Primavera

«Слушай ветер, сквозь пелену былого Через года и стены я говорю с тобой…»

      Вихрь и серая пыль… Ветер поднял грязь и камни и закружил их словно в танце, и поднял их высокой стеной. На небе ни луны, ни звезд. Даже гул некогда шумных улиц, на которых сейчас сложно было встретить даже одинокого прохожего, и тот стих. Марго медленно подходит к обзорной площадке на крыше и смотрит прямо сквозь густую темноту, как будто в ней что-то видит.       «Пусть стихнет все, что мешало нам и отбирало силы. Пусть ветра летают тише, пусть голоса опустятся до шепота, пусть день и ночь поменяются местами, только лишь бы ей, Маргарите, понять себя и принять.» Она знает и думает, что все происходящее с ней — не просто так. Что этот дар — сострадания, остался с ней в загробной жизни не для утехи, нет… «Персональное, личное испытание…» На смелость и выносливость, на проверку ее личности. Сама бы она смогла? Смогла бы отпросить у невидимых сил оставить при себе этот дар и жить с ним дальше?! Наверное, нет… Нет, нет, нет. Никогда!       Грозовые тучи над головой собирались быстрее и становились все гуще. Дождь большими каплями ниспадал на теплую землю. Она лишь ждала… Ждала, когда мессир уйдет туда, в самый серый сгусток вихря на очень важный разговор. Марго знала, речь пойдет о ней, о ее способности сострадать другим (и не только грешникам). Она ожидала, что возможно ей этого не простят, и тогда исход неизбежен.       Марго возвращается в комнату и смотрит на серый вихрь сквозь закрытое окно. Она смотрит и смотрит, и сама не заметив того, упала на подушки, распластавшись на полу— в груди все сжало, и дышать стало нечем, а в горле ком от горечи и страха. — Все, что я могу сделать, это прийти к мессиру и, упав в ноги, молить о пощаде за то, что этот дар остался со мной даже после того, как я покинула мир живых. Где же мне взять сил бороться с тем, с чем я не могу бороться, где же мне взять терпения смириться с тем, с чем я не могу жить? Мне плохо очень, все тело болит, ноет… Мессир, дав мне силы, Вы не наделили меня терпением. Благодарю я Вас за все, что послано… что я лишь в руках твоих, за счастье быть твоей супругой… «— Ах, душенька… — Не лезь, не трогай ее! — Разве ты не видишь, Гелла, у нее горячка и она в бреду. — Облегчить уж стоит! — Не положено! Мессир велел не трогать, во чтобы там не стало… — Таков уж путь Алмазной донны. Она его пройти должна… — Чтоб очиститься от земной своей слабости… — Придумают же слово — «сострадание»… Тьху-тьху, мне режет слух только от одного упоминания!»       Маргарите казалось, что она провалилась в сон, но на самом деле, она могла все видеть перед собой наяву. Вот Донна наблюдает мессира, который важной, уверенной поступью идет на место назначенной встречи. Сколько ещё предстоит пройти и вынести? Она так много увидела, испытала на себе. Марго надолго закрывает глаза. Она лежит неподвижно, и теперь уж мысленно молчит. В голове внезапно образовалась пустота, кто-то как будто взял их и вынул на момент важной встречи Воланда и Светлого посланника. Маргарита чувствовала, что это дело рук мессира, конечно, ведь его разум должен быть чистым и ничем не омраченным. Незачем ему слушать мучения супруги. Она это знала, она это понимала. Умница Марго!       Небо разошлось в стороны, пропуская Свет и Мрак вперёд, как долгожданных дорогих гостей в свою гостиную. Казалось, что солнце спряталось за горизонт, хотя на самом деле по времени на улице был день. Только ветру позволено было сопровождать двоих тайных странников, которые шли рядом, и за все это время в пути ни молвили к друг другу ни слова. Таков уж был тяжкий крест — примечательно, что у каждого из упомянутых он был свой. У Воланда условный, и он вовсе не означал христианский или же какой-то другой символ. Нет, для мессира такие вещи были не нужны. Он знал, что там где люди обретают крест, там где проявляются виденья, хотя бы в чем-то, символики — там рождается рабство. Его приспешники не были рабами, они духи вольные, амбициозные — со своим внутренним миром и греховным стержнем. Хотя грехи для Воланда были всего лишь обычной неотъемлемой частью жизни для каждого, кто хотя бы однажды родился, жил и умер на Земле. Грехи не смыть с лица Земли ни холодным дождём, ни слезами любящих и скорбящих, ни обычной пресной водой. Они так плотно всосались в грунт, вросли своими крепкими корнями, что даже пресловутая святая вода, окропив собою землю, оставит по себе лишь небольшую лужицу на память о попытках стереть то, чему суждено быть всегда. Грехи — неотъемлемая часть всех живых. Отрицать этот факт было бы глупо, согласитесь.       