Доброхот

      С тех пор много времени прошло. Недурно зажил Опаленный, попритёрся на поприще своём, освоился. Драконоборцем заделался, значится, и драконов даже неплохо так научился истреблять. Всяк бард его в таверне прославлял доброй песней, пуще Ульфрика и Талмора в народе поминали. Овощи на рынках в его честь называли. В общем, стал Довакин модным, точно культ Талоса. Или гонения на него.       Шли дела неплохо, но поспевать за всеми заказами можно было и побыстрее. Драконы знай себе летают над горами и над лесами, а норд за ними бегает. Непорядок, думает, таны бестолковые несколько лошадей имеют да толком не ездят, а тут целый Довакин на дорогах пропадает. Решил он, значит, лошадь себе приобрести, дабы быстрее Скайрим рассекать. То-то его жизнь сразу наладится, думает, да и карьера драконоборца в гору пойдёт.       Только платили за сей труд сущие гроши. Придёт он, допустим, в Морфал, а местный ярл — скажем так, товарищи, сущая ворожея в знатном одеянии — глаза закатит да в транс впадёт. Цену за инвалидность сбивает, значится. А Довакин — мужичок простой, не мог он с блаженной старушки лишних денег взять. Так и шёл за гроши жизнью рисковать.       Если бы не чешуя драконья да кости — совсем пропал бы мужичок. Бестия так быстро исчезала, что чешую приходилось на лету резать, что успеет. Деревенские очень любили на мёртвую тварь посмотреть. А ещё больше — ценности с неё собирать. Кости разносили по огородам для удобрений — тут если успевал влезть в набегающую толпу, то Довакин недурно наживался.       Взаправду пришлось ему несладко, пока на лошадь-то копил: ходил месяцами в старой сыромятной броне, мёрз, тяготы терпел — вкус эля вообще напрочь забыл. Лишь мысль о доброй кобыле сердце в пургу грело.       Не хотел он с такой важной покупкой продешевить. Желал только выносливую молодую кобылу приобрести, да и не у кого-нибудь, а обязательно у самого знающего продавца.       Где-то через полгода подсчитал он свои капиталы и отправился на самый знатный рынок. Как народным героям положено, значится. Аккурат в тот день и ярмарка проходила у Вайтрана — так много яств и товаров собралось, что в город это добро не помещалось. И сразу там облюбовал подходящую лошадь — обыкновенную, мужицкую, пепельно-вороной масти. Да и цвет её Довакину по душе пришёлся — меньше чистить от драконьей копоти придётся.       Рядом с ней стоял скучающего вида редгард, будто и не интересовался вовсе, купят ли у него лошадь. Довакин в нетерпении покрутился вокруг и подошёл к продавцу.       — Продаёшь лошадь-то? — будто невзначай спросил, а сам весь так и сжался, как пружина двемерская.       — Эту? — редгард окинул вороную безразличным взглядом и пожал плечами. — Можно и продать. Отличная кобыла, с характером.       Голос у него был раскатистый, низкий. Торговать да воевать одинаково умели редгарды. Вот и разливался он, аки соловей, внимание Довакина неспешными речами усыпляя. Заслушался его голоса норд да и не вытерпел, всё как есть выложил:       — Ох, голубчик, до зарезу нужна мне лошадь. С год на неё копил, в сыромятном доспехе всю зиму проходил, злокрысами питался. Вот так мне лошадь нужна, — и провёл рукой по шее, мол, вот настолько нужна. — И какая же цена у твоей лошади?       — Три тысячи, — выдал редгард и на пальцы свои посмотрел, будто что интересное в них нашёл. А сам на покупателя косится так странно, хитро. Только не мог взять в толк мужичок, где подвох, и серьёзно нервы его разладились.       Икнул громко Довакин, услышав цену непомерную, но не растерялся. В плане выбора добрых коней доверял он чернолицым детям пустыни, верил, что конь действительно стоящий, и очень уж хотел его купить.       