Заговор магглов

— И тогда он сказал: «Но ведь никто не умер, мисс Грейнджер, к чему тревожиться, все хорошо». И меня как будто теплой волной окатило, и, наверное, на секунду или две стало так спокойно-спокойно, как будто и правда все хорошо. Ну, вроде как я и сама так думаю, что никто не умер, а остальное разве важно? А потом меня как обожгло, как будто… — Гермиона замялась, не зная, как лучше описать то странное ощущение. Гарри, Сьюзен Боунс и Ханна Эббот, Рон и близнецы смотрели на нее так, будто она рассказывает как минимум о схватке с драконом, а не о попытке сообщить директору школы о василиске. — Как будто на мне была паутина и вдруг вся вспыхнула, и я успела ощутить жар, но не успела обжечься. Вот, как-то так. Ну, и я тогда попрощалась и ушла, как будто на самом деле успокоилась. Мне просто страшно стало, я вспомнила, что говорил Гарри и ты, Сьюзен, о том, что волшебники могут стереть память. Конечно, вряд ли Дамблдор… но вдруг? Она вытащила из-под воротника амулет и ласково его погладила. — Значит, он знал, — Ханна сжала виски ладонями. — Как же так. Он знал и ничего не делал?! — Недоказуемо, — деревянным голосом возразила Сьюзен. — Он всегда может сказать, что не хотел пугать школьницу, что попытался ее успокоить, чтобы потом принять меры, не отвлекаясь на панику среди школьников. — А то нам было мало паники, — буркнул Гарри. — Да не мог он знать! — Рон даже головой замотал. — Сами подумайте, василиску все равно, кого убивать, а если бы ему попался Малфой? — На мгновение лицо Рона приняло очень мечтательное выражение. — Вот было бы здорово! Но шуму было бы — ого сколько! Не-ет, не мог он знать, а то давно бы подстерег эту змеюку и убил, ведь он великий волшебник, что ему какой-то василиск? — То есть я догадалась, в чем дело, а великий волшебник — нет? Мне уже начинать гордиться и считать себя умней самого Дамблдора? Или все же рановато будет? — Гермиона оглядела тесно набившихся в купе друзей, отметила, что Джинни побледнела и вся дрожит, и быстро сказала: — Джинни, ну сейчас-то ты не бойся, василиск остался в Хогвартсе, а мы едем по домам. Кстати, Сьюзен! Ты обещала узнать у тети, имеем ли мы право не возвращаться в школу, пока с угрозой не будет покончено. — Без распоряжения директора или Попечительского совета — нет, — ответила Сьюзен. — Но теперь… я даже не знаю, неужели Попечительский совет не испугается? Ты поговоришь с моей тетей? То есть, расскажешь ей это все? — Конечно. Знаешь, я люблю учиться, я очень хочу стать сильной волшебницей, но я не думаю, что это стоит риска встречи с василиском! И я просто уверена, что мои родители решат так же и не захотят меня отпускать после каникул. — А ведь василиск, если его завалить, стоит уйму денег, — размечтался Рон. — Шкура, яд, клыки… — Пойди и завали, герой, — хором сказали близнецы. — Как думаешь, Дред, мама заметит, что у нее на одного сына стало меньше? — Конечно, Фордж! Как ты можешь такое говорить! Конечно, она заметит, что еда убывает не так быстро. — Перестаньте! — возмутилась Гермиона. — А ты, Рон… — А ты, братец, поспрашивай у знающих людей, сколько зарабатывают в квиддичной лиге, — сказал то ли Джордж, то ли Фред. — И попроси у мамы собственную метлу, — подхватил второй. — Из тебя может получиться сносный вратарь, если ты сядешь на что-нибудь получше школьной рухляди. — А вот если она начнет ругаться и говорить, что нет денег, тогда и пригрози ей, что пойдешь охотиться на василиска, чтобы купить метлу на собственные, честно и с риском для жизни заработанные деньги. — Да, братишка, она точно проникнется! — Воплей будет, уж это наверняка! — Но метлу тебе, может, и правда купят. Шуточка близнецов, хоть и показалась Гермионе грубой, разрядила гнетущую атмосферу. Рон, как и следовало ожидать, переключился с василиска на квиддич, Джинни, успокоившись, сказала, что пойдет искать подругу, вслед за ней ушли и Сьюзен с Ханной. Сьюзен, правда, сказала: — Гермиона, не уходи сразу, хорошо? Хочу все-таки познакомить тебя с тетей. — Может быть, твоя тетя не откажется познакомиться и с моими