Сезон дождей

— Инстинкт самосохранения, говоришь? Не, не слышал. А ты? — ехидно парирует Скотт. В его глазах, хоть ему и больно, пляшут озорные искры. Бартону хочется схватить его за шиворот и встряхнуть, как щенка. Или пристегнуть к себе наручником и никуда не отпускать. — Ладно, — говорит он, пристраивая аптечку на место. — Значит, так. Я не могу оценить, насколько у тебя повреждены связки голеностопа — нет, Скотт, они всегда при вывихе страдают, вопрос насколько, — пресекает он протесты Лэнга на корню. — Это должны определить врачи. Но одно я могу сказать точно: на ногу тебе сейчас наступать нельзя. — Что делаем? — поднимает голову Лэнг. — Вертолет здесь не сядет: нет площадки. Так что пакуйся-ка в костюм. Придется тебе попариться в нем немного. Поедешь у меня на плече. Доберемся до рудника «Чарли», я вызову вертолет, тебя доставят на базу и сдадут медикам. Вот черт. Он хотел быть полезным, а в итоге оказался балластом. Еще и ногу подвернул, как идиот. Лэнг чувствует, как щеки заливает мучительный жар, отворачивается, упирается руками в землю и пытается встать. — Эй, ты чего? Я же сказал, на ногу нельзя наступать, — Бартон придавливает его за плечи, не дает подняться. — Мне нужно… еще поймать пару десятков муравьев. — Он достает из кармана специальный контейнер с плотно закрывающейся крышкой и отверстиями для воздуха, забранными микросеткой. — Решил отыграться на пленных и морду им набить? Давай сюда, — Бартон отбирает у него контейнер. — Сейчас, наловлю тебе твоих солдат. Только сиди спокойно, ради бога. Бартон с непривычки возится минут пять, и конечно, один из муравьев умудряется укусить его за руку. Скотт со свистом втягивает воздух, когда видит, как тот хватается за укушенную ладонь: он знает, что это больно. Бартон негромко обкладывает матом по порядку: Африку, Ваканду, весь мир насекомых и конкретно муравьев. — На, — сует он он Скотту плотно закрытую коробочку. — Все, уменьшайся и поехали. Его плечо под защитной майкой — твердое и горячее. Он бежит по тропе легко, тем пружинистым размеренным шагом, каким бегают марафонцы, подныривает под свисающие с огромных деревьев лианы, пробегает по упавшим стволам, мягко перепрыгивает рухнувшие на тропу ветки. У него необычный ритм дыхания — на три шага вдох, на три шага выдох — чувствует Скотт по движению плеча, на котором сидит. — Эй, Клинт, хочешь, расскажу, как я в девятом классе хакнул городскую систему рекламных экранов и запустил на них порнуху? Бартон слегка пожимает плечом на ходу: — Радио здесь все равно нет, придется слушать твою болтовню. — Радио Лэнг, нелепые истории нашей никчемной жизни. Оставайтесь с нами, — говорит у него в ухе голос Скотта, и Бартон улыбается уголком рта. *** Они добираются до рудника «Чарли» уже по темноте, позже, чем рассчитывали. Сэм, услышав, что «Скотта слегка помяли муравьи», удивленно расширяет глаза, открывает рот, чтобы выдать какую-нибудь шутку, но смотрит на несчастное лицо Лэнга — и сдерживается. Уилсон сочувственно хлопает его по плечу, протягивает ему банку холодной колы и идет вызывать вертолет. Скотт, которого мутит от перегрева и боли в ребрах, валяется на мягком диванчике в комнате отдыха, прямо под кондиционером. Когда накатывает боль в ноге — а она накатывает все чаще — Скотт достает из кармана контейнер и смотрит, как внутри копошатся маленькие рыжие муравьи. Он напоминает себе, что выполнил то, зачем шел в джунгли. А нога — заживет. Клинт и Сэм отправляются в головной офис — на брифинг по итогам рейда. — Я заменил два датчика давления в квадрате R-14 и неработающий металлодетектор в квадрате Q3. Чужих следов не обнаружил. Контрольно-следовую полосу проверил, — говорит Бартон. Мартин Стридом, директор рудника, сидящий за столом напротив Бартона, коротко кивает. Этот худощавый, высокий инженер — выходец из ЮАР — выглядит слегка обеспокоенным чем-то, хотя рапорты сегодня абсолютно будничные — ничего тревожного. И эта непонятная обеспокоенность… то, как он приглаживает мягкие русые волосы, нервно поправляет длинными пальцами очки… все это настораживает Бартона. Он не дожил бы до своих лет, если бы у него не было чутья на опасность. И это чутье буквально вопит ему, что где-то рядом что-то происходит. Он еще не знает, насколько опасное, но происходит. — С помощью мистера Уилсона мы сегодня проверили нашу систему слежения за воздушным пространством над рудником, — говорит Гумеде — начальник охраны рудника, широкоплечий вакандиец со сложением борца-вольника и медленными, медвежьими движениями. Сэм кивает, пружинисто прохаживаясь по комнате взад-вперед: «Мы нашли две слепых зоны — крыша склада Альфа-2 и восточный угол главного здания».  — Через неделю закроем эти бреши, — говорит Гумеде. По таким людям, как Гумеде, редко можно заметить, что их что-то беспокоит, но Бартон на то и профессионал высочайшей квалификации, чтобы замечать то, что другим не видно. Например, некоторую излишнюю напряженность в плечах или чуть более тяжелый, чем обычно, вздох. — Отлично, — кивает Клинт. — За последние две недели были какие-либо чрезвычайные происшествия — на руднике или в прилегающих районах? Вот оно. Стридом застывает с пальцами, запущенными в собственные волосы. Гумеде медленно скрещивает руки на груди, откидывается на спинку кресла. — Были, — говорит Гумеде. — Не на руднике, но в нашей зоне ответственности. Это значит, и в вашей тоже. Бартон прекрасно понимает, что тот имеет в виду. Вид у Гумеде немного виноватый, как будто он собирается поднести Бартону в подарочек лопату отборного дерьма. Клинт даже и не сомневается, что так оно и есть. В этих глухих краях есть только два форпоста цивилизации — военно-исследовательская база «Рубиновая Ваканда» и рудник «Чарли». Они сияют по ночам электричеством, посреди темного моря джунглей. Мобильное покрытие, автодороги и власть правительства Ваканды, по сути, заканчиваются на расстоянии 30 километров от рудника «Чарли». Дальше только джунгли, разговаривающие барабанным боем по ночам, плато Рамарра, затерянный мир реки Чонг. Племена, живущие как тысячу, как две тысячи лет назад. Деревеньки, скрытые в листве. Древние храмы Мертвых богов. Единственная власть здесь — это сила. Закон и конституционный порядок дотягиваются лишь дотуда, куда в своих рейдах доходят вакандийские рейнджеры. В сущности — рейнджеры и есть Закон для этих мест. Здесь нет ни полиции, ни службы 911, ни какого-то аналога ФБР. Вместо них только несколько десятков парней с винтовками и в камуфляже на территории джунглей, равной по площади маленькой европейской стране. Поэтому, какое бы дерьмо тут не происходило — оно их касается. Это их работа. — Что произошло? — спрашивает Бартон, потягивая холодную воду из стакана. Укушенная рука у него чешется и болит все сильнее, боль катится от ладони к плечу волнами, так, что его даже начинает подташнивать, и он пытается запить это неприятное чувство большим количеством воды. Если у него началась аллергия, будет совсем весело. — Ритуальные убийства. Мы так думаем, — Гумеде подталкивает к нему ноутбук. — Сколько жертв? И почему вы думаете, что это именно ритуальные убийства? — спрашивает Бартон. — Пять случаев за последнюю неделю. Два тела нашли в окрестностях деревни Чонда. Еще одно — в квадрате R-19. — Это где заброшенный храм Мертвых богов, — говорит Гумеде с таким видом, будто это все поясняет. Чернокожий атлет мрачнее тучи, он тяжело упирается локтями в стол. — Одно тело обнаружил родственник погибшего охотника, отправившийся его искать. Он нашел убитого на плато Рамарра, ближе к краю, но сумел дотащить его тело до деревни. — Еще один убитый — один из наших охранников. Тело обнаружили в квадрате R-21. — Во всех пяти случаях мы видим одну и ту же картину, — говорит Гумеде. — Убитые — сильные мужчины, воины. Убиты не с целью грабежа и вряд ли из мести: я проверил, они не были замешаны в кровной вражде. — И это все, что между ними общего? — качает головой Бартон. — Нет. Есть еще кое-что. Более заметное. Способ убийства. — Что за способ? Клинт, в принципе, ожидает чего угодно, но ответ удивляет даже его. — Им вырвали сердце. Еще живым. Клинт быстро пролистывает несколько фотографий — раскуроченные грудные клетки, вывернутые ребра, кровавая дыра на месте сердца. Нда. Вот она, обещанная лопата говна. Кушайте, не обляпайтесь. — Межсезонье, — не очень-то понятно вздыхает Гумеде. — Что? — Бартон поднимает голову и впивается в него пристальным взглядом. — Поясните, что вы сейчас сказали? — Он имеет в виду, — Мартин болезненно морщит породистое бледное лицо, — местные