Яблочко от Яблони

Есть три наиболее известных вида ошибочного и дурного желания: непристойность, неумеренность, неуместность.

***

Этот белобрысый гад, довольно усмехаясь, указывал одним взглядом на парту учителя. Сволочь, он, вот кто… он вообще знает значение слова «сочувствие»? или как? Мало того, что учителя не упустили возможно похохотать над нами и Марком (что его разозлило, а отдувайся — я!), и согласились умять этот инцидент. Тем более учителям бы влетело в первую очередь, — ведь травму мы получили на их уроке. Поэтому мы мирно решили, что Марк может что-то соврать, ну а я принесу извинения — это официально, а не неофициально… Но после урока, я поняла почему Марка так тянуло послушать мои извинения… Святое дерьмо. Вот же гадина… — Вперед дурында, — ухмыляться парень, и единственное что меня радует, так это разбитый нос на его наглой физиономии, жаль это все нельзя разбавить синяком под глазом. Ему определенно бы пошло. — Это стол учителя химии, — напоминаю Марку, — он меня убьет если узнает, — поглядываю на парня, все еще не веря, что он, черт возьми, загадает мне это желание; но тот пожимает плечами, мол, твои проблемы. — Только старайся не читать с листа. Я хочу, чтобы это было от души и собственными словами, — посмеивается, пафосно произнося последние слова, словно давая напутствия. — Жаль при этом вслух ругаться нельзя. — Буркнула и сжав в руках листок, с силой сделала несколько неуверенных шагов. По прежнему еще не веря, что буду это делать. Чертовы блондинчики. — Но ведь если мы уже все решили с учителями, то такие жертвы ведь не обязательны?.. Но наткнувшись на взгляд Марка — заткнулась: мдам-с, в данной ситуации мне гордость и принципы не позволят отступить, если обещала значит придется выполнять, со смехом, позором и всем прочим, — но я обязана. — Хорошо, — вздохнула, и поправив свою черную кофточку, оттягивая ее вниз, чтобы прикрыть полноватые бедра, стремительно шагаю к столу учителя: надеюсь он крепкий. Выдыхаю, хотя нервная дрожь все еще бьет тело, и мне совершенно не хочется этого делать, а с другой стороны испытываю какой-то странный адреналин, и желание, — мать его, — сделать это. Поэтому, я подставляю учительский стул ближе к столу и ступая на него одной ногой, проверяю на прочность, а потом, под удивленный взгляды одноклассников, залезаю на стол. Сейчас время краснеть; самое время. — О, а кто стриптиз заказал? — смеется кто-то в классе, и девчонки с первых парт закатываю глаза, а кто-то шипит, чтобы я сейчас же спустилась и лишь Марк, непоколебимой статуей среди всего этого хаоса, стоит и улыбается, словно все, что происходит вокруг забавляет его как никогда раньше. Передергиваю плечами и прочистив горло начинаю. Да простит меня совесть. — О Великолепный Маркус Ляхтич, — сбиваюсь и шумно втягиваю носом воздух, потому, что в голове сложилась картинка и напряженный взгляд Марка подтверждает мои мысли; если секунду назад он усмехался, то теперь от его улыбки и следа не осталось, кажется и он начал что-то понимать. И чтобы скрыть свое же замешательство продолжаю: — Да простят мою грешную душу небеса. Да возрадуется Зевс… ты это под бодуном писал? — с напускным недовольством поглядываю на листик, стараясь шутить, — скажи — да, и я тебе все прощу, — усмехнулась, и это расслабило парня, на тот с улыбкой