в землях балауров. Конечно же, оставлять основной состав легиона без присмотра командного состава было бессмысленно, а привязать к Асмодее приказом кого-то из бывших центурионов, а ныне адьютантов, — подобно ссылке.       Поэтому Аваддон многих отметил наградами и поощрениями, не обойдя вниманием застывшую механической куклой целительницу. Легат смотрел на девушку проницательным и немного грустным взглядом, и то ли понимал, то ли мягко укорял. Он многое повидал на своем веку и был мудр, этот суровый с виду целитель в черном плаще, и история, поведанная Фьюри с оговорками о страшной секретности, не стала для Аваддона чем-то из ряда вон выходящим. Но «девочку надо спасать», как выразился он в итоге, и провозгласил её центурионом. На свой лад попытался дать смысл двигаться дальше.       Будь Мира тогда хоть немного заинтересована в происходящем, она бы заметила, какой гордостью сверкали глаза Экса, когда для нее огласили повышение. Ведь страж ходатайствовал об этом перед легатом, как командир отряда, в попытках загладить свою вину перед подругой. Конечно же, Аваддоном двигали не только такие мотивы, как поддержка в трудную минуту или личная просьба легионера, но это должно было оправдать себя потом: ежедневным трудом и немалой долей ответственности, с чем девушка не имела права не справиться.       Прием в легион, помощь новичкам, организация походов и поддержка в развитии — только малая часть круга обязанностей, которые свалились на новоповышенную целительницу. И она поначалу никак бы не справилась, если бы не помощь родного отряда.       А компания друзей неожиданно пополнилась новыми лицами. В жизнь ребят ворвалась очаровательно-хрупкая волшебница с темпераментом карманного тайфуна и веселым, неунывающим нравом. Она настолько органично влилась в коллектив, что через несколько дней уже казалось, что Санаэль была рядом всегда.       Другим участником отряда Эксклейма стал заклинатель Энтони (6), один из старожилов легиона, который больше всего любил пропадать в секретных исследовательских миссиях, мотаясь по всей Атрее, и поэтому в лицо его знали немногие. Маг стал все чаще присоединяться к ребятам в многочисленных походах, и мало-помалу ему так понравилась душевная дружеская компания, что он был официально включен в списки.       Сей противоречивый субьект являлся весьма неординарной личностью, что начиналось сразу с облика. Тони, как ласково называли его друзья, мог с лёгкостью потеряться на фоне даже самого мелкого из своих элементалей, отличаясь совсем маленьким ростом. Но при том, маг с лихвой компенсировал этот факт острым языком и склонностью саркастически комментировать всё, что представляло хоть мало-мальский интерес для его цепкого ума.       Когда целительница окончательно решилась прервать свое добровольное отшельничество, её приняли настолько тепло, что Мира почувствовала, как дает трещину ледяная скорлупа, сковавшая сердце. Даже новые знакомые, которым, казалось, не должно было быть никакого дела до трагических происшествий в жизни девушки, всячески тормошили её, не давая снова окунуться в уныние. Боди, иногда в ущерб пользе дела, так только тем и занимался, что всячески пытался вызвать улыбку на застывших, печальных устах целительницы, а когда слышал звонкие переливы её смеха, пусть и не такого беззаботного, как раньше, то щурился, словно довольный киллос перед телом добычи.       Фьюри, напротив, несколько отдалился от девушки, за что она в который раз не уставала мысленно благодарить его. Слишком тесно был связан убийца с тем, о чем Мира пыталась забыть. Слишком больно было осознавать, что у других осталась хотя бы иллюзия того счастья, которое целительница потеряла навек. Фьюри был достаточно мудр, чтобы понять все, и понять — правильно. А чуткую заботу над совсем потерявшейся в горе девушке принял страж.       Каждый из друзей вынес из этой грустной истории урок, а Эксклейм — особенно. Отчаянный балагур и отъявленный храбрец, безапелляционный в суждениях, скорый на расправу, он вмиг возмужал, глядя на бледную тень той, которая, чего уж греха таить, слишком часто появлялась в его самых сокровенных мечтах. Мира никогда не видела стража таким растерянным, как сейчас. И помыслить не могла, что друг способен на столь глубокое сочувствие. Нити особого доверия, вдруг протянувшиеся между ними, однажды позволили девушке открыть Эксу душу, не боясь оказаться непонятой.       После чего ей стало хоть немного, но легче.       А Эксклейм только в бессилии стискивал рукоять меча — привыкший к решительным действиям, сейчас он не мог сокрушить бесплотные призраки. Стражу пришлось учиться приходить на помощь не сталью, но словом, и ему это подчас удавалось, с каждым днём всё лучше.       Проходило время, и жгучие струны боли в душе у целительницы звучали все тише. Да, она знала, что никогда не забудет случившегося, но могла уже заставить себя не вспоминать, не ворошить ежеминутно горькие мгновения, запечатлевшиеся в памяти. Друзья всегда были рядом, пусть незримо. И, несмотря на то, что долг, бывало, закидывал их совсем уж далеко от пепельноволосой подруги, они были, и жизнь понемногу обретала смысл. Появлялись новые боевые испытания, решались связанные с ними трудности. Заживали раны, покрываясь коркой серой грусти. «Единожды избрав свой путь — пройди его до конца», — сказал кто-то из древних, и Мира упрямо шла вперед. С мужеством и решимостью, присущими ей, как настоящей асмодианке. И, возможно, как настоящей женщине тоже. 1. Ирау — это старинное доброжелательное приветствие асмодиан, корни которого уходят в глубину веков. По легендам, слово произошло от имени эфирного стража, которого так и звали: Ирау. У элийцев аналогом приветствия служит слово «расефиэль». 2. Пещера Драубнир — обитель балауров на северо-восточной окраине Белуслана, жилище драконидов, нагов и других балауров. Вокруг пещеры расположены земли, которые захвачены балаурами легиона Бакрама, командир которого, по имени легат Бакрама обитает в самом сердце оккупированных земель, в самой пещере. 3. См. Глоссарий к части 4. 4. Санаэль — прототипом послужила чудная волшебница, легионер Империи Теней, а главное — подруга, с которой нам даже удалось повстречаться в реале. Она стала еще одним полноправным участником веселого отряда под предводительством Эксхьюмеда. Известна под ником Аданаэль, и этот «тайфунчик» вы должны были хоть единожды повстречать на просторах Атреи! 5. «Удочка» (разг.) — умение стражей, которое в канонах называется Перехват. Позволяет притянуть магическим щупом выбранную цель на достаточное для немедленной атаки расстояние. 6. Энтони — прототипом послужил добрый друг, легионер Империи Теней. Ему можно присвоить первое место по мультиводству, столько у него было персонажей! Но самым первым, главным для меня, остался все же заклинатель Анимус, под которым он начинал играть в Айон. Чудесный товарищ, приятный собеседник, да просто хороший человек, с которым всегда было легко и тепло — смеяться, грустить и просто беседовать «за жизнь».