Сыны Всевышнего

      — Николай Николаевич! — Роман перемахнул через невысокий заборчик и преградил учителю путь. — Я думал, уже не догоню, — усмехнулся он, выравнивая дыхание.       — Да, Рома, я слушаю тебя, — слегка нахмурился Аверин и недоверчиво взглянул в ту сторону, откуда явился Роман.       — Где Бергер и почему я не подошёл к вам в школе? — понимающе ухмыльнулся тот. — Докладываю: Бергер с каким-то там хором отбыл выступать на очередном православном фестивале — срочно понадобилась замена, и брат обратился к нему. Только что лично усадил его в автобус — так сказать, сдал ответственному лицу с рук на руки. А в школе не подошёл потому, что не хочу, чтобы Бергер знал.       — Многообещающее вступление… — обречённо вздохнул Николай Николаевич, тоскливо глядя в самоуверенные чёрные глаза. Он невольно отметил про себя, как сильно тот прибавил в росте — ещё немного, и придётся глядеть на него снизу вверх.       Роман как-то подозрительно счастливо расхохотался и, решительно забрав у Аверина портфель, сделал приглашающий жест рукой.       — Я вас провожу?       Николай Николаевич неопределённо пожал плечами и молча двинулся вперёд. Серый ноябрьский день — такой, как положено: с резким холодным ветром, голыми чёрными ветками на фоне хмурого неба, с шуршанием проносящимися по асфальту ржавыми засохшими листьями — не располагал к неспешным прогулкам.       — Если никуда не торопишься, давай поговорим у меня дома, — красноречиво поёживаясь от ветра, предложил Николай Николаевич.       — Не тороплюсь, — лаконично ответил Роман и уверенно зашагал рядом.       — У тебя скоро день рождения? — не удержался от вопроса Аверин.       — Да, — равнодушно кивнул Роман. — Смешно, правда? Праздновать шестнадцатилетие, когда чувствуешь себя ровесником цивилизации… Я и в школу, честно говоря, за шиворот себя волоку — так вся эта дребедень меня достала! Если бы не Бергер…       — Вот поэтому никто из нас ничего и не помнит, — серьёзно взглянул на него Николай Николаевич. — Чтобы это не мешало жить. Не каждый способен вынести знание о своём прошлом. К сожалению, у тебя не было выхода…       — Согласен. Некоторых вещей лучше не помнить. Я ночью глаза закрываю, и у меня в голове начинает прокручиваться каждый день из тех, что Бергер прожил в моём доме. Всё, в мельчайших подробностях: с момента нашей первой встречи и до… Ну, вы понимаете… — Взгляд Романа сделался крайне жёстким, а губы сжались в тонкую полоску. — И мне трудно от этого абстрагироваться. Он для меня теперь только тот самый ребёнок, который сделал для меня так много. А почему? Я пытался у него выяснить — в результате поскандалили… — Роман раздражённо махнул рукой. — Господи, как бы я хотел всё вернуть! Всё исправить. Чтобы он снова стал маленьким мальчиком, о котором я мог бы заботиться… Я ведь мог его усыновить! Представляете? Мог стать его Наставником… Да много чего мог для него сделать! Я бы и сейчас с радостью его усыновил, честное слово! Только теперь это никому, кроме меня, не нужно — хоть на стенку лезь! Я догадываюсь, как со стороны это странно выглядит, но ничего не могу с собой поделать. Знаете, у меня рефлекс сразу срабатывает, как только я его вижу — облизывать его, в зубах таскать, как котёнка, заботиться, опекать…       — Тебя это беспокоит? — осторожно спросил Николай Николаевич.       — Что? — удивился Роман. — Вы решили, что я жалуюсь? Нет, конечно. Бергер для меня — единственный свет в окошке, и я его никому не отдам. Даже не надейтесь. Мне просто кажется, что я никогда не смогу адекватно расплатиться с ним. Вот это по-настоящему угнетает…       — Ты можешь правильно использовать его подарок. Это и будет лучшая благодарность. Поверь мне.       — Верю, — сухо ответил Роман и до самой аверинской квартиры не проронил больше ни слова.

