Сезон дождей

Лэнг захлопывает за собой дверь лаборатории, закрывает ее на ключ и идет к рабочему столу. Они считают его бесполезным… — эта мысль скребет и когтит его изнутри. Горько и противно, как железом по стеклу. Знакомое чувство: Хоуп тоже вначале смотрела на него как на говно. Но он им всем докажет. Покажет, на что способен. Он чувствует себя почему-то очень одиноким. Клинт и Сэм — они другие. У них между собой много общего, начиная хотя бы с того, что оба были Мстителями, пока раскол не отправил их в досрочную отставку. У них за плечами — добрая половина горячих точек земного шара, сотни смертельно опасных заданий. Они — крутые. А он, Скотт? Что из себя представляет он? Мелкий уголовник, возомнивший себя героем? Лэнг заходит в ванную, плещет себе холодной водой в лицо, смотрит в глаза своему отражению — потемневшее от загара и усталости худое лицо, ввалившиеся щеки. — Истеричка, — зло говорит он себе. — А ну подобрал сопли и за работу. И он терзает код до полуночи, пока висок не начинает болезненно ныть, а строчки — расплываться перед глазами. Сохраняя результаты работы, он чувствует толчок тревоги под ребрами: прошло пять с лишним часов, как там Бартон? Если бы ему стало хуже, наверное, Скотту бы сообщили, его бы позвали. А может быть и нет. В любом случае, он не может лечь спать, пока не проверит, как там этот мудак. Скотт крадется по коридору медблока и чувствует себя круглым дураком. Ничего, ему не привыкать. Он проскальзывает мимо поста, где дремлет дежурная медсестра, и осторожно заглядывает в палату Бартона. На секунду пугается, но потом понимает, что Клинт уже не без сознания — он просто спит, накачанный лекарствами. Мониторы успокаивающе мерцают зеленым светом в темноте, бросают отсветы на спокойное лицо. Лэнг прислушивается — Бартон дышит ровно, глубоко, почти бесшумно, как и полагается здоровому спящему человеку. — Мистер Лэнг, что вы здесь делаете? — от неожиданности он слегка приседает, сзади стоит медсестра, крупная негритянка, грозно упершая руки в бока. — Я… уже ухожу. Просто хотел… проверить. Она утомленно качает головой и сердито шепчет: — С ним уже все в порядке. Просто дайте ему поспать. Что за люди — одного отсюда еле выгнала, так тут же является второй. Мистер Лэнг, немедленно покиньте больничный отсек. — Хорошо-хорошо, — он поднимает руки в знак того, что сдается. *** Ночью ему снятся ошибки в коде, цифры танцуют в его голове, превращаясь в запахи. Из-за ошибки муравьи получают не ту команду и надвигаются на него — огромные, злые, щелкают мандибулами, пытаясь разорвать его на части. Утром, не умывшись, Лэнг бросается в лабораторию — перепроверять свою работу. Кто-то стучит в дверь — он не открывает, вспоминает об этом через полчаса, находит в коридоре под дверью поднос с едой. Он ест что-то — не помнит, что — и снова склоняется над клавиатурой. К вечеру он заливает в микрокомпьютер передатчика новые коды и некоторое время тупо сидит, глядя в стенку. Пора проверить их в деле, но ему немного страшно. А вдруг он и здесь облажался. Потом он вздыхает, решительно встает, достает контейнер с огненными муравьями, нацепляет на ухо передатчик и выпускает пару насекомых из коробочки. Он и не замечает, что вцепился в край стола — сильно, так, что пальцы побелели. Он пристально смотрит на двух насекомых на белом лабораторном столе. Сосредоточиться. Очистить сознание от всех мыслей о возможных ошибках в коде, о разных там мудаках, обо всем, что может помешать. Отдать четкий и сильный приказ. — Давайте, детки, спляшите для папочки джигу, — шепчет он. Два муравья сначала ползут вперед, потом, повинуясь команде, поворачивают направо, потом налево, потом… сцепившись передними лапками, начинают подскакивать на месте. — Есть! — Лэнг в восторге колотит кулаком по столу. — Идите-ка отдохните и поешьте, вы заслужили. — Он загоняет насекомых в контейнер и сыплет туда щепотку сахарного песка. Глядя, как «детки» набрасываются на еду, он вдруг сам чувствует приступ зверского голода. Он смотрит на часы — восемь вечера — черт! Время ужина уже прошло, и он пропустил сегодняшние процедуры — теперь Джейн точно оторвет ему голову. Надо дойти до столовой, разжиться хотя бы тостами, кофе и парочкой кексов. В коридоре по дороге в столовую его догоняет сильное головокружение. Ноги трясутся, словно желе — он хватается за стенку, сползает на пол, сидит там, некоторое время даже не пытаясь подняться. Ого, — он растирает лицо ладонями и обнаруживает на ладонях кровь. Ни фига себе, — у него кровь из носу пошла. А ведь он пытался управлять сегодня только парой муравьев. «У меня раньше получалось, и теперь тоже получится. Надо просто потренироваться», — упрямо думает Скотт, поднимаясь на ноги. Он им всем еще покажет. *** На следующее утро он идет сдаваться в медблок, ожидая, что сейчас ему влетит от Джейн. Рыжая докторша сердито постукивает карандашом по столу, разговаривает с ним холодно, но зла она явно не на него, с облегчением понимает Скотт. Кажется, гроза пройдет стороной. — Идите в десятый блок, там как раз свободна установка клеточной регенерации. Сегодня назначаю вам двадцать минут. Потом сделаете МРТ грудной клетки, хочу проконтролировать, как идет заживление трещин, — отрывисто говорит Джейн. — Скажите, а как там Клинт Бартон? К нему можно заглянуть по дороге? Джейн с треском ломает карандаш. — Мистер Бартон… самовольно покинул медблок сегодня утром. Просто взял и ушел. Сказал, что ему надо проводить тренировку, — у нее от возмущения перехватывает дыхание. — А когда я сказала, что запрещаю ему покидать палату, он… просто… просто… Лэнг подается вперед. Вот теперь он по-настоящему заинтригован. — Он просто — что? — Просто погладил меня по голове, как ребенка, и вышел из кабинета, черт его дери! — взрывается Джейн. «Да я бы лучше подергал за хвост тигра-людоеда», — думает Лэнг.  — Ваш командир… просто невозможный человек. Я-то думала, что хуже, чем вы, пациентов не бывает, мистер Лэнг. Но Бартон… он просто… у меня даже слов таких нет! В следующий раз я просто прикую его к койке! — У меня тоже нет таких слов, — сочувственно кивает Скотт. — Как же я вас понимаю. Но учтите, если вы его прикуете к койке, он сбежит еще быстрее. Он отворачивается, чтобы скрыть улыбку, предательски трогающую его больные, растрескавшиеся губы. *** Бартон дотащился до столовой только к концу обеда. Утренняя тренировка для снайперов на природном рельефе далась ему тяжело: от жары перехватывало дыхание, и забираясь на скалу, чтобы залечь там с пейнтбольной винтовкой, он чуть не сорвался. Может быть, рыжая докторша и была права, когда говорила, что ему еще несколько дней надо оставаться в медблоке, но кто сделает за него все дела? Ладно, он как-нибудь перетопчется, время не ждет. Он мысленно еще раз пробежался по списку сегодняшних дел, отмечая выполненное: тренировку провел, вечерний инструктаж для рейнджеров назначил, доклад для ТʼЧаллы составил. Пантера был за границей, улетел с дипломатическим визитом, так что Бартон сдал подробный рапорт о ритуальных убийствах Стиву. Роджерс стал военным советником при короле, он позаботится, чтобы отчет попал на стол ТʼЧалле как можно быстрее. Он по привычке медлит на пороге, быстро окидывая взглядом столовую. Первый и третий взводы рейнджеров — здесь, второй все еще на патрулировании, но вернется к вечеру, как раз к брифингу. За столиком у дальней стены Сэм и Ванда увлеченно разговаривают о чем-то. Редкий случай: Ванда нечасто бывает на базе, она целыми днями пропадает в Институте исследования возможностей мозга в столице. За отдельным столиком слева сгорбился Скотт, транслируя всему миру сигнал «Не влезай — убьет» и тыкая вилкой в котлету с таким ожесточением, будто та была его кровным врагом. На ухе у Лэнга Бартон замечает передатчик. Надо спросить, как у него дела с муравьями. Да и вообще — надо поговорить. Судя по коротким обмолвкам Сэма — и по тому, что Лэнг так ни разу и не заглянул к нему в медблок — Скотти здорово