В тени

Сколько бы нам ни делали больно, мы все равно продолжаем любить.

      — Миона, ты идешь на ужин? — раздался голос Джинни за дверью.       — Нет. Идите без меня, — Гермиона закрыла глаза и тяжело вздохнула. Больше всего на свете ей сейчас хотелось оказаться в вакууме.       После утренней встречи со своей преследовательницей на девушку напала непривычная ей апатия. Желание бороться и сопротивляться, которое было так свойственно ее боевой натуре, испарилось, не оставив и следа. Даже предстоящая встреча со Снейпом не вызывала у нее того сладкого предвкушения, что было еще за завтраком.       Единственное, что еще помогало ей адекватно воспринимать сложившуюся ситуацию, — это ее разум. Он, подобно набату, бил тревогу. И в его бое она слышала отдаленные намеки на то, что те чувства и эмоции, которые стали проявляться в ней, словно марионетки, кем-то управляются. Но желания разобраться с происходящим у нее не было. Хоть она и понимала, что нужно.       Ведьма настолько окунулась в свою душевную пустоту, что она даже не пошла к МакГонагалл за допуском в Запретную секцию. Но на этом изменения, произошедшие с ней за день, не заканчивались.       Помимо неразберихи с собственными эмоциями волшебницу не покидало ощущение, что синяк на ее груди движется. Словно тонкая пленка перемещается под кожей. Но, как ни странно, ее это совсем не пугало.       Гермионой Грейнджер всегда двигали лишь логика и здравый смысл, но сейчас они были бессильны перед разрастающимся в душе безразличием.       Часы пробили восемь, и староста, открыв глаза, медленно встала и направилась к двери. Огонек, который всегда разгорался в ее влюбленном сердце перед каждой встречей с зельеваром, сейчас даже не хотел загораться.       «Я что, его разлюбила?», — проскользнула мысль в голове ведьмы.       Но если раньше такое могло вызвать у девушки панику, то сейчас она лишь усмехнулась и, поведя плечами, пошла дальше по коридору.       «Грейнджер, опомнись! Ты ли это?! Это наверняка воздействие книги. Тебе срочно нужна помощь!», — но и эти мысли остались без внимания.       — Чернильное сердце, — произнесла префект, подойдя к золотой горгулье.       Статуя подняла голову и сдвинулась в бок, пропуская студентку во владения директора.       — Заходите, Грейнджер. Присаживайтесь.       Директор сидел за столом и заполнял какой-то бланк. Его черные, уже местами осаленные волосы свисали на лицо, отчего и без того длинный нос казался еще больше, вызывая у девушки усмешку, но она, не подав вида, села на стоящий напротив стола стул и, положив руки на колени, стала ждать, когда маг обратит на нее внимание.       — Мисс Грейнджер, надеюсь, вы понимаете, что после вчерашнего инцидента я имею полное право исключить вас из школы, и ни один попечительский совет не сможет оспорить мое решение, — тихо произнес Снейп, откладывая перо в сторону.       Его черные глаза внимательно изучали студентку. Еще утром ведьму бы начало съедать беспощадное чувство зазрения совести, но, как подметила про себя гриффиндорка, ей было все равно.       — Да, сэр. Разумеется. Если нужно, я могу уехать завтра на утреннем поезде. Писать жалобу я не стану.       — Вы так спокойны для человека, у которого главной ценностью является учеба. Я думал, данный факт должен, по крайней мере, вызвать у вас негодование.       — Да, господин директор, — девушка подметила, что без колотящегося от влюбленности сердца говорить с зельеваром довольно несложно. — Но я осознаю, что совершила, и не смею просить вашей милости.       Маг молчал, изучающе рассматривая волшебницу. Такое поведение для гриффиндорской всезнайки было чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому сомнения сразу же прокрались в разум бывшего шпиона.       — Мисс, а расскажите мне, как мистеру Поттеру удалось достать меч Гриффиндора? — улыбка, появившаяся на лице колдуна, могла внушить больше страха, чем обезумевшая Беллатриса с окровавленным кинжалом в руке.       