***

      — Викентий Сигизмундович не обидится, что я пользуюсь его тапочками? — насмешливо поинтересовался Роман, разуваясь в маленькой прихожей.       — С чего ты взял, что это его тапочки? — выглянул из комнаты Аверин.       — Чувствую — с чего взял…       — А-а-а… Викентий и правда надел их пару раз, чтобы меня не обидеть. Так-то он предпочитает ходить босиком — ему всегда жарко.       — Ну, тогда никаких проблем, — весело согласился Роман. — Куда теперь?       — Умывайся и на кухню иди, — отозвался из комнаты Николай Николаевич. — Можешь смело там хозяйничать…       Роман кивнул и послушно отправился, куда ему велели.       — Вот интересно, когда Викентий Сигизмундович успел обед приготовить? — восхищённо воскликнул он, погромыхав на кухне кастрюлями.       — С утра был здесь, вот и приготовил, — пожал плечами Аверин, показываясь на пороге.       — Я полагаю, — вкрадчиво заметил Роман, — он будет мне очень благодарен, если я прослежу, чтобы вы всё это съели.       — Не забывайся! — возмутился учитель. — Я не Бергер и не нуждаюсь в твоей опеке!       Зазвонил телефон. Николай Николаевич, ещё раз гневно блеснув своими стальными глазами, протянул руку к стоящему на подоконнике аппарату и снял трубку.       — Да. Слушаю тебя, Кеш… Да, всё нашёл. Спасибо… Непременно, Кешенька, непременно… Что? Кому передать? — Аверин мрачно протянул трубку Роману. — Викентий хочет с тобой поговорить.       С довольной усмешкой Роман взял у учителя трубку.       — Здравствуйте, Викентий Сигизмундович, — гипнотизируя Аверина насмешливым взглядом, почтительно произнёс он. — Конечно, понимаю… Прослежу, можете не беспокоиться… Согласен — шантаж и подкуп самые действенные методы в подобной ситуации. Надеюсь, что до этого не дойдёт. Ведь Николай Николаевич взрослый, здравомыслящий человек…       Глаза учителя с каждой репликой распахивались всё шире. На его интеллигентном лице отразилось беспредельное возмущение. Но он всё ещё держал себя в руках. Поэтому, когда Роман положил трубку, любезно ему улыбнулся:       — Суп будешь?       Роман расхохотался:       — Вы не обиделись?       — Пока нет. Пока ты не перешёл определённую грань, — вежливо уточнил Николай Николаевич, мысленно обещая Радзинскому пару неприятных минут этим вечером.

