Сезон дождей

— Вот этот подойдет, — говорит Скотт, сбрасывая на землю рюкзак. Они идут по джунглям уже пятый час, начиная с момента высадки. Маршрут «Зеленый-альфа», окрестности рудника "Чарли" — второго по величине месторождения вибраниума в стране. Скотт обливается потом: рюкзак и так тяжелый, а вдобавок пришлось тащить костюм. — Скотт, не забывай про воду, — говорит Бартон, усаживаясь под деревом. — Не могу я столько пить! — Скотти. Лэнг нехотя снимает с пояса флягу и делает три больших глотка. Обезвоживание в сухой сезон подкрадывается незаметно, поэтому они пьют по часам, даже если не хотят. Раз в два часа. Иначе можно проморгать момент. Когда организм начинает сигнализировать о недостатке воды тошнотой, головокружением и головной болью - это значит, все зашло уже далеко, и можно запросто вырубиться прямо посреди леса. — Ну что, вы остановились? — спрашивает в наушнике Сэм. — Да. Забирай неисправные датчики и отправляйся на «Чарли», — говорит Бартон. — Мы будем через шесть часов. Смотри не выхлебай там всю холодную колу, оставь что-нибудь нам. — Тогда несите свои задницы побыстрей, — отзывается Сэм. — Бартон, я приземляюсь. Они задирают головы и видят сквозь кроны, как над лесом проносится крылатая тень, сворачивается, пробивает листву. Сэм делает оборот в воздухе, сжавшись в комок, прижав локти к коленям, и снова раскрывает крылья, тормозя у самой земли. — Трюкач, — бурчит Бартон. — Это самый быстрый способ посадки, — Сэм довольно улыбается, глаза у него блестят отсветом бледного от жары африканского неба. Он и правда похож на птицу, гордую птицу, которая любит полет больше всего на свете, — думает Лэнг. — Держи, — Бартон отдает Сэму небольшой нагрудный ранец с испорченными датчиками. Это только с виду джунгли здесь абсолютно дикие, с едва различимыми опытному глазу тропами охотников. На самом деле вокруг рудников в радиусе двадцати километров все тропы утыканы датчиками: датчиками движения, давления, металлодетекторами. И чем ближе к руднику, тем плотнее сеть датчиков. Ваканда тщательно хранит свои богатства. Все датчики объединены в одну сеть, отслеживающую любые подозрительные передвижения вокруг рудника. Но детектор можно испортить — или заменить его на другой, который будет передавать ложную информацию. Кроме того, датчики иногда выходят из строя сами. Несмотря на всю сложность, эта система не стопроцентно надежна. Теоретически, даже мимо датчиков можно проскользнуть. Поэтому требуются люди. Люди, которые с определенной периодичностью проверяют и заменяют датчики, ищут в джунглях следы охотников за вибраниумом. Люди, которые охотятся на охотников. Рейды по джунглям — часть их работы. И Лэнг, влюбленно глядящий на огромный муравейник, сейчас этому очень рад. — Все, я пошел, парни, жду вас на "Чарли". — Сэм улыбается и, залихватски свистнув в два пальца, взмывает в небо. — Прошу любить и жаловать — малые огненные муравьи, — объявляет Лэнг тоном конферансье. — Клинт, сядь где-нибудь подальше. У них очень болезненные укусы, они могут вызывать аллергическую реакцию. Бартон молча перетаскивает рюкзак чуть дальше, садится в тень под дерево. Лэнг садится на корточки неподалеку от муравейника и рассматривает муравьев — рабочих, непрерывно снующих по своей тропе сюда-обратно. — Вы мои крошки… — улыбается он. — Мои маленькие легионерчики. Муравьи, Клинт, самые умные насекомые на земле. С ними разве что пчелы сравнятся. У них все как у людей. Есть касты, профессии. Они выращивают скот — тлей, разводят грибы на подземных плантациях. Черт, у них даже рабовладение есть. — Сомнительное достижение, — отзывается Клинт, достающий из рюкзака планшет. — Ты не понимаешь. Муравьи… они… у них настоящий сложный социум. А еще они точно умеют считать, в пределах нескольких десятков. Ученые доказали. У них есть своя система счета, — пыхтит Лэнг, впихиваясь в костюм. По такой жаре это не очень приятно, но ему уже не терпится нырнуть в завораживающий лабиринт подземных ходов. — Ну тогда они точно умнее некоторых стажеров, которые были у меня в ЩИТе, — хмыкает Бартон. — Все, я пошел! Я круто-о-ой! — вопит Лэнг, нажимает кнопку на перчатке и исчезает. Бартон улыбается краешком губ, запрокидывает голову, упирается затылком в дерево. Он думает о том, что и у Скотта, и у Сэма есть здесь, в Ваканде, что-то