родителями? — спросила Гермиона. — Точно, подойдем к ним вместе! — Так и зреют заговоры, о братья мои, — воздев руку наподобие Толстого Монаха, торжественно провозгласил Фред. Или Джордж. *** Джинни помнила василиска. Она не знала, откуда на ее руках взялись пятна красной краски, но подумала, что это могло быть хэллоуинской шуточкой близнецов, и выбросила из головы. Она не помнила, где была в ту ночь, когда у Хагрида передушили всех петухов, и гнала от себя мысли о том, откуда на ее мантии взялись налипшие куриные перышки и грязь из курятника. Но забыть василиска было невозможно. Чудовищный змей, который мог бы проглотить Джинни целиком, выслушивал приказы, которые лились из ее горла, но которые отдавала не она, честное слово, не она! Она любила кошек и жалела мистера Филча, и никогда бы не окаменила миссис Норрис! Она дружила с Колином! И ничего не имела против Джастина, наоборот — ей казалось, что тот с интересом поглядывает на Гермиону, а если Гермиона обратит внимание на другого мальчика, то Гарри, может быть, наконец-то взглянет на нее, Джинни! Она хотела рассказать братьям, написать папе, пойти к декану или директору, но отчего-то не могла. Словно в какие-то моменты она переставала быть сама себе хозяйкой, словно попадала под «Империо» — страшное, непростительное заклятие, о котором рассказывал как-то папа. Но кто бы в школе мог наложить на нее «Империо»?! Сьюзен с Хаффлпаффа сказала, что, может быть, попечительский совет испугается василиска и закроет школу, пока его не отыщут и не обезвредят. Одна часть Джинни страстно этого хотела, другая же как будто мерзко хихикала: «Пусть сначала найдут, а там посмотрим, кто кого обезвредит». А еще Джинни — одна ее часть — надеялась, что папа разберется, что с ней, и поможет, он же самый умный, он поснимал столько всяких вредных заклятий со всяких-разных вещей! Другая же часть вредно ухмылялась: «Ну-ну, сравнила глупые прыгающие чашки и…» — что «и», Джинни не знала, только понимала, что оно очень страшное, сильное и темное. Но ведь, кроме папы, есть еще и Билл, он разрушитель проклятий у гоблинов, а там такое встречается, темней и не придумаешь! Вот только приедет ли он домой на Рождество? Джинни соврала, что пойдет искать подругу — они с Луной почти не общались все это время, хотя иногда Джинни очень хотела… по крайней мере, одна ее часть, вторая же говорила, что такие подруги могут помешать их плану, и Джинни словно забывала о Луне. Вот и сейчас она просто нашла пустое купе, сжалась в комочек на сиденье у окна и пыталась не заплакать. Ей казалось, что ее вторая, мерзкая часть берет над ней верх, и даже дома не получится ни поговорить с папой, ни пожаловаться маме, ничего не получится. А вдруг она и дома начнет делать что-нибудь мерзкое и опасное, что тогда?! Так и получилось, что Джинни вся дрожала, когда они вышли из Хогвартс-экспресса, и чуть не расплакалась, когда мама сказала, что папа не смог их встретить из-за срочного вызова. Мама обняла ее, причитая: — Джинни, детка, ты так похудела, ты такая бледненькая, — и темная часть в ней снова мерзко захихикала, а сама Джинни не выдержала и разревелась, как маленькая. *** Амелия Боунс слушала рассказ Гермионы Грейнджер, не замечая, как растет вокруг толпа учеников и родителей. По правде сказать, она и саму мисс Грейнджер почти не видела сейчас — взгляд затмевала жгучая ярость пополам с ужасом. Василиск, свободно ползающий по коридорам в школе, полной детей! В школе, где учится ее Сьюзен! Когда мистер Финч-Флетчли это услышит, порадуется он, что его Джастин чудом остался жив, или захочет разнести Хогвартс по камешку? Амелия ставила на второе. Их с мистером Финч-Флетчли встреча с премьер-министром была назначена на сегодняшний вечер: ждали, пока вернется Сьюзен, чтобы выслушать все то, чего она не рассказала в письмах. Конечно, канун Рождества — не самое подходящее время для таких разговоров и тем более таких визитов, но горе не выбирает времени. И раз уж Дамблдор не сумел сам принять должных мер и не дал ДМП сделать это, пусть пеняет на себя! Амелия с