покачал головой. — Продолжай, — выкрикивает кто-то с задних рядом и я усмехаясь краешком губ, и неспешно киваю. — Так во-о-о-от… — ищу взглядом потерянную строчку, — короче, Маркус свет очей моих… А можно вопрос: свет этого «света», или того «света»? — Ты меня чуть на тот свет не отправила, не забывай, так что продолжай, — разрешающие кивает, словно говоря этим: да, можешь продолжать, мне нравится. Вот же гад. И теперь я не могу сдержать улыбки. — Ну так, — самодовольно фыркаю, — Свет потустороннего света Маркус, простишь ли ты меня и мою дурную головушку, которая года лишь для одного… Фу, Маркус! — ну ты и пошляк! — наигранно возмущаюсь, и громкий ржач проносится по классу. — Тупица. Кто еще пошлячка. — Беззлобно поправляет парень, — твоя голова годиться лишь для того, чтобы есть в огромных порциях. Но если тебе так охота, то я не откажусь от твоего «варианта» в виде извинений, — и эта пошлая улыбочка, «а-ля детка пошли со мной в туалет, я покажу тебе рай». — Ага, сейчас, — флегматично фыркаю. — И не надейся… ну я продолжаю? — невинно интересуюсь и парень кивает головой, все еще придерживая в руках платок, на который по прежнему капает кровь. — Прости меня Марк, я готова на все ради твоего царского прощения и… короче, ты или прощаешь меня, или черт с тобой, потому, что я задралась стоять тут, — нетерпеливо добавляя вспоминая, что в любой момент может зайти химик и застать меня на столе, посвящающий речи Марку. — Чувак, смотри, как Драгоций старается для тебя. Вон какие речи поет, поди в любви признается, а ты морозишься. И немая сцена. Марк ржет, класс ржет, я краснею и бурчу, что все в этом мире идиоты. Придурки и белобрысые гады с завышенной самооценкой. Боже мама, и с черта я решила кидаться этим мячом в людей? Не могла в окно кинуть, что ли? — Это было лучшее признание в любви, — проходящий мимо учительского стола одноклассник оттопыривает большой палец, говоря этим, что я молодец. Я показывая ему язык, и делаю какой-то кривой реверанс все так же стоя на столе. Пора спускаться. Пока нет химика. — Инвалид на голову, может поможешь? Ну там… например руку подашь? — спрашиваю, указывая на стул рядом со столом. Хотя прекрасно понимаю, что могу спуститься сама. Но пока у меня есть такой шанс поиздеваться над ним, я не должна его упустить. А еще не стоит обращать внимание на шутки о признании: чем меньше обращаешь на это внимание, тем больше всем на это насрать. Так что, пошутят и забудут. — Конечно, моя сударыня, — смеяться и все так же придерживая нос рукой, помогает мне слезть, и мне неожиданно становиться так его жаль. Раньше я даже подумать не могла, что ему правда больно и что он может мучаться сейчас, но глядя на слегка уставшие глаза и темные круги под глазами, понимаю — ему плохо. — Чего домой не идешь? — спрашивая припоминая, что медсестра разрешила ему идти домой выписав справку. — Жду химика, должен же я ему отдать справку. — Кивает головой на наш стол, где валяется его портфель и куртка. — Тебя правда это волнует? — недоверчиво кошусь на стол понимая, что два последних урока будут сидеть одна (а совесть, которая сейчас изнутри жрет меня — считается?). — Нет, — качает головой отпуская мою руку, как только я спускаюсь со стола, — я просто хотел услышать твою речь. Подавить улыбку у меня не получается. Вот же гадство.

