Пустой горизонт

      Вячеслав остался один в квартире, усевшись на пол в прихожей, он думал о том, что будет через год, ему хотелось уйти, оставив всю ответственность, которую не хотелось принимать. Но чем больше он сидел на холодном кафеле прихожей, тем больше принимал свою ситуацию, слова его невесты били эхом спокойствия. Но отец умирает, огромный кредит, девушка беременна, нет работы, нет военного билета, диплом через месяц защищать, а ничего ещё нет. Голос девушки в голове создавал ответы, парируя надвигающуюся меланхолию: кредит застрахован, беременна не девушка, а будущая жена. Военный билет? Мама — врач, придумает что-нибудь. Работа будет, надо лишь закончить диплом. Парень, растирая сопли об одежду, собрав остатки здравого смысла, сел за свой маленький компьютер и продолжил считать, писать проект, забывая про свой жалкий вид. Лишь концентрация на нужных вещах может быть не признаком самообладания человека, а верным путём к его приобретению. Осознанная работа, на благо всей окружающей семьи, но не всех окружающих.       В скором времени отец Вячеслава пошёл на еле заметную поправку, после роковой ошибки медсестры. Его перевезли в местную больницу, а из реанимации он был переведён в стационар. В палате было две койки: одна для отца Славы, вторая — для него самого. Холодная больничная палата, поддельные документы о «болячках» Славы, но совсем реальная капельница в вене — малая цена за то, чтобы быть рядом с отцом в этот момент. Зачем? Так Анатолий был под постоянным присмотром, а лошадиная доза витаминов по вене Славы только бодрила юный организм. Почти ничего не отвлекает от работы, максимальная концентрация возникает при наличии нужных средств к действию и минимуме комфорта. Единственное, что сильно отвлекало, помимо ужасающих перспектив: попытки Анатолия заговорить, превращающиеся в мычание и дальнейший плач беспомощности и жалости. Каждый крик отца бил плетью по сердцу Славы и зазывал медсестёр, которые тотчас интересовались состоянием больного отца, но никто ничем уже помочь не мог. Последним шансом был глубокий анализ МРТ на состояния головного мозга, надежда оставалась. — Вот получишь диплом, и на моё место пойдёшь, натаскаю тебя, через пару месяцев ты — на работу вместо меня, а я — на пенсию, — вспоминал мечтания отца в последнюю практику Вячеслав. — И не забудь про брата, чтобы ему легче было, я ему подготовил материалы для диплома, тебе давать не хочу, больно просто будет — ты этого не заслужил, — ещё здоровым голосом говорил Анатолий в голове Вячеслава. — Не заслужил, — вслух повторил Слава, добавив: — Прям совсем безнадёга. Продолжая работать над дипломом, думал парень, перебирая методички и формулы, прикованный одной рукой к капельнице. Все правильно: одна рука тратит энергию на работу, другая получает через витамины в огромной медленно капающей банке, что медсестра меняла два раза в день.