удовольствием испортит Рождество Фаджу и будет надеяться, что тот отыграется на Дамблдоре. Между тем среди родителей нарастал ропот и, очевидно, попечителям и Дамблдору следовало ждать волну громовещателей вместо рождественских открыток. Неспешно подошедший Люциус Малфой громогласно обещал «взять это вопиющее дело под личный контроль», Августа Лонгботтом заявила, что лучше оставит Невилла на домашнем обучении, чем положится на контроль Малфоя над Дамблдором, а Ксено Лавгуд невпопад спросил, можно ли будет заснять охоту на василиска для «Придиры». Оценив размах стихийно возникшего митинга, Амелия сообщила, что не собирается оставлять мистера Малфоя сражаться в одиночестве и, со своей стороны, уже сегодня предпримет некоторые меры воздействия, и торопливо со всеми распрощалась. Она уже сказала Сьюзен, что их ждут родители Джастина, а Сьюзен в ответ попросила поговорить еще и с Грейнджерами, которые встречали дочь по ту сторону барьера. А в компании с Грейнджерами оказались еще и Дурсли — тетя и дядя знаменитого Гарри Поттера. Таким образом, с одного родительского митинга Амелия попала на другой, правда, куда более камерный, зато с куда большим градусом возмущения: среди магглов, как поняла Амелия, сложившаяся в Хогвартсе ситуация была абсолютно немыслима и грозила директору как минимум увольнением и судом. При родителях мисс Грейнджер дополнила свой рассказ еще одной деталью: о том, как директор пытался воздействовать на ее эмоции в ответ на рассказ о василиске. Конечно, это ничего не доказывало: Альбус всегда мог сказать, что ученица была слишком взволнована, а он хотел лишь успокоить ее, для ее же пользы. Но сам факт… — Как хотите, но Гермионе нечего делать в этой школе! — возмущенно заявил мистер Грейнджер. — Или ее потащат туда силой, как в тюрьму? — Гарри именно так и потащили на первый курс, — поджала губы миссис Дурсль. — Сам он, правда, не возражал, а на протесты магглов кто обращает внимание? — Там, за барьером, сейчас примерно такие же настроения, — не сдержала злорадную усмешку Амелия. — Я с ноября пыталась добиться расследования, но теперь, полагаю, у меня получится. В любом случае, согласна, детям нечего делать в Хогвартсе, пока опасность не ликвидирована. Мистер Финч-Флетчли поглядел на часы и сказал: — Нам пора. Надеюсь, господа и дамы, следующая наша встреча состоится по более приятному поводу. «А я надеюсь, что мы сейчас поднимем хорошую бурю», — думала Амелия, прощаясь с Грейнджерами и Дурслями и обещая держать их в курсе дела. *** Фадж был в ярости. Впрочем, его ярость была изрядно приправлена страхом, потому что премьер-министру магглов, как оказалось, нашлось чем пригрозить магическому сообществу. И если по их первой встрече Фадж помнил человека, потрясенного самой новостью о существовании волшебства, то сейчас этот маггл явно подготовился к разговору и готов был давить всей данной ему властью. — Помнится, при нашей первой встрече вы сказали, что ваш принцип: «Живи и давай жить другим», — хлестал его словами маггловский министр. — Что ж, если вам, господа волшебники, не дороги собственные дети, вы можете скармливать их хоть василискам, хоть драконам. Но! Извольте оградить от всего этого наших детей! Даже если вдруг оказалось, что они родились с волшебным даром, они остаются детьми уважаемых членов нашего общества. И я, Я! лично! несу ответственность перед их родителями, как человек, которому они подарили свое доверие на выборах! Джастин Финч-Флетчли, двенадцать лет, и Колин Криви, одиннадцать лет, лежат окаменевшие в школьном медпункте Хогвартса. Просто лежат! Их не лечат, их родителей не соизволили даже поставить в известность о трагедии, а их товарищам говорят, что все будет в порядке, как только в школьных теплицах поспеют мандрагоры! Скажите, министр, в вашем мире нет нормальной больницы, где детям могут оказать квалифицированную помощь? Нигде, кроме школьных теплиц, не растут эти самые мандрагоры, и ни у одного врача не существует их запаса для экстренных случаев? Как вы вообще там у себя еще не вымерли?! Мисс Гермиона