Доверяй, но, как говорится, проверяй. Мало что он в этом деле понимал, но присмотрелся, значится, к зубам кобылы — как Лидия до этого учила, — обошёл её вокруг и с сомнением, глаз прищурив, молвил:       — Что-то зенки у ней странные.       — Зенки как зенки, — пожал плечами продавец и сам на лошадь глянул, будто первый раз видит.       — Да они же красные, как у нализавшегося каджита! Скуумой кобылу, что ль, кормил?       — Дорогое это удовольствие, уважаемый, — обиделся редгард, — скуумой живность травить. А вы к кобыле лучше присмотритесь: статная, жилистая, выносливая — просто сказка!       Довакин и сам видел, что сказка, а не лошадь, и пригорюнился.       — Я же два года злокрысами питался, голубчик, в сыромятном доспехе две зимы проспал, — в расстройствах норд свои перчатки меховые мял, как мякиш, и на редгарда жалостливый взгляд кидал. — Давай поменьше…       Несколько раз они в цене не сходились. Довакин Талосом уже клялся, что пять лет злокрысами питался, а спал в одном сыромятном шлеме на голом снегу, пока торговец понемногу цену не опустил до двух тысяч.       — Наконец-то! — со слезами в голосе произнёс норд, хватая поводья. — Ласточка моя!       — Его Тенегривом вообще зовут, — сказал продавец ему в спину, но Довакин уже и не слышал.       Гордый своею долгожданной покупкой, пошёл новоприобретённую лошадь в стойло прописывать. А тут как раз Вигнар с Йорлундом навстречу шли — как на заказ счастливому покупателю. Довакин сразу грудь выпятил, поводья будто невзначай над головой поднял и закричал им:       — Вигнар, кум, гляди, — говорит, — этово… лошадь купил! За бесценок взял — мастерски опутал его… торговца заморского-то.       Мужички приобретение оценили, покивали, будто и впрямь покупкой интересовались, а сами Довакину через плечо со скукой поглядывали. «Трезвые», — догадался он.       — А пройдёмте в «Кобылу гарцующую» — угостить вас желаю, товарищи!       Сразу братья оживились, стали Довакина всячески подстёгивать поляну накрывать. У нордов вообще это дело быстро решается.       Сообразили на троих. Выпили с мужичками, закусили четвертинкой сыру. Остальное рукавом занюхали. После покупки, разумеется, денег у Довакина толком и не осталось. Как раз только, чтобы с голодухи не помереть. На злокрысов уже и смотреть не мог без презрения и мечтал мужичок искренне, как вкусных пирогов с морозной ягодой у Хульды вскорости отведает.       Сидели мужички, значится, отмечали, а тем временем конь в ночи так и растворился. Да с таким диким ржанием, что в округе цветы полегли и козёл фермерский от шока помер. И Довакин полёг рядом, как пропажу обнаружил, — сердце прихватило. Катался по земле, за колени схватившись, и прямо плакал от досады.       — Да как же так, товарищи, — причитал, — да я в сыромятной броне два года ходил, мёрз… Злокрысов… три года, мать честная!       — А ты у кого кобылу-то брал? Не у Назира ли? — поинтересовался Йорлунд, когда облапошенный покупатель в себя немного пришёл.       Сверив описания подозреваемого, подтвердил Довакин личность продавца, и вздохнул Вигнар, дурости его дивясь.       — Назир кобылу эту, чай, в третий раз уже продаёт, — и назидательно поднял вверх палец морщинистый. — Не зря же запретили редгардам в город заходить, нордов честных вокруг пальца обводить.       Вспылил кузнец Соратников, поднял Довакина и встряхнул хорошенько пламенной речью мужицкой:       — Что там эти шесть классов в твоём Высоком Хротгаре — тьфу и растереть! Вот Соратники — это я понимаю! Учат всему, что в жизни мужику требуется. А ну идём!       Даже сказать ничего не дал в свою защиту, схватил Йорлунд Довакина за рогатый шлем и потащил в Йоррваскр — ума набираться.       Назир? А что Назир? Пошёл в Ривервуд и уже там срочно опохмелился на вырученные деньги. Да не забыл Тенегриву несколько морковок купить — в награду за верность.       Ищи его теперь, пьянь бессовестную.