Воланд продолжает идти медленно, не спеша рассматривая небольшую гранитную площадку к которой они со Светлым спутником почти добрались. Как только ноги мессира коснулись гранитной невесомости, и Светлый мученик стал напротив него, вокруг них образовался плотный круг из тонкой невидимой для человеческого глаза материи. Это означало одно — разговор между ними должен остаться только в этом плотном шатре, и ни одна живая душа не смеет потревожить их.  — Он прислал меня к тебе. Велел узнать и увидеть воочию ту, которую ты забрал с собой и назвал женой. Есть в ней то, что не положено хранится в её мертвом духе. Так не должно быть, молвил Он.  — Интересно, а что же Он сам не пришёл взглянуть? Не думаю, что моя дивная Донна не достойна такого общества.  — Дело не в ней, а в её сострадании. Живое чувство, которое даровано при рождении человеку, после смерти уходит. С душой остаётся только покой, но она пришла не к Свету… А значит, душа её темна.  — Темна или нет, не тебе решать. Он же видит намного больше, чем ты, раб, а значит, Он успел разглядеть в моей супруге что-то такое, что заставило его отправить тебя ко мне. И дело ведь не только в сострадании.  — Забрал ли ты ее хитростью или сама ушла…  — Ему ли не знать, что в моей помощи она не нуждалась. Сама пришла, когда пришло время… так должно было случится, и ничего с этим, к моей величайшей радости, не поделаешь.  — Вижу, ты одобрил и принял то, что она отдала свою жизнь за службу под твоим темным крылом. Хочу взглянуть на неё прежде, чем ты скажешь мне о её выборе.  — Вздор! Она не служит мне. Видишь ли, в отличии от твоего Бога, у меня нет рабов. Она вольная и величественная, и супругой моей назвалась по собственному желанию.  — Она не далеко отсюда, совсем рядом... сейчас она будто без сознания, но тебе же это не помешает заглянуть в её разум, нутро? Понять, кто перед тобой и чем расплачивается за то, что имеет?       Светлый Раб знал, что ему это ничего не стоит. Он оставался таким же неподвижным на месте напротив Воланда, как и прежде, только теперь его светлый лик растворился в воздухе и переместился к, на вид спящей, Маргарите. И хотя веки Королевы были плотно сомкнуты, она оставалась в полном сознании. Она видела перед собой Светлого Раба, державшего руки ровно вдоль светящегося туловища, и понимала, кто перед ней, даже мысленно кивнула ему, в знак приветствия. Такая встреча стала для нее неожиданностью, но неудобства из-за этого Марго не испытала, наоборот, женщину заинтересовало то, что этот Светлый посланник решил прийти к ней.       «Должно быть, сострадание уж слишком заметно здесь, на фоне непроглядной темноты. Вероятно, оно издает какое-то особое сияние, приметное только для Светлых глаз. Ну что же, раз так, я вся во внимании… Готова слушать и слышать тебя, о Светлых Дух. Скажи мне, приспешник, чем я провинилась перед Богом?»       Раб долго молчал, глядя на обездвиженную фигуру чарующей королевы. Он знал, что вся неотразимость и пагубная тяга, которую сейчас он испытал на себе, едва взглянув на ее мертвецки бледное лицо, это проделки той колдовской природы, которой наградил ее Темный Владыка. Отрицать прелестность Королевы было не правильно, она выглядела намного величаво, чем при жизни. Ее засохшие бурые вены, будто тонкие ветки, видны на прозрачной фосфорической коже, и зрелище это выглядело так, как будто некогда жившую женщину лишили самого важного — части ее прижизненной сущности. Как только Марго открыла глаза, от ее пронзающего взгляда повеяло холодом. Их случай свел, пред ней один из Светлых апостолов и она — от которой веяло чёрной женственностью; и та, которая должна была стать губительницей зародышей Света, но не стала.       