Грейнджер, тринадцать лет, девочка, которая вполне могла бы претендовать на стипендию в лучшей из наших школ, но вы забрали ее в ваш Хогвартс. В прошлом году едва не была растерзана троллем. Троллем, мистер Фадж! В школьном туалете! Скажите, в туалеты вашего министерства тоже забредают агрессивные монстры с дубинами? А ее родители ничего не знали, пока сама девочка уже на каникулах не поделилась этой жуткой историей. Такое отношение к гражданам нашей страны, к избирателям, к подданным Ее Величества неприемлемо, мистер Фадж. Уясните себе накрепко — не-при-ем-ле-мо! Если вдруг до вашего слуха не дойдет это весьма простое слово, вам объяснят это на деле. Или вы полагаете, что ваш смехотворный Статут Секретности остановит парочку самонаводящихся ракет? Поверьте, господин волшебник, при сегодняшнем уровне развития техники вовсе не нужны человеческие глаза и мозг, чтобы обнаружить все те места, где вы прячетесь. Фактически, простые люди о вас не знают лишь потому, что это создаст непредсказуемые настроения в обществе. Вы живете так, как хотите, пока не создаете проблем нам! А наши дети, мистер Фадж — это главная ценность нашего общества. И, скажу вам по секрету, так обстоят дела в любом цивилизованном государстве. Если у вас не так, значит, вы недалеко ушли от дикарей, и отношение к вам будет соответствующее. Я жду, мистер Фадж, и, уверяю вас, я не намерен ждать долго. Рождество — семейный праздник, и мальчики Финч-Флетчли и Криви должны встретить его со своими семьями. — Но как вы себе это представ… — Не я, Фадж, а вы! А «как» — меня не волнует! Фадж примчался в Хогвартс посреди ночи, в сопровождении бригады медиков из Мунго и, действительно, обнаружил в больничном крыле двух окаменевших мальчиков. Поднятая с постели Поппи Помфри блеяла что-то о мандрагорах в теплицах и о том, что у школьной больницы нет денег для покупки дорогостоящих ингредиентов, подоспевший Дамблдор в сотый раз напомнил о древней и освященной традициями независимости Хогвартса, но Фадж, все еще не отошедший от разноса у премьер-министра (подумать только! Его, министра магии, отчитали, словно провинившегося школьника!), Фадж оборвал возражения: — Вы, господин директор древней и независимой школы, поставили под угрозу Статут Секретности и само существование нашего мира! Нас сравнили с дикарями — магглы! Нас! Мне сообщили, что мы вольны хоть драконов кормить своими детьми, но дети уважаемых членов маггловского сообщества должны оставаться в безопасности в нашем мире! Что их родители имеют право знать, если с ребенком происходит несчастье, а мы не имеем права оставлять пострадавших без своевременной помощи! И наконец, что безопасность подданных Ее Величества обеспечивается всеми силами государства, в том числе и армией! И если вы полагаете, Дамблдор, что современная маггловская армия — это смешно, я пришлю вам материалы для ознакомления! — Но, Корнелиус, отчего вы не объяснили, что с детьми не случилось ничего непоправимого? — благостно вопросил Дамблдор. — Да потому что, по мнению магглов, уже то, что мальчики встречают Рождество не дома в кругу семьи, а в виде статуй в школьном медпункте, само по себе вопиющее безобразие! Родителей не поставили в известность — пренебрежение правами избирателей! Не приняли все меры к тому, чтобы вылечить детей максимально быстро — недостойное и даже позорное для цивилизованных людей поведение! И все в целом — неприемлемо! И мне пообещали, Дамблдор, твердо пообещали, что еще одна, единственная мало-мальски серьезная жалоба от родственников любого магглорожденного ребенка, и говорить с нами будут языком силы! — Слова, слова, — Дамблдор укоризненно покачал головой. — Право, Корнелиус, вы словно забыли, что мы — волшебники. Какой язык силы, помилуйте? Я знаю, что такое маггловская армия, не забывайте, я был в Европе под конец конфликта с Гриндевальдом, и, поверьте, даже один достаточно сильный волшебник… — Д-дамблдр! Тьфу! Дамбдлор! Вы из ума выжили, что ли, приводить в пример события полувековой давности! Еще аркебузы бы вспомнили! Столетнюю войну! А хотите, — он