важное, что-то, что они любят, что-то, от чего у них глаза светятся. У Сэма — его небо. У Скотта — его муравьи. А что есть у него самого? Поразмыслив, он решает, что это его люди. Его команда. Он не умеет летать или управлять муравьями. Все, что он умеет, это достаточно хорошо командовать — и прикрывать спину. И наверное, этого достаточно. Бартон смотрит на часы, засекает время. Включает планшет и утыкается в вакандийский словарь. У него за эту неделю еще не выучена норма вакандийских слов, и за эти два часа он попытается наверстать. *** Лэнг бежит вдоль муравьиной тропы. Муравьи мчатся потоком, как гоночные машинки по автостраде — стремительные, красивые, обтекаемые. Лэнг подбирается к перекрестку муравьиных дорог и собирает щупом-анализатором сигнальные запахи, стараясь держаться пока в стороне от муравьиного потока. Феромоны — пахучие вещества, которыми общаются муравьи — очень неустойчивы. Пара минут — и они выветриваются. Так устроено, чтобы старые сигналы не путались со свежими. Когда муравей-разведчик находит еду, или строительный материал, или врага он бежит обратно, помечая тропу сигналом, и по этому запаху потом приходят муравьи-рабочие или солдаты. Лэнгу надо собрать образцы феромонов. Поворот направо — здесь он снимет команду «направо». Поворот налево. Сигнал «еда». Сигнал «вперед». Немного подумав, он решает рискнуть и встраивается в колонну муравьев, бегущих обратно к муравейнику. Костюм обработан так, чтобы не пахнуть ничем и не вызывать агрессии у муравьев. Это было бы… неприятно — они сейчас ростом почти с Лэнга. Скотт добирается до круглого тоннеля, уводящего вниз, в подземную часть муравейника, и скрывается в нем. Внутри есть тоже образцы запахов, которые ему нужны. «Защищать». «Домой». «Еда» — и другие. *** — Наранга — «защищать», — повторяет Бартон новое вакандийское слово. Он посматривает на циферблат — прошло уже полтора часа, пора бы Лэнгу появиться. — Скотти? — окликает он в рацию, но никто не отзывается. Вот поганец! Отключил связь! Лэнг в это время с восторгом подбирается к круглой подземной камере, где хранится кладка яиц. Тут будет сильный и чистый сигнал — «защищать». Внутри муравейника темно, он давно переключился на инфракрасный фильтр в очках костюма. Он различает фигуры муравьев — охранников и осторожно подается назад. Есть! Образец запаха взят. Теперь ему остался только один феромон, и Скотт думает, как же это сделать так, чтобы закончить свою работу в целом состоянии, а не по частям. Он бежит трусцой по лабиринту темных ходов наверх, переходит на шаг — он ужасно устал. Он почти закончил. Скотт проходит круглую просторную площадку на пересечении нескольких ходов, проталкивается в узкую дырку — ух, какой крутой лаз наверх. У него болят ноги, а руки уже еле поднимаются, но, распираясь в узком ходе руками и ногами, он лезет наверх. «Я гребаный Санта-Клаус, застрявший в дымоходе, — хихикает он сам себе под нос. — Где мои олени?» Он выбирается в широком туннеле близко к поверхности. За поворотом маячит свет. Наверное, здесь уже можно. Остался один-единственный сигнал, и без него никак. Его необходимо получить, даже если это связано с риском. Он вклинивается в цепочку муравьев, бегущих наружу, и сильно бьет одного из них кулаком в голову. Колонна смешивается, останавливает свой бег. Душный, мускусный запах заполняет ход: «Опасность! Враг! Убить-убить-убить!» Скотт задерживается всего на пару секундочек, чтобы щелкнуть коробочкой для забора запахов, взять образец этого восхитительно чистого и сильного сигнала. Потом он ныряет под протянутые к нему членистые лапы, бежит к выходу, и тут вдруг его хватают за ногу и тянут назад. Он слышит щелканье жвал, отчаянно отбивается, но все больше и больше лап хватают его за руки и ноги. *** Бартон смотрит на часы — прошло уже два часа и пять минут. Мать твою, Лэнг! Он поднимается на ноги и чувствует себя совершенно по-дурацки: Лэнг где-то рядом, тут, под землей, но он его не видит, и рация отключена, и он ничем не может помочь… Скотт с легким хлопком появляется из ниоткуда прямо рядом с муравейником — пытается сделать шаг — и падает на землю. Падает так, что Бартон сразу кидается к нему, хватает под мышки, оттаскивает подальше. Голова у Скотта бессильно мотается, он дрожащими руками пытается снять шлем, но у него не получается. Бартон