***

      После обеда учитель пригласил Романа в гостиную, которая одновременно служила ему кабинетом.       — Так что за тайны Мадридского двора? — устраиваясь в кресле с коробкой конфет на коленях, полюбопытствовал он. — Угощайся, — Аверин спохватился и с улыбкой протянул коробку Роману.       — Спасибо, но к сладкому я как-то равнодушен, — рассеянно отмахнулся тот. — Хотя теперь у меня всегда припасена пара шоколадок. Для Бергера, разумеется. Как приучить его к чему-нибудь более полезному, вроде сухофруктов — ума не приложу… — Под звонкий смех Аверина он взял с журнального столика книгу и с интересом её пролистал. — Вы это даёте ему читать?       — И это тоже, — кивнул Николай Николаевич, внимательно изучая своего незваного гостя. — Но разговор-то ведь не о нём пойдёт? Верно?       — Верно. — Роман тяжело вздохнул, откладывая книгу. — Речь пойдёт обо мне.       Николай Николаевич мгновенно отставил конфеты в сторону и напряжённо выпрямился в кресле.       — Что случилось?       Роман неожиданно вскочил и принялся нервно расхаживать по комнате. Толстый ковёр скрадывал звук его шагов, а серые сумерки, подкрашенные приглушённым светом настольной лампы, укрытой разноцветным — наподобие витража — стеклянным абажуром, смазывали резкость его движений. Наконец он остановился перед книжным шкафом и, казалось, задал свой вопрос именно ему.       — Как вы считаете — Карта меня защищает?       — Конечно, — насторожился Аверин. — А что именно тебя беспокоит?       Роман переместился к окну, по-прежнему избегая поворачиваться к учителю лицом.       — После того, как я уничтожил фантом, ко мне стали приходить странные гости.       — В каком смысле — странные? — забеспокоился Николай Николаевич.       — Вам бы не понравились, — мрачно ответил Роман, сверля взглядом тюлевую занавеску.       — Та-ак. Ну-ка, иди сюда. — Аверин пересел на диван и поманил к себе Романа. — Садись. — Взяв подростка за руки, он пристально посмотрел ему в глаза. — Расслабься, расслабься, — шептал он, слегка встряхивая кисти его рук. Потом надолго погрузился в созерцание сверкающих чёрных романовых глаз. — Это живые люди. Не фантомы. Не сущности, — пробормотал он, наконец, продолжая гипнотизировать его взглядом. И вдруг с облегчением рассмеялся. — Всё. Я понял.       Роман слегка вздрогнул от этого неуместного смеха.       — Не волнуйся, — Николай Николаевич, улыбаясь, положил руку ему на макушку. — Сейчас станет легче. Тепло?       — Тепло, — хрипло согласился Роман.       Рука учителя легла ему на сердце.       — Кирилл говорил тебе, что все мы связаны?       — Говорил.       — Ты понимаешь, что сам ты и Руднев тоже — из другой связки?       — Наверное…       — Не наверное, а точно. И Панарин ваш. Так хорошо?       — Очень, — честно признался Роман.       Аверин просиял и как-то совершенно по-детски рассмеялся.       — Ты правильно связал эти визиты с последними событиями вокруг проводника. Во-первых, когда ты уничтожил фантом, который создал ещё при жизни, чтобы поддерживать связь с Рудневым и найти его в будущем, огромное количество энергии вернулось к тебе. Энергии, которую ты в своё время в него вложил. Ты, кстати, не заметил, что знаешь теперь такие вещи, о которых раньше представления не имел?       — Есть такое. Я чувствую, что наставник мне больше не нужен.       — Ещё бы! Фантом был хранилищем информации, которую он должен был передать Рудневу. С чем он успешно справился. Фантом уничтожен — информация вернулась к хозяину. Теперь вы с Рудневым на равных…       — Это я как раз знаю: что создал фантом для Руднева и сделал его хранилищем информации. И что помогли мне — не за «спасибо»… Что это за люди?       — Это твои люди, — терпеливо пояснил Аверин, заставляя Романа вслед за собой подняться на ноги и лёгкими, плавными движениями принимаясь разглаживать его ауру.       — В смысле — мои?       — Из твоей связки. А через тебя и Бергера идёт прямая связь между нашими линиями. И у меня огромное искушение прикрыть этот канал — твои люди один другого кошмарнее. Особенно женщины — настоящие ведьмы.       — Мои люди?       — Конечно. — Николай Николаевич уже обошёл Романа вокруг и теперь стряхивал остаточную информацию с рук. — Раз уж они один за другим к тебе являются — значит, ты у них главный.       Роман задумчиво прищурился, сам про себя удивляясь, когда же успели так крепко прилипнуть к нему рудневские замашки.       — Вы сказали «во-первых»…       — Молодец, — лучезарно улыбнулся ему Аверин. — Не теряешь нить. Да, уничтожение фантома — это «во-первых». Но, собственно, решающим фактором было то, что Панарин, спасая своего друга, активировал вашу связь. Он же стал вторым после тебя, кто сознательно изменил направление — ты-то сделал это не одну сотню лет назад. Третьим будет Руднев. Неплохие темпы, надо сказать…       Роман неожиданно протянул руку и кончиками пальцев прикоснулся к серебряному аверинскому крестику, блеснувшему под расстёгнутой рубашкой.       — Я должен буду креститься?       — Должен? — с интересом переспросил Николай Николаевич, перехватывая и мягко отстраняя его руку.       — Я не смогу вести своих людей, если у меня не будет собственной связи с верхом. — Роман выразительно указал пальцем в потолок.       — Ну что ж, — одобрительно кивнул учитель. — Это тоже заслуживающий уважения мотив. Я вижу, что он идёт от сердца. — Он поставил ладонь экраном напротив груди Романа и улыбнулся. — Горячо… Оказывается, для тебя главный стимул — ответственность. Неожиданно… А почему ты хотел скрыть факт нашей беседы от Кирилла?       — Не хочу, чтобы он волновался, — сразу нахмурился Роман.       — Так ты серьёзно думаешь, что он чего-то о тебе не знает? — тихо засмеялся Николай Николаевич. — Это было бы в высшей степени странно.       — Тогда почему он никак не реагирует? — мрачно поинтересовался Роман.       — Боюсь, что он уже десять раз отреагировал, пока ты мучился, придумывая, как бы скрыть от него свои новые проблемы.       — Вы полагаете…       — Полагаю. Он же тоже тебя бережёт.       Роман тихо скрипнул зубами, прикидывая, что же именно успел наворотить Кирилл за то время, что прошло с момента первого тревожного визита. — Не переживай, — развеселился учитель, без труда читая его мысли. — Если бы ему угрожала опасность, я бы знал. Да и ты бы тоже.       — Знать и успеть предотвратить — огромная разница! — возмутился Роман. — Какая мне радость будет от того, что я почувствую, но не успею помочь?!       Николай Николаевич взглянул на него сочувственно:       — Я не знаю, что тебе посоветовать. — Он помолчал немного и добавил, — И я бы всё-таки тебя закрыл. Пока. Давай дождёмся Кешу. Его это не в последнюю очередь касается. Он же тебя усыновил.       — Серьёзно? — поразился Роман. — Я думал, он пошутил тогда.       — Нет, не пошутил. И потом — в каждой шутке…       — Знаю, знаю, — простонал Роман. — Есть доля шутки!..