внезапно успокоился, потому, наверное, что есть предел чужому идиотизму и некомпетентности, которые можно выдержать без ущерба для собственного разума, — хотите, уважаемый наш Верховный Чародей, я походатайствую, чтобы вам показали рядовые маггловские учения? — Не стоит, — спокойно ответил тот. Фаджу оставалось только плюнуть и отбыть восвояси, точнее, в Мунго, благо, пострадавших мальчиков успели туда забрать, пока он пытался вправить мозги Дамблдору. Нет, право же, в следующий раз нужно именно его отправить общаться с премьер-министром. А что? Верховный Чародей Визенгамота — вполне значимая в политике фигура, вот и пусть повертится. *** Той же ночью, в то самое время, когда дежурный зельевар Мунго спешно готовил настойку из мандрагор, Артур Уизли вернулся домой крайне уставшим. Предрождественские дни всегда проходили хлопотно в его отделе: отчего-то именно Рождество куча доморощенных шутников считает подходящим временем для дурацких розыгрышей. За те месяцы, что дети были в Хогвартсе, Артур успел соскучиться по шуму и гвалту в доме, но все же сейчас он предпочел бы выспаться. Да он и думал, что придет домой, быстро выпьет чаю и ляжет: все наверняка давно спят, разве что Молли ждет его. Молли ждала, но обстановка в «Норе» была далека и от сонного ночного спокойствия, и от предрождественской радостной суеты. На огне стоял котел с булькающим умиротворяющим бальзамом, на столе валялся флакончик из-под зелья Сна-Без-Снов. Стояла тишина, но отчего-то Артур был уверен, что никто в доме не спит — разве что тот, кому досталось зелье. — Что стряслось, Молли? — он обнял жену, и та всхлипнула: — Джинни. Она, похоже, слишком испугана, плакала с самого вокзала, мне пришлось напоить ее зельями, чтобы успокоить и уложить спать. Мальчики говорят, почти весь этот семестр по Хогвартсу ползал василиск. Есть жертвы! — Что? — Артуру показалось, он ослышался, хотя, судя по рассказам Ронни о первом курсе… — Василиск, Артур, василиск! Два мальчика и кошка Филча окаменели и сейчас лежат в больничном крыле, ждут, когда созреют мандрагоры! Амелия Боунс пыталась выбить разрешение на расследование, но Дамблдор сказал, что не пустит в Хогвартс Министерство! О чем он думает, хотела бы я знать?! Когда мы уходили с платформы, там был самый настоящий скандал! — А Гарри называли наследником Слизерина, идиоты, правда? — вышедший в кухню Ронни душераздирающе зевнул и встряхнул головой: очевидно, он прилагал все усилия, чтобы не заснуть, дожидаясь прихода отца. — Все потому, что он умеет говорить со змеями. — Гарри — змееуст?! — изумилась Молли. — Но ведь ни Лили, ни Джеймс… — Ну, Гермиона сначала сказала, что это могло передаться и от бабушек или дедушек, у магглов есть целая наука о таком, а потом откопала кого-то в родословной Поттеров, — он снова зевнул, громко и с подвыванием, — мам, дай чего-нибудь бодрящего, а? — Чего тебе бодрящего?! — тут же возмутилась Молли. — Давно пора спать! — Певереллов, очевидно, — пробормотал Артур. — Но это сейчас не так уж важно. — Никто не спит, мам, — в кухню вошли близнецы, за ними — Перси, который сразу же поставил чайник. — Пусть, Молли, — остановил Артур готовую взорваться жену. — Рассказывайте, мальчики. Что-то я пока ничего не понимаю. Рассказ занял много времени, в основном потому, что мальчики постоянно перебивали друг друга и сбивались с одного на другое; впрочем, именно такой сумбурный и многоголосый рассказ подарил Артуру несколько фактов, на которые сами дети, занятые паникой и слухами вокруг Гарри и Монстра Слизерина, не обратили внимания. Хотя Перси, с его дотошностью, мог бы и задуматься кое о чем! — Значит, говорите, Джинни ни с кем из девочек не подружилась, с вами тоже не слишком общалась, зато постоянно строчила что-то в дневнике? — Ну да, — кивнул Ронни. — Забьется в угол и пишет, пишет, еще рукой вот так прикрывает, будто кто-то хочет подглядеть ее глупые девчачьи секретики. — Мальчики, а никто из вас не подумал, что это совсем не похоже на вашу сестру? Джинни бойкая девочка и не любит одиночество. — Да она наверняка