Апостол произнес ей, протянув правую ладонь из которой виднелся яркий желто-горячий свет: — Он дарует тебе это земное благо, жене Темного Духа. Глаголет, Единой будь, той истинно страдавшей за тех, кто упал в глубину темной бездны, не найдя в себе силы и воли покаяться. Пусть будет во Тьме единое по настоящему одушевленное чудо!       Гром раздался где-то недалеко над их головами, и яркая вспышка от молнии оставила по себе еле заметную линию на темных перисто-кучевые облаках. Маргарита бесшумно ахнула и попятилась назад, потеряв ощущение почвы под ногами. Она поражена. Она обескуражена. Невидимые руки страха обняли ее за плечи, схватив в свой жуткий плен. Что же это — радость или наказание, нести сквозь Тьму нелегкую ношу сострадания?       Мессир…       Воланд тут же сбросил незримую пелену вокруг себя и легким жестом поманил невесомое тело Маргариты следом за собой. Она скользила за ним, словно пушинка, подхваченная ветром. Темные супруги исчезли не оставив после себя никаких следов. Солнце снова появилось из-за горизонта, разогнав серые тучи, сменив их на ясное голубое небо. Дорогу до обителя Марго не помнила — в мыслях вертелось только «будь истинно страдавшей в мире Теней…» Крепкая ладонь мессира держала ее обмякшую руку в своей. Он рядом… он разъяснит ей, что означает сие дарование.       Тишина. Глубокая ночь того же дня. Марго казалось, что венецианская арка под которой она стоит, накрыла ее собой, чтобы поглотить в темноту и спрятать ото всех тот свет, что оставил ей Господь. Мессир все время был рядом и его молчаливое присутствие настораживало ее. Она не считала себя виноватой и потому предпочла промолчать, не сделав никаких попыток оправдаться. Когда Марго вернулась от арки в комнату, Воланд заметил на ее лице отсутствующий взгляд. — Что случилось, моя Донна? — негромко спросил он. — Ничего, — ответила Марго также тихо, вскидывая на супруга глаза. — Почему что-то должно было случиться? — Ты изменилась и выглядишь уставшей, — Воланд поманил ее к себе. Маргарита прошла к нему, протягивая руки, которые он тут же обдал преданными поцелуями. После она стала у супруга за спиной и еле слышно поинтересовалась: — Скажи, я чрезмерно доверчива? Это же не счастливое благо, а наказание оставленное в награду за мой выбор?       Воланд смерил её долгим взглядом, а потом коснулся пальцами ее ладони. — Это их, так называемое, благо, в первую очередь, должно стать бедой для меня. — Марго на несколько секунд опустила глаза, потом ресницы её дрогнули. — На меня вряд ли это подействует. А вот на тебя, моя Алмазная, изволь выразиться, идет открытая охота. Если меня не будет рядом. Ты же понимаешь, что они тешут свою надежду, вернуть твою душу… — тихо спросил он, запрокинул голову, дабы посмотреть в ее изумрудные глаза.       Маргарита наклонилась к его лицу, и выдохнула: — Разве такое возможно?! — Никогда!.. Никогда не позволю, пусть даже для этого придется размножить по миру хаос и войны. Этому не быть! — Уже через секунду он целовал ее, обняв крепко за талию и по спине Марго пробежала леденящая дрожь. Он обхватил рукой ее затылок, не только не позволяя ей отстраниться, но и целуя жену так, дав тем самым понять, что она — его Королева, и принадлежать на веки вечные будет только ему одному. Маргарита закрыла глаза, ее пронзала дрожь наслаждения. Она чувствовала себя совершенно порочной в его объятиях. Голова у Марго закружилась так сильно, что ей пришлось схватиться за плечи мессира, чтобы не пошатнуться. Воланд резко встал и уложил ее на постель, свободно сбрасывая с жены тонкую накидку, затем кружевное платье. — Если Он рассчитывал на то, что я от тебя откажусь, потому что в тебе живет сострадание — не выйдет. Он тот, кто постоянно говорит о любви к ближнему, о том, чтобы его рабы плодились и населяли землю, а сам не имеет жены…       Марго притянула его к себе, наслаждаясь ощущением защиты от его прикосновений. Его запутавшиеся пальцы в ее волосах, успокаивали внутренний страх Маргариты. Сейчас она осознала, что целовать ее так он будет теперь вечно. Тьма опустилась на них, и больше тревога не беспокоила ее. Завтра они разберутся со всем, что предстоит им встретить. Луна утешающе светила на их ложе. Все завтра…