суеверия. Ну, знаете, все эти дикие культы, нелепые верования. Я на этом руднике уже 15 лет, я его, по сути, построил, еще по заказу покойного ТʼЧаки. И за все эти годы я наслушался стольких легенд, что мог бы написать вторую «Золотую ветвь», если бы хотел… Все это дико… увлекательно. Но это же… всего лишь суеверия. Периодически они вызывают… вспышки насилия, но боюсь, мы тут бессильны что-то изменить. — Гумеде, что вы конкретно имели в виду, говоря о межсезонье? — упрямо уточняет Бартон. Безопасник нерешительно оглядывается на Мартина. — Ну, я здесь не столько времени, сколько директор Стридом. Всего три года. Но каждый год в межсезонье… перед сезоном дождей… происходили такие случаи. Три года назад было два — по крайней мере, тех, о которых мы узнали. Два года назад — уже четыре. Год назад — пять. Сейчас пять всего за неделю, и межсезонье еще не кончилось. — Гумеде, вы ведь вакандиец? — рассеянно спрашивает Бартон. — Да, но я не из этих мест. Я родился в столице, учился в колледже. Для местных я «порченый». «Черный с белою душой» — так они нас называют. О Мертвых Богах они со мной точно так же откажутся говорить, как и с вами. — О Мертвых Богах? — Сэм остановился, заинтересованно взглянул на него. — Это те ребята, которым строили такие потрясающие храмы, с барельефами, полными гуро-эстетики и расчлененки? Я как-то в рейде хотел заночевать в одном из таких, но ночью мне стало казаться, что все эти кишковыматывательные статуи оживают, и я свалил оттуда, и снаружи меня зверски искусали москиты, между прочим. — Мертвые Боги, — задумчиво пробормотал Гумеде, — про этот культ нам читали курс в колледже, но я, к сожалению, почти весь его прогулял. Вообще это весьма необычное для Ваканды верование. Часть из нас — христиане, остальные верят в кошачьих богов — некоторые успешно совмещают… А вот культ Мертвых богов был распространен только здесь — в бассейне реки Чонг. — И дайте угадаю, — он имеет какое-то отношение к тому, что сейчас в долине реки Чонг почти никто не живет? — интересуется Бартон. — Возможно. Говорю же, я плохо помню вакандийское религиоведение. Я предпочитал бегать за девочками в то время. Не знал, что когда-нибудь мне это понадобится, — пожимает плечами Гумеде. — Нам катастрофически не хватает информации, — качает головой Бартон. Его мутит. Больше всего в мире он хочет антиаллергенный укол и выспаться. — Я понял, местные не станут говорить ни со мной, ни с вами. А с кем они будут говорить? Со своими старейшинами? С Папой римским? С Черной Пантерой? — С ТʼЧаллой точно будут, — кивает Гумеде. — Власть Черной Пантеры признает вся Ваканда. Только я себе что-то не представляю, как король лично явится сюда расследовать парочку убийств. — А я представляю, — говорит Бартон. — Я с ним поговорю. — Вы знаете Короля-Пантеру? — удивляется Гумеде. Не то слово. У нас… многоплановые отношения. Он мне все ребра пересчитал. А потом спас из тюрьмы, — хочется сказать Бартону, но он только коротко кивает. — Давайте к сути, — деловито говорит Сэм. — Мы завтра продолжаем рейд? — Да, продолжаем, — отзывается Бартон. — По возвращению я связываюсь напрямую с ТʼЧаллой, и мы решаем, как будем проводить расследование. Гумеде, вы пока постарайтесь собрать как можно больше информации о всех случаях. Усильте патрулирование в окрестностях рудника. — Будьте осторожны, — предупреждает Стридом. — У вас ведь маршрут завтра проходит по квадратам R 19-22. Как раз там, где были недавние случаи. Пожалуйста, оставайтесь все время на связи. — Договорились, — Бартон тяжело подымается, опираясь ладонью на столешницу, давая понять, что брифинг закончен. — А теперь — где у вас медблок? *** Он добредает до медблока, чувствуя, как ладонь немеет, как по руке вверх бегут стаи маленьких жгучих муравьев. Темнокожая девушка-доктор берет у него кровь на анализ, засовывает ее в блок-анализатор, выводит на экран результаты, пока он сидит на кушетке, привалившись к стене, и сдерживает тошноту. — Я могу снять вам симптомы, но я бы не советовала колоть антиаллерген, — говорит она. — Ваш организм сам прекрасно справляется с выработкой антидота. Потерпите еще немного — и вам станет легче, а ваше тело выработает иммунитет к яду огненных муравьев. В следующий раз, если вас укусят, уже не будет так