стеснялась, — насупился Рон. — Все девчонки в ленточках, в заколочках, во всяких финтифлюшках, а у нее и мантия старая, и учебники потрепанные. Артур покачал головой: — А ты не пробовал у нее спросить, так ли это? И если действительно так, подбодрить сестру или хотя бы нам написать? Четверо братьев видят, что маленькая сестренка на себя не похожа, и ничего не пытаются предпринять? Мальчики, вы меня огорчили. — Я водил ее к мадам Помфри, — возразил Перси. — Думал, она простудилась. — Помогло? — коротко спросил Артур. Перси опустил голову. — Да, о твоем предположении, Ронни. Мы с вашей матерью перед тем, как отправляться за покупками к школе, поговорили об этом с Джинни. Все-таки она девочка и шла на первый курс. Хочешь знать, что она нам сказала? — Что? — Что ты, Ронни, поехал в школу в потрепанной мантии, со старыми учебниками и даже со старой волшебной палочкой Чарли, но это не помешало тебе подружиться с Гарри Поттером. А значит, если она хочет, чтобы у нее тоже появились настоящие друзья, которым важно не то, как она выглядит, а то, какая она есть, ей совсем не нужно выглядеть принцессой. И что те деньги, которые ушли бы на новые мантии и учебники для нее, можно приберечь, вдруг они понадобятся для чего-нибудь по-настоящему важного. — В тот момент я по-настоящему гордилась нашей девочкой, — Молли промокнула глаза. — А у меня еще один вопрос, — Артур обвел взглядом понурившихся сыновей. — Откуда у Джинни дневник? Ей кто-то подарил? Мы не покупали ей ничего такого, она и не просила. Ответом стало лишь недружное пожатие плеч. — Как он выглядит? Хочу взглянуть. — Обычная черная тетрадка. На маггловскую похожа. Ничуть не похожа на девчачий дневник, — вразнобой ответили мальчики. — Акцио дневник Джинни, — Артур подождал, но ничего не произошло. Конечно, тетрадка могла остаться в Хогвартсе, но, насколько Артур понимал девочек, с такими вещицами, как дневники, те не расставались больше, чем на полдня. — Что ж, подождите меня здесь. Заодно взгляну, как ей спится. Беззвучно поднявшись в комнату дочери, Артур засветил слабый Люмос и замер на пороге. Джинни похудела и побледнела, во сне она казалась изможденной, как бывает при тяжелой болезни. Может, ей было слишком трудно привыкать к Хогвартсу? Артур сам не знал, чем ему так не нравилось то, что его дочь все свободное время писала в дневнике, с чего он вообще зацепился за этот дневник — обычную, в сущности, девичью забаву? Да, Джинни не вела дневник прежде. Но она могла подсмотреть это у других девочек и решить, что тоже хочет — почему нет, в конце концов? Он обвел комнату палочкой, произнеся сканирующее заклинание. Если не выявится ничего опасного, значит, на девочку просто слишком сильно подействовала нервная атмосфера и непривычная школьная обстановка… Артур замер, не додумав мысль. Под сканирующими чарами из сундука Джинни поднималась сама тьма, тянула щупальца к бледной девочке, обвивая ее голову… Артур попятился, закрыл дверь и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Тьма казалась слишком сильной и опасной для того, чтобы разбираться с ней в одиночку, но остановило Артура другое: если у него получится, если он справится, то доказательств не останется. Альбус не мог не увидеть такого в своей школе! Минерва, Мордред ее побери, декан факультета, должна была заметить, что ее первокурсница не в порядке! Впрочем, травлю Гарри они тоже не остановили, не говоря уж о василиске. Верно Молли сказала — о чем они там думают?! Он взмахнул палочкой; патронус получился с первого раза. — Амелия, прости, что разбудил. Мне срочно нужна ты и колдомедик из твоих, умеющий держать язык за зубами. Джинни подхватила проклятую вещь в Хогвартсе. Похоже, очень сильную. Ответ пришел почти сразу: — Мерлин, мало было василиска! Скоро буду, Артур. Открой для нас камин и ничего не предпринимай, — серебристый свет патронуса Амелии уже таял в воздухе, когда Артур услышал: — Чертов Дамблдор! Сам он по-маггловски не ругался и никогда не слышал подобного от Амелии, но сейчас, пожалуй, был полностью согласен с таким определением.