осторожно кладет его на ровное место в тени, торопясь, отстегивает чертов шлем — глаза открыты, дыхание есть, он в сознании — уже хорошо! Из носа течет струйка крови, глаза ошалевшие, на виске царапина — нихрена ж себе, сквозь шлем! — Скотти, ты как? Цел? Что случилось? — спрашивает он, ощупывая Лэнга на предмет переломов. Все вроде цело, но вот правая ступня согнута под неестественным углом. Мать твою! — как минимум вывих, а может, и перелом. Бартон осторожно ощупывает голеностопный сустав через плотную ткань костюма. Кажется, вывих. — Уф… — Скотт трясет головой, приходя в себя. Бартон сует ему в зубы горлышко фляжки, вытаскивает из разгрузки полевую аптечку. — Так, Скотт, нам надо снять костюм, чтобы я еще раз тебя осмотрел. Ранения есть? — Н-не знаю, — стучит зубами Скотт. — Ох, он-н-ни меня чуть не разорвали… — Я тебя сам бы разорвал, идиота… — цедит сквозь зубы Бартон, помогая Лэнгу освободиться от костюма. — Что это было, Лэнг?! Он задирает майку Скотта и присвистывает, видя на ребрах ссадины и несколько пар огромных, на глазах наливающихся кровоподтеков. Он быстро прощупывает ребра — вроде все целы, может, есть пара трещин. Но вот как на глаз определить, нет ли внутреннего кровотечения где-нибудь в брюшной полости? В поле — только по косвенным симптомам — надо внимательно смотреть за Лэнгом в ближайшие часы. Мать твою, мать, мать! Бартон стискивает кулаки. — Что это было, мать твою за ногу?! Ты что, свалился с высоты? — Мне надо было, — упрямо морщится Лэнг, дышит тяжело, через боль в ушибленных ребрах. — Надо было взять образец запаха… команды… «Убить». Ну я и двинул ему в голову… — Муравью? Ты хочешь сказать, это тебе муравьи в морду накидали? — наконец доходит до Бартона. — Д-да. Говорю же, они меня чуть не разорвали! Муравьи — они знаешь какие сильные для своего размера? Один как схватил за ноги, а еще два за руки. Как потянули. А третий свои мандибулы прямо в ребра воткнул… — Свои, извини, что? — Мандибулы. Блядь, Бартон, это научное название жвал, только и всего. — С тобой никогда не знаешь, — коротко фыркает Клинт, ощупывая голеностоп этого балбеса. — Никогда не знаешь, это умное слово или ты просто для прикола его придумал. Мол, «убери свои мандибулы». Хорошо, кстати звучит. Лэнг откидывается на спину и страдальчески морщится. — У тебя вывих, — говорит Бартон, одним быстрым движением вкалывая в голеностоп шприц с обезболивающим. Сейчас я тебе его вправлю. А ты мне пока вот что расскажи, Скотти. У тебя же есть на костюме такая кнопочка, чтобы увеличиваться, правда? Хорошая такая кнопочка. Так какого хрена ты ее не нажал сразу, как только они начали втыкать в тебя свои… мандибулы. — Я… ох… я не хотел разрушать муравейник. Если бы я увеличился прямо внутри, я бы разрушил их дом. Плохая благодарность за все эти прекрасные образцы. — Блядь. Ты псих, Лэнг. Они тебе голову могли открутить, а ты боялся разрушить муравейник? — Бартон, — Скотт смотрит ему прямо в глаза, серьезно и немного зло. — Вот ты как относишься к своим солдатам? — Я… отвечаю за них. — Вот и я так. Муравьи — мои солдаты. Понимаешь? — Ты псих, — качает головой Бартон и вдруг с силой поворачивает его голеностоп так, что внутри что-то щелкает — и становится на место  — А-а-а! — Все, уже все, я вправил. Не так уж и больно было, я же вколол лидокаин. Теперь надо фиксирующую повязку, — он достает эластичный бинт и туго бинтует Лэнгу ногу. Тот морщится, но старается терпеть без стонов. — Теперь ты понимаешь, что я чувствую, когда ты ходишь по перилам без страховки? — вдруг шепчет Лэнг. — Скотти, ну это же совсем другое дело. Я по канату умею ходить. Я даже пьяный вусмерть не оступлюсь. — Ничего не другое, — кривится Лэнг. — Ну ты и упертый, — Бартон снимает с него майку, осторожно обрабатывает антисептиком ссадины на ребрах. — Ага, я упертый… — Хорошо, я не буду… при тебе. Лэнг зло фыркает, но на самом деле он доволен даже этой маленькой уступкой. — Но учти, Скотти. Я хочу, чтобы ты знал. Если в следующий раз твои муравьиные коммандос все-таки открутят тебе голову, я залью напалмом все муравейники в округе. Обещаю. Все муравейники. — А вот это уже экотерроризм. В особо крупных размерах, — бледно улыбается Скотт. — Потому что ты, Скотт, — ходячее оскорбление самого понятия «инстинкт самосохранения». В особо крупных размерах.