больно. Но сейчас надо потерпеть. Решайте сами. — Ладно, — морщится он. — Потерплю. Обезболивающее-то хотя бы уколите. Уж если ты связался с Лэнгом, то «следующий раз» — явно не за горами, — думает Бартон. *** — Сэм, ничего Скотту не говори, — предупреждает Бартон, пока они идут по коридору к комнате отдыха. — Расскажем, когда вернемся. Сэм понимающе кивает. Если бы он сам узнал, что Лэнг и Бартон идут на разведку в джунгли, где действует банда сектантов-убийц, то его бы никто не удержал. Он бы пошел, пополз, он и мертвый поднялся бы в небо, чтобы прикрывать их сверху. Главное, чтобы Скотт не услышал всю эту историю от кого-нибудь еще, он же чертовски общительный, в прошлый раз перезнакомился с половиной охраны и, кажется, всеми симпатичными девушками в медблоке. Но когда они заходят в комнату отдыха, то видят, что Скотт спит, вытянувшись на диване во весь свой немалый рост, умиротворенно прижимая к груди коробку с муравьями, как новогодний подарок. — Скотти, подъем. — А, что? — Лэнг выныривает из сна, где он гарцует верхом на крылатом муравье, оттого, что его трясут за плечо. — Вертолет прилетел. Пошли, мы тебе поможем дойти. Скотт виснет у них на плечах, неуклюже-сонный, зевает, пока они идут к вертолетной площадке. Зевает, даже садясь в вертолет, вытягивает ноги, пытаясь найти удобное положение в маленькой кабине. — Давай, мужик, лечись, мы будем через два дня, — Сэм крепко жмет ему руку. — Смотри, чтобы твои муравьи не разбежались по всей базе, — предупреждает Клинт. — Ванда побаивается насекомых, ты же помнишь? Пилот поднимает два пальца, давая им знак отойти. Легкий санитарный вертолет взмывает в ночное небо. Бартон и Уилсон провожают его взглядами и почти одновременно с облегчением вздыхают. — Покурим? — Сэм достает сигарету, Бартон сворачивает себе косяк. Они стоят у края вертолетной площадки, курят, смотрят на темное море джунглей, простирающееся до горизонта. Джунгли глухо рокочут дальними барабанами. Джунгли хранят свои злые секреты. *** Рассвет они встречают уже в рейде, в квадрате R-19. Бартон идет по тропе внизу, Сэм кружит над ним в небе. Как он ни сопротивлялся, Бартон приказал ему находиться исключительно в воздухе. «Будешь присматривать за мной сверху», — сказал он. Сэм старается не выпускать из виду гибкую фигуру в камуфляжных штанах и черной майке, мелькающую сквозь листья и кроны. Ему не по себе. Это слишком похоже на ловлю на живца. Ловля на живца, — думает Бартон, отодвигая рукой ветку, нависшую над тропой. Не самая удачная стратегия для новичка в джунглях, без Сэма бы он не решился, но с крылатой поддержкой он чувствует себя увереннее. Впрочем, пока все спокойно, они идут точно по графику, и в квадрате нет следов посторонних. Он довольно почесывает вчерашний укус — даже рука уже почти перестала болеть, опухоль рассосалась, теперь укушенное место просто чешется. Девушка-врач не соврала. Организм исправно вырабатывает антидот. К полудню он расслабляется настолько, что высылает Сэма вперед, а сам идет по тропе, насвистывая, думая о том, что еще одна ночевка — и они возвращаются на базу, надо будет узнать, как там дела у Скотта и скоро ли он вернется в строй. Это происходит абсолютно бесшумно. Что-то больно жалит его в плечо. Подняв ладонь, чтобы прихлопнуть ужалившее его насекомое, он с удивлением видит воткнувшуюся в плечо крохотную стрелу — и тут его захлестывает огненная волна боли. Он падает на землю, корчится, чувствуя, как каждую мышцу сводит судорогой. Он переворачивается на спину, пытается дотянуться до наушника-рации, чтобы позвать Сэма. Его выгибает дугой, он упирается в землю пятками и затылком, как чертов больной столбняком — блядь, это плохо, тело совсем его не слушается. Какой-то паралитический яд. Вот уже и грудь сводит, он еле может вытолкнуть воздух из легких, и даже за микроскопический вдох надо бороться изо всех сил. Сквозь боль он слышит в кустах какой-то шорох, отчаянно скребет по собственной груди пальцами, пытаясь сдвинуть руку наверх, к голове, к наушнику, хоть на сантиметр… еще на сантиметр. Он слышит приближающиеся шаги, но сквозь кровавую пелену в глазах уже ничего не видит. Он весь сосредоточен на правой руке, которая уже близко, совсем близко… Он нажимает кнопку передачи на наушнике и хрипит: «Сэм…»