* * *

Единственное, что способно меня заставить поднять свой зад с дивана в сторону школы - это, наверное, упреки матери, и еще клятвы отца… поэтому сегодня был особый день с учетом того, что днём должен был приехать папа. Я просилась, умоляла, я требовала оставить меня дома! Я бы могла помочь маме, убраться в квартире, выгулять кота, — если конечно надо, — я бы все сделала, чтобы не идти в школу и увидеть папу! Я не видела его больше двух месяцев. Я чокнусь скоро! Видеть его лишь по интернету и слышать голос по-телефону — тяжеловато, особенно если этот человек тебе ближе, чем мама. Странные отношения у нас в семье. Но еще, — все чаще стала замечать, — что ближе к дню приезда отца мне не хочется, чтобы он возвращался. А с другой стороны — я этого жду. Двоякое ощущение. Но в итоге, я сейчас сижу на уроке физики и жду звонка на урок. Пока класс лениво сползается к первому уроку, я втыкала в телефон, слушая музыку, и переживала: что будет, узнай папа о моей успеваемости и успею ли я спрятать все ремни? В шутку конечно, но мои двойки его вряд ли порадуют. — Доброе утро, — довольно бодренько произносит физик. И все лениво тянут приветствие, потому что урок еще не начался, так что смысла стараться нет, и физик, хмыкнув, начал разбирать свой портфельчик в поисках нужных конспектов, а я, как сидящая на второй парте от его стола, могла рассмотреть все, что он выкладывал на него. Итак… сегодня у нас (прикусываю губу и подаюсь вперед, рассматривая бумаги), так это бумаги для девятого, это восьмой…, а вот и наш. И сегодня у нас по плану, кажется, какая-то практическая. — О нет, — закатываю глаза, устало роняя голову на руки и один из наушников выпадает из ушей, позволяя услышать весь шум нашего класса, и мне тут же хочется резко оглохнуть; слишком резко. — И я рад тебя видеть, — фыркает, немного недовольный и раздраженный мой сосед по парте. То бишь Марк. И почему мне нельзя сидеть с ботаником? А? Он хоть больше чем эта ошибка природы знает и способен дважды два в уме сложить, а не на пальцах! Ладно-ладно: ботаник просто списывать дает, этот же фыркает и закрывает рукой свое решение. Га-а-адины. — Надеюсь, это был сарказм, — бурчу и собираюсь вставить наушник обратно в ухо, но тут звонит звонок. И я, заранее зная, что если слушать музыку на уроке телефон могут забрать как и наушники, по-этому покорно убираю все это в сумку. И вытаскиваю учебник и тетрадь. Сегодня приезжает папа, а значит нельзя с размаху въехать рожицей в грязь. Я даже ради этого нарядилась: вон юбка черная, рубашка глаженная, и два хвоста расчесанные. Хотя с юбкой перебор, но джинс черных у меня нет. А я должна выглядеть девочкой, перед отцом стыдно вести себя так, как я обычно себя веду. Маркус фыркает, и достает из того, что он называет сумкой, потрепанный черновик, который у него для всех уроков, и в наглую сообщает, что еще не поучил книги: поэтому они у нас общие. Парень, ты тут уже пятый день! Книги можно получить с первого дня! — Встаем, ребята, — просит физик и на пару с нашим измученным стоном поднимается весь класс, уже не так бодро отвечая на приветствие учителя, и падает, буквально, обратно на стулья. И физик уже не так весело, в спешке начинает свой урок, все в принципе как всегда. — Сегодня у нас небольшая практическая! — объявляет физик, а я что? Я горда свои зрением, но вот зря ответы не посмотрела, — я думаю все помнят курс восьмого класса, и последовательность подключения приборов в электрическую цепь, так же теорию Максвелла. Которую мы проходили на прошлом уроке! Блин, мужик я не помню что было вчера, а ты мне про восьмой класс! И кажется класс разделял мои чувства. Из-за чего недовольно гудел и с тем же раздражением принимал листы с вопросами на тест. — Можете получить свои приборы, — крайне обрадовал нас физик, и я подтолкнула Марка в сторону, поскольку я сижу у стены, то идти за приборами должен он. — Я инвалид — не забывай, — напомнил Марк - и так последние два дня, он не упускает возможности напомнить, что я сломала его почти заживший нос, а я каждый раз на это замечание закатываю глаза. Ибо бесит он меня! Ну я извинилась уже! — Вот и вали, будем шоковую терапию на тебе испытывать, — указала рукой на коробку, к которой сходились одноклассники, желая как можно скорее урвать какой-то прибор, в итоге же оставят самое сломанное! - по их мнение, не думаю, что стоит им говорить, что в нашей школе итак все приборы сломанные; так что разницы никакой нет. Маркус закатывает глаза, но послушно идет за прибором и выхватывая целую коробку со стола, под недовольный бубнеж одноклассников, и приносит ее мне, ставя на стол. — Выбирай. А я сижу тихо в шоке. Серьезно? Он притащил мне целую коробку, в которой еще что-то годное осталось. Я пытаясь сдержать издевательский смех, достаю амперметры, вольтметры и прочие проводки, проводники для дела. — Ой, дура, — закатывает глаза, и засовывает назад в коробку все проводки, что я выбрала, — они оголенные, - объясняет и достает, по его мнению, нужные, — а аккумулятор выбрала почти разряженный, — хочу возмутиться, но не успеваю, он быстрее забирает из моих рук аккумулятор и берет другой. — Не спорю, — произносит физик, явно недовольный тем, что Марк забрал коробку, — но не много ли, а? Будь добр, поставь коробку на стол. Я рассчитывала, что Марк плюнет на это все, и просто вручит в руки физика коробку, чтоб тащил сам. Но тот (Марк, не физик) встает; берет коробку и ставит на парту девочек впереди нас, выбирая им нужные приборы и с улыбкой объявляет, что ему для таких красавиц ничего не жалко, даже школьные приборы, явно списанные. Закатываю глаза, и согласна инструкции на листе выставляю приборы. — Тупица, — вздыхает парень, присаживаясь на место, оставив коробку на столе учителя, — кто подключает это, последовательно цепи? — мне на секунды кажется, что он постучит мне по голове кулаком - чтобы думала, — тебя же током так шарахнет! — По-моему, именно этого тебе и хочется. — Не спорю, но в таком случает заденет и меня, — без тени улыбки заявляет Маркус и если раньше я думала, что он шутит - то теперь сомневаюсь в этом, и решаю, доверить все это ему. Он гений. Пусть он возиться с этим. И Маркус, кажется, не против.

* * *

— Держи, дурында! — требует Марк, и я, злобно вздыхая, слушаясь его, придерживаю в руках, черт возьми, (хотя вряд ли он и черту нужен!) ключ электрической цепи. Девочки с первой парты смеются и пускают крайне плоские, как и они сами, шутки, но я молчу, — ссориться с людьми сегодня никак нельзя. — Я держу! — возмущаюсь, хотя знаю, что в чем