***

      По прогнозам нужно было оставаться с отцом в палате около двух недель: время достаточное, чтобы наедине с самим собой и под пристальным взором отца собрать и обработать информацию воедино. Не было рядом ни игр, ни мощного компьютера, с которого можно было снова раствориться в виртуальных проблемах, в действительности скрываясь от реальных. После первой же недели Славе и без глубоко анализа МРТ удалось увидеть стагнацию и полное отсутствие реабилитации отца. Половина тела отказалась работать, Анатолий еле вставал с кровати, не мог говорить, но всё так же языком жестов просил папироску. Оставалось смотреть на экран монитора и больничные стены в перемешку с борющимся за жизнь отцом. Одиночество маленькой палаты спасали гости, навещающие отца Вячеслава, приносившие новости внешнего мира: работа, местные происшествия и искренние пожелания выздоровления. Одна новость поразила молодого студента: — На шахте произошло инициирование взрывчатых веществ: во время зарядки одной из выработок в шахте произошёл взрыв, на место отбыла спасательная группа, но, учитывая известный около пяти тонн объём взрывчатки, Славе не верилось в счастливую концовку. Халатность, как человеческих фактор или же матушка-природа так распорядилась, но ведь на то и нужны квалифицированные инженеры, чтобы не было никаких «случайностей» от «дикой природы», всё должно быть рассчитано и выверено с запасом. Вячеславу оставалось ждать подробностей от новостных сайтов, но это будет хоть какая-то информация, которой можно заполнить пробел в непрекращающихся вопросах. Славу, как уже будущего специалиста, интересовал вопрос, что случилось и как можно было на это повлиять, хотя ему стоило задуматься над куда более близкими вещами и людьми.       Анастасия через несколько дней с братом Славы отправилась в его маленький родной город. В поезде всю дорогу она плакала, как и все прошлые ночи после телефонного разговора, лишь только пряча девичьи слёзы от посторонних глаз. Её не покидало чувство материнского долга, и она не могла ничего с собой поделать. Настя доверяла Славе и понимала реальную ситуацию, её планы никак не совпадали с ближайшим рождением ребенка, но полное отсутствие поддержки от самого дорого человека иссушает и самый огромный кувшин внутренних сил, она не могла поверить, как легко Слава мог отказаться от своего же ребёнка, того самого, ради чего и была задумана «семья». Куда он делся — тот самый Вячеслав? Она чувствовала себя одинокой на корабле, ей хотелось всё сжечь к чертям, бросить в тот самый костёр, который снова начал затухать. Разрубая паруса и заливая в пустые кувшины морскую воду вместо пресной, со слезами она бросила всю учёбу забыла все свои планы и в беспамятстве умчалась к своему безответственному жениху. Такое нельзя было простить, тем более её мама так и не научила свою дочку прощать. Настю бросало мыслями из крайности в крайность, она видела счастливую семью, но тут желала вцепиться как пантера когтями и удушить своего парня. Она понимала, как сложно сейчас его семье и какая огромная поддержка ему нужна была необходима, горькое терпение, не видящее предела за границами тотальной влюблённости. Катастрофически не хватало внимания, ей хотелось быть любимой, а не «уверенной» в завтрашнем дне. День всегда приходит и уходит, она просто надеялась, что ту заботу и внимание она получит ещё сполна, так или иначе всё решено. На картах судьбы уже расписались ангелы-хранители, а подписи в ЗАГСе — пустые формальности. Желанные мысли о светлых и беззаботных днях убаюкивали, а рука уже автоматически начинала гладить животик, которому ещё предстояло вырасти, и не было ни одной мысли и допустимости другого исхода, независимо от чужих желаний и мнений, только не хотелось ставить слова «чужих» и «Слава» рядом. Ей казалось, что лучше бы он просто молчал, чем иногда что-то говорил, не подумав. Она вспоминала обычные минуты молчания, их «МетеоГорку», «Исток», сонные километры в маршрутке, которые окончательно погружали в тёплый сон эфемерных объятий родных рук.