обиделся. Бартону не нравится, когда какие-то серьезные вещи остаются непроговоренными в команде, которой он доверяет свою жизнь. А еще больше ему не нравится видеть обычно веселого, неунывающего Скотта таким — замкнутым и ощетинившимся. Садясь за стол к Сэму и Ванде, он почувствовал легкий укол вины. Надо поговорить с Лэнгом. Сегодня же. Мудак. Он потряс головой. Закрыл глаза. Еще раз открыл. Черные точки, мельтешащие у него перед глазами, определенно, на пару секунд сложились в это слово. И снова рассыпались. Все, привет, допрыгался до галлюцинаций, Джейн была права, надо идти сдаваться обратно в медблок. Похоже, он недооценил пост-эффекты яда. — Твою ж дивизию, вы только посмотрите! — выдохнул Сэм, тыкая пальцами в написанное перед ним на столе «сукин сын». — Это муравьи! Ванда взвизгнула и подскочила из-за стола. Черные точки на столе рассыпаются, смешиваются и перестраиваются прямо рядом с тарелкой Бартона во фразу «Приятного аппетита». Он поворачивает голову и пристально смотрит на Скотта, с ухмылкой наблюдающего за ними. Скотт из-за соседнего столика видит, как Бартон довольно улыбается краем рта. — Мне кажется, — говорит Клинт Сэму и Ванде, — в нашей жизни в ближайшее время будет очень много муравьев. — Лучше бы он москитами научился управлять, — ворчит Сэм. — Больше пользы было бы. — А можно, в моей жизни их не будет? Не люблю муравьев, — вздыхает Ванда. — Боюсь, что нельзя, — Бартон поднимает голову и застывает на месте. — Ванда, — очень спокойно говорит он, — быстро пересядь. И в этот момент живая гирлянда муравьев, медленно опускающая с потолка великолепный цветок тропической орхидеи, отрывается и вместе с цветком падает прямо на Ванду. Все осветительные приборы в столовой взрываются одновременно, искры летят фонтаном, трещит и коротит проводка, кричат люди. Лэнг из-под стола слышит, как Бартон, перекрывая весь этот шум, орет: «Без паники! Все под контролем». Он осторожно выглядывает из-под стола. Паника в столовой утихает. Клинт успокаивающе обнимает Ванду за плечи, а Сэм галантно отряхивает с нее последних муравьев, поднимает с пола и подает цветок. — Скотти! — Ванда похожа на прекрасную разъяренную львицу, глаза у нее так и сверкают, и это на самом деле пиздец как страшно. — Еще один гребаный раз на меня свалятся твои муравьи… — Ванда, — он медленно поднимается из-за стола, — я просто хотел сделать тебе приятное… — Лучше беги, Скотти, — хмыкает Бартон. Скотт вылетает за дверь с такой скоростью, будто за ним гонятся все демоны ада. *** Мудак. Черные точки на столе выстраиваются в это слово на пару секунд — и разбегаются прежде, чем кто-то еще, кроме Бартона, мог бы это заметить. Клинт с трудом подавляет желание рассмеяться, прямо посреди инструктажа для рейнджеров. Скотт — невозможный, — с облегчением думает он. Лэнг Разгневанный, Лэнг Мстящий нравится ему гораздо больше, чем Лэнг потерянный и несчастный, обозленный на весь мир. И это все слишком напоминает ему, как некто Фил Коулсон, куратор молодого, но многообещающего агента, не обходился ни дня без сюрпризов, в сравнении с которыми ругательство, написанное муравьями на столе — это еще цветочки… Он выныривает из воспоминаний и бросает на Лэнга короткий, но выразительный взгляд. Скотт, забившийся в угол на галерке, прикусывает губу, чтобы не засмеяться. — Итого. С завтрашнего дня мы переходим на усиленное патрулирование сдвоенными командами. Отчитываться на маршруте раз в полчаса. Новый график будет готов сегодня к полуночи, — резюмирует Бартон, бесшумно прохаживаясь по аудитории туда-обратно. — Бронежилеты, защитные перчатки, кевларовая защита шеи и ног — обязательны к ношению. Раздается дружный стон. — Никаких возражений. Это не самое неприятное, что вам предстоит, — Бартон разворачивается лицом к рейнджерам, тяжело смотрит на них пару секунд. Шум утихает. — Наши медики уже разрабатывают антидот к яду томба, но работа движется медленно. Мы не можем столько ждать — риск слишком велик. Поэтому каждому из вас по очереди придется получить естественный антидот — быть укушенным огненным муравьем. Благо, далеко ходить не надо. У мистера Лэнга есть пара десятков, и они слушаются его, как дрессированные. Шум вспыхивает с новой силой, все оборачиваются к Скотту, глядят на него — кто с опаской, а кто и вовсе с суеверным страхом. Лэнг выглядит… слегка обалдевшим. Такого он явно не ожидал. — Я знаю, что это больно, — говорит Бартон в ответ на протестующие выкрики. — Но умирать от томба — еще больнее. Поверьте мне. Я пробовал и то, и другое. Когда гомон наконец утихает, Бартон останавливается, заложив большие пальцы за пояс и задумчиво смотрит на несколько десятков крепких чернокожих ребят в камуфляже. — Теперь у меня к вам вопрос, парни. Кто может мне рассказать про Мертвых Богов? Ответом служит молчание. У молчания может быть много оттенков, — понимает Бартон, — от потрясенного до опасливого. — Я не понял. Здесь же все вакандийцы и более того, есть местные? Несколько кивков. — Мне нужно. Знать. Все. Про Мертвых Богов, — с нажимом говорит Бартон. — Вы сами понимаете, что эти… убийства… как-то с ними связаны. Возможно, есть вещи, которые все вы знаете, но не знаю я. Вещи, которые помогут нам прекратить все это. Мне нужно, чтобы кто-то рассказал мне все, что знает про Мертвых Богов. — Не стоит именовать их… — чей-то опасливый голос. — Я не боюсь называть никого из своих врагов по имени, — спокойно и даже как-то скучно, как будто констатируя очевидный факт, говорит Бартон. Еще несколько секунд шушуканья, и откуда-то из задних рядов выталкивают молодого парня — высокого, худого, смущенно улыбающегося. — Он расскажет все. Он новичок и местный, ему и отдуваться. — Хорошо. Ты, парень, останься, остальные могут идти. Бартон на секунду задерживает взгляд на Сэме и Скотте — те кивают и тоже остаются. Остальные толпятся в дверях и, кажется, рады возможности свалить отсюда побыстрее. *** — Ты новичок? Как тебя зовут? — Нана Боку, сэр. Я на базе всего две недели. — Ты местный? — Родился в деревне Чонда. Закончил школу и колледж в столице, отслужил в армии, закончил сержантские курсы с отличием. По конкурсу прошел в рейнджеры. — Отлично, Нана. Скажи мне, — Бартон с любопытством щурится, разглядывая лицо парня, сидящего напротив, — а почему все избегают разговаривать о Мертвых Богах? — Ну-у… — парень чешет в затылке. — Во-первых, это стыдно. А во-вторых, это опасно. — Стыдно? — Это… та часть нашей истории, о которой не очень приятно говорить, сэр. — Почему? — Представьте, что еще сто лет назад в вашей родной стране многие поклонялись богам, требовавшим человеческих жертвоприношений. Вера в Мертвых богов была очень распространена по всей стране. Жертвы приносили повсеместно. И это не тот факт истории, которым можно похвастаться, сэр. В тот период Ваканды как таковой еще не было, как страны. Всюду шли межплеменные войны, резня за резней. И закончилось это только при деде нынешнего короля, который объявил культ Мертвых богов вне закона и начал преследовать их приверженцев. Они отступали все дальше и дальше в джунгли, вели партизанскую войну. У них оставалось все меньше и меньше приверженцев: молодежь уже не хотела поклоняться Мертвым. Молодежь хотела жить, заполняла школы и колледжи, ездила учиться за рубеж, переселялась в города… В общем, этот культ почти исчез, сохранился только в самых глухих местах, да и то, им боялись поклоняться открыто, и уже очень давно не приносили человеческих жертв. — Их поклонников можно как-то отличить на вид? Может, они носят какие-то амулеты, делают татуировки, еще что-то? — Нет, никак. Они выглядят как обычные люди. Эта их «вера» не требует каких-то явных знаков или ритуалов. Она как какая-то заразная болезнь, может поразить даже нормального человека и до поры до времени никак внешне не проявляться. Это может оказаться твой знакомый или даже друг — тот, о ком ты бы никогда не сказал, что он поклоняется Мертвым богам. — А зачем богам нужны жертвы? — не удержался Сэм. — Ну то есть, вот эти все сердца… едят они их что ли? — Считается, что Мертвые Боги не могут постоянно быть в этом мире. Он слишком живой для них, он им неприятен и ненавистен. Они пребывают во сне за Гранью Миров. Но их можно пробудить и призвать в наш мир. — Жертвы — они для этого? — уточнил Бартон. — Да. Два раза в год, в межсезонье, грань между мирами истончается. И если очень сильно позвать — Мертвые боги могут прийти, — закончил Нана почти шепотом. — То есть сейчас кто-то пытается призвать этих гипотетических… богов? — Да. Только они не гипо…те… тетические, — Нана запнулся. — Они существуют. На самом деле. И потому о них лучше много не говорить. Если они придут… они могут отомстить тому, кто рассказывает о них чужим. — Ну ты же образованный человек, в колледже учился, в армии служил, — не выдержал Лэнг. — Ты же понимаешь, что это все чушь и суеверия, которых не стоит бояться! — Может и суеверия. Но Мертвые Боги правда существуют, — упрямо покачал головой Нана. — Послушай, парень, — Бартон опустил ему ладонь на плечо. — Я в своей жизни уже сталкивался с богами. И вот что тебе скажу: нет такого бога, которого нельзя было бы убить. А если ему и мертвому не сидится спокойно — убить второй раз. Я уже стрелял в богов — и если будет надо, смогу выстрелить снова. Ничего не бойся. Если они и явятся, мы отправим их обратно на тот свет. *** — Клинт, ты серьезно, насчет богов? Ты и правда веришь, что под этими байками есть какая-то реальная основа? Да ладно! — Я не спец по эзотерике, — пожимает плечами Бартон, — но парня надо было как-то успокоить. На самом деле, я тоже думаю, что это просто какое-то дикое местное суеверие. Но нам нужно узнать об этом культе все, что возможно. Потому что, суеверие не суеверие — а у нас есть пять трупов, и возможно, их станет больше, и с этим надо что-то делать. Они стоят на балконе втроем, курят, смотрят в алый африканский закат, молчат о самом важном. — Скотти, — решается Бартон. — Я вижу, ты уже перекодировал передатчик. Должен сказать, у тебя потрясающе получается с муравьями. И такой быстрый прогресс… Скотт, опершийся на перила, досадливо дергает плечом, что, наверное, должно означать: «отвали от меня, не хочу ничего слышать». Сэм негромко, но раздраженно и непримиримо фыркает, что должно означать: «на обиженных воду возят». — Скотти, ты умеешь делать много вещей, которые мне и Сэму всегда будут недоступны. Уникальных вещей. Но если ты опять подставишься, я опять отправлю тебя лечиться. Как и Сэма. Как и ЛЮБОГО из бойцов. Даже несмотря на то, что ты — это ты, — жестко говорит Клинт, и Скотт поворачивается к нему с таким потрясенным выражением лица, как будто ему не то врезали по голове, не то только что присудили Нобелевскую премию. Или и то и другое одновременно. «Любого из бойцов?» Так его не считают бестолочью? — Ну что ты смотришь на меня? Кстати, я бы на твоем месте извинился перед Сэмом. Что бы ты там ни думал о его профессионализме, он все-таки меня спас, — бросает Бартон, затягиваясь. — Черт тебя дери! Лэнг, ты что себе позволяешь? Муравьи на стенке рядом с Уилсоном выстраиваются в надпись «Сэм, мы тебя любим!» — А ну-ка, прекратил, немедленно! Скотт молча улыбается, цепляясь за перила, потому что у него от перенапряжения сильно кружится голова. Муравьи перестраиваются в «Хорошо, Сэм, мы к тебе равнодушны!» — Клинт, а как… насчет… тебя самого? — тихо говорит Лэнг. — Как насчет твоей мудаческой привычки лезть в самое пекло? — Должны же у меня как у командира быть свои привилегии, — коротко отвечает Бартон, и что-то в его тоне дает понять, что дальше эту тему он обсуждать не намерен. — Кстати, вы слышите, кажется, к нам вертолет. И может, не один. Они прислушиваются к дальнему, на грани слышимости, звуку. Звук крепнет, нарастает, и вот они уже видят три вертолета, заходящие на посадку: один гражданский, с флагом Ваканды на борту, и два военных Black hawk в сопровождении. — К нам пожаловал кто-то важный, — констатирует Сэм, выбрасывая окурок.