Гермиона сразу поняла, к чему клонит мужчина, но не удивилась. Ей самой казалось, что ее подменили.       — Вы опустили его в озеро, сэр. Я Гермиона Грейнджер. Можете не сомневаться.       Снейп хмыкнул.       — Тогда меня радует тот факт, что вы, наконец, повзрослели. И я думаю, вы сможете спокойно ответить на мои вопросы?       — Да, сэр, — на этих словах девушка слегка поежилась и сжалась.       Синяк на ее груди вновь завибрировал, создавая чувство движения, и на этот раз тонкая ниточка страха опутала ее сердце.       «Мерлин, что со мной происходит?!», — мысленно прокричала волшебница, но, сделав глубокий вдох, взяла себя в руки.       — Вы в порядке?       — Да, профессор Снейп.       — Тогда скажите мне, как часто у вас происходили стихийные выбросы магии?       Волшебница потупила взгляд. Она и сама догадалась, что именно из-за очередного всплеска вчера смогла привечать зельевара о стену.       — Два раза, сэр.       — И какой разрыв?       — Около десяти часов.       — Вы хотите сказать, что за вчерашний день вы еще кого-то попытались убить?       — Нет, сэр. Утром я стол подожгла. А как вы поняли, что в библиотеке тоже был выброс, а не просто невербальная магия?       — Вопрос, Грейнджер! Теперь у меня нет сомнений в подлинности вашей личности.       Маг ухмыльнулся, ожидая привычного смущения, но девушка не отреагировала. Она, наконец, смогла возобладать над своими эмоциями и не хотела терять ни минуты, боясь, что безразличие вновь овладеет ей.       — Ваши глаза, мисс. Они были красными. Отвратительное зрелище, должен вам сказать.       — А разве такое возможно?       — Да, Грейнджер. И уверяю, вы не одна такая. Собственно, именно по этой причине я вас сегодня и вызвал.       Мужчина откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.       — Вы ведь знаете мистера Криви?       — Да, конечно, я знаю Колина. А что с ним?       — Ровным счетом ничего, кроме того факта, что он сжег сарай во дворе соседей прямо в Рождественскую ночь. Хороший подарок, не правда ли?       — Колин? Это невозможно, он не стал бы.       — Но, как ни странно, это так. У мистера Криви, как и у вас, произошел выброс стихийной магии. И таких, как вы, еще шесть человек.       — Но почему? — Гермиона удивлённо посмотрела на зельевара.       — Война, мисс Грейнджер, — раздался откуда-то сверху до боли знакомый голос.       — Профессор Дамблдор! — девушка обернулась и посмотрела на портрет старца, который был пуст, когда она заходила в кабинет. — Здравствуйте!       Какое-то теплое спокойствие начало покрывать ее израненную душу и, не осознавая, что делает, девушка всхлипнула.       — Как трогательно, я сейчас расплачусь. Альбус, я думал ты знаешь, что вмешиваться в чужие разговоры, по меньшей мере, неприлично.       — Добро, Северус. Дай поговорить с девочкой.       Зельевар закатил глаза и скривил лицо в отвращении.       — Директор, а причем здесь война?       — О, моя дорогая. То, что пришлось пережить тебе и другим студентам, оставляет следы. Следы, которые невозможно стереть ни одним заклинанием. Они живут глубоко в нас, не давая забыть ужасные события прошлого. Они всегда остаются с нами и в некоторые моменты дают о себе знать. Выбросы магии — именно те проявления душевных стрессов, что чаще всего происходят с волшебниками. Любое потрясение способно вызвать их, и вашей вины в этом нет. Северус рассказал мне о вчерашнем инциденте, и уверяю, вам не за что себя корить. Контролировать потоки энергии практически невозможно.       Гермиона опустила голову и посмотрела на носки своих ботинок. Неужели и вправду во всем виновата проклятая война, а злосчастная книга не причем? Неужели всему виной ее надорванная нервная система?       — Профессор Дамблдор прав, Грейнджер. Не знаю, что сподвигло вас на манипуляции, но вот мистер Криви, к примеру, увидел овчарку. Знаете ли, воспоминание о том, как твою грудь рвет когтями оборотень, трудно оставить без внимания.       — И что мне теперь делать, сэр? Вдруг я вновь это сделаю и наврежу кому-нибудь? — в эту минуту гриффиндорка поняла, что ее эмоции не наиграны, и она на самом деле переживает. За разговором студентка даже не заметила, как апатия отступила. Она осталась, но не имела и треть той силы, что была раньше.       — Вот здесь возникает вопрос. Видите ли, остальные студенты были несовершеннолетними, и ими занялся специалист из министерства. Он проводил с каждым из них сеансы поверхностной легилименции, помогая им самим, без постороннего вмешательства, очистить разум от наносящих им вред воспоминаний. У магглов это называется сеанс психотерапии. С вами же ситуация обстоит иначе. Вы совершеннолетняя, поэтому… — маг взял со стола бланк, который заполнял в начале их встречи, и протянул девушке.       Гермиона взяла пергамент и, пробежавшись по нему взглядом, почувствовала, что волосы на ее затылки зашевелились.       — Нет… Нет, сэр, пожалуйста! — к глазам подступили слезы, и Гермиону затрясло мелкой дрожью.       — К сожалению, мисс Грейнджер, другого выхода я не вижу. Как сами заметили раньше, вы опасны. Я не могу так рисковать.       — Но больница Святого Мунго — это же клеймо на всю жизнь! Я не сумасшедшая. Не отправляйте меня туда!       Отчаяние охватило студентку, и она пожалела, что не испытывает прежнего безразличия. По глазам зельевара она видела, что он уже давно принял решение о ее лечении в клинике.       — Не сумасшедшая… Возможно, хотя я бы оспорил, но не будем об этом. Вам нужна помощь специалистов, Грейнджер. Никто не будет вас держать в комнате с решётками на окнах. Вы просто пройдете курс реабилитации. Вам даже не придётся бросать учебу. Каждый день будет прилетать сова с заданиями. Это займет всего пару месяцев, если вы не будете противиться лечению, а по выходу, в связи с вашими уважительными обстоятельствами, вы сможете сдать ЖАБА в Министерстве магии.       Гермиона не хотела верить своим ушам. Она понимала, что обречена и никто не заступится за нее. Чувство безысходности охватило ее, и поэтому девушка, уже не сдерживая покатившихся из глаз слез, попыталась ухватиться за последнюю веточку надежды, прежде чем погрязнуть в жестокой реальности.       — А как же наши занятия, сэр?! Как перевод?! Вы же не откажетесь от него?       — Разумеется, нет, Грейнджер, но отложить вполне могу. Выйдете и продолжим.       — Если вы это сделаете, я помогать вам не стану! — со злобой выкрикнула ведьма, вцепившись пальцами в крышку стола.       — Ну что же. Не думаю, что вы единственная знаете руны. Думаю, на этом наш разговор закончен. Идите. Завтра я вас вызову, и мы обсудим детали вашего переезда в Мунго.       Спокойствие и равнодушие на лице любимого мужчины резали больнее, чем самый острый клинок. Разрыдавшись, ведьма вскочила и, не попрощавшись, выбежала из кабинета.       — И зачем ты это сделал? — спросило изображение Альбуса Дамблдора у самодовольно улыбающегося зельевара. — Ты же не собираешься отправлять ее в Мунго.       — Нет, конечно, — усмехнулся маг. — Достаточно пары занятий с этой взбалмошной девчонкой, чтобы вправить ей мозги. Она же не обезумела, чтобы отправлять ее в дурдом.       — Зачем же ты тогда так жестоко с ней? Ты видел, до какого состояния довел ее.       — Ничего, считай, это начало реабилитации. Она обижена, а не зла. Так что по дороге в башню Гриффиндора никого не прикончит.       — Северус! — сердитым голосом отозвался старец.       — Хватит, Альбус. Я сделал так, как заслуживает эта выскочка. Пусть в следующий раз думает, на кого выплескивает свою магию. Ты же не надеялся, что я оставлю безнаказанным то, что она вчера мной стены равняла.       Зельевар встал и, гордо подняв голову, вышел из кабинета.       — Ребенок, — улыбнулся портрет и, покачав головой, зашел за раму.