***

      После недели в одной палате с отцом Вячеслав, утомлённый отсутствием позитивных новостей о восстановлении Анатолия, решил, что его роль, как надсмотрщика за экстренно больным, была очень запоздалой, он не понимал той нужности и необходимости находиться в заточении, ведь уже было понятно по бурной реакции отца, отказывающегося делать упражнения по реабилитации, что нет шансов на поправку. Снежным комом скатывались эмоции с горы таящего терпения. — Ты на ты на!!! — кричал очередной раз Анатолий, отталкивая врача, пытающегося разработать плечевой сустав.       Вячеслав молча дождался, когда вернется мама… — Как прошел день, мои больные? — сказала Наталья, зайдя в палату. — Ничего. Здоровый — душой болеет, этот «больной» — головой, — отвечал Слава, указывающий на отца, теряющего лицо того былого величия. — Что-то нее так в вашем царстве? — пыталась парировать Наталья Александровна, но Слава только и ожидая такую реакцию продолжал: — Радостью должно заполняться сердце моё вместо того, что перед глазами: больной отец, предстоящие проблемы с армией, не говоря уже о дипломе, невеста в Екатеринбурге, ремонт, семья. — он остановился, словно запинаясь на своих же мыслях, мешая и выпивая тот бокал жизни, что уготовила ему судьба, продолжая — . Все проблемы разом? Почему в один миг? Инсульт, ипотека, диплом, свадьба, ребёнок. — Ну до детей вам ещё далеко! — перебила Наталья. — Не так далеко, как может показаться! Ближе, чем может быть! — уже выкрикивая, добавлял Слава. — В моей жизни нет места горю! Я должен быть счастлив, а не сидеть здесь больным в палате, как дозорный пес! Мне не нужно было даже приезжать сюда! Вы понимаете, каково сидеть дома разбитым, а на другом конце провода слышать «я беременна»?! — Тына на ты на, — проворчал отец, передавая несогласие.       Но Слава продолжал: — Да кого из вас буду спрашивать! Спасибо за советы! По жизни, по учёбе, по университету, за все те моменты, когда я был ещё совсем ребёнком, а ты стоял у меня за спиной и нервно дышал в затылок, когда я не понимал банальных примеров из математики. Всё, на что ты был готов, — это вмазать маленькому ребёнку! А теперь ты мычишь, ты даже не говоришь, ты буквально выжёвываешь своё недовольство, но твоей натуры это не меняет. Самое страшное — стать тобой! — не стесняясь никого, ни своей мамы, ни больного отца, кричал в голос Слава, а хрупкие стены больницы разносили крик по коридорам, вместе с той неловкостью, что одолевала всех нечаянных слушателей. — Ты понимаешь, что я буду отцом, а ты даже этой просто радости со мной разделить не можешь! Не умея говорить, передаешь своё несогласие! — продолжал нападать на рассерженного отца, недовольного легкомысленностью сына. — Ребёнок — это ещё не точно! Какой там может быть срок! Ещё есть время, и врачи есть хорошие, они помогут, там все быстро сделают, и ничего тебя тревожить не будет, — спокойным голосом рассуждала Наталья в свойственной манере медицинскому персоналу, которому нет дела до твоих проблем. — Какой ещё к черту «срок»?! Она никого из вас слушать не будет, а единственное, о чём теперь жалею сам, что поступил как вы, как в вашей мантре написано, ведь я ее даже не поддержал. Ведь уже заранее видел вашу реакцию, а ведь нужна поддержка, но теперь уже поздно, но я тебе обещаю, что, как только я пойму, что превращаюсь в тебя — в такого же никчемного отца, меняющего своего ребенка и не видящего его глазами другого мира, убегу, растворюсь, потеряюсь, но никогда не стану тобой. Лучше сдохнуть и разорвать этот… — Что ты такое говоришь! — пыталась успокоить Наталья Славу. — Как ты можешь такое говорить своему отцу? Он тебе жизнь отдал, только ради вас и загубил своё здоровье! А ты ему такие вещи смеешь выкрикивать! Не смей, у него и так голова не варит, ему покой нужен, а не твоя нервотрепка. — Хорошо, но теперь все эти разговоры «сроки», «упрёки», оставьте нам. Это наше дело, — старался подытожить Слава. — Но это мы ещё посмотрим, — продолжала Наталья. — Тебе там уже нечего смотреть! Вообще что ли до вас не доходит? — отвечал Слава, понимая, от кого ему досталась такая наглость в характере. — Как скажете, молодой человек, — пренебрежительно ответила Наталья, — только потом помощи не просите, когда прижмёт. Хочешь домой — скатертью дорога. С больницей завтра всё решим, а пока ещё переночуешь здесь, успокоишься немного.       Наталья Александровна ушла, сильно хлопнув дверью больничной палаты. Было слышно, как она быстро уходит по вечернему почти пустому коридору, мимо медсестёр и других немногочисленных неловких зрителей вечернего театра, ей хотелось оставить всё сказанное позади, ей самой хотелось радоваться. Ей тоже нужно была поддержка, разве она осталась последним сильным человеком в семье? Что будет, если она тоже решит сдаться. Она точно знала, что, хоть проблемы и наехали снежным комом, им есть логичный конец. Нужно только время и терпение, которого почти не осталось.       Анатолий отвернулся лицом к стене, оставляя лишь спину как ответ на все оскорбления сына, он прекрасно понимал, но не мог дать совета, он лишь видел себя в словах сына, но терпеть такое отношение к себе — не было сил. У Славы в собеседниках осталось только окно, вечернее стекло с такими же деревьями, что уже встречались ему тысячами на пути. Он словно снова в одежде лежал и смотрел как темнеет, как тогда в Екатеринбурге, слишком похоже — ему было жарко, а вечер так же опускался темнотой. Только теперь вместо зимней куртки — злоба, вырвавшаяся тихими слезами в темнеющую комнату больничной палаты. Проснуться бы в тот же миг, в той же зимней куртке в жаре, но не от злобы, но другой вечер опускался над горизонтом. Как и каждый день, как и каждую жизнь для таких же людей, что ничем не отличались. Рука сжимала телефон, вместо родной руки. Свет экрана осветил вечернюю палату Новое сообщение: «Завтра приеду. Скучаю».       Магия простого выражения, чудовищная сила простых слов. Спустя года мы находим сообщения с незабытых нами номеров, но уже, казалось бы, стёртых из контактов имён. Волшебство влияния, простого предложения «я по тебе скучаю», меняющего наше состояние и пробуждающего совершенно разные эмоции. Но быть бы всем такими сильными, чтобы уметь писать такие слова всегда, когда нам этого хочется. И так предательски меняющие судьбы, когда, казалось бы, уже нет места чувствам, сбивают из колеи тех, у кого так и не хватило храбрости написать эти слова в тот самый момент. Миг, в который это выражение первый раз гранитом падает на сердце, скребя душу.       Слава прижал телефон к себе, но так и не ответил. Но сообщение так и не ушло бы адресату, поезд мчался по пустых темным лесам и степям мимо сетей, отрезанный от забот, лишь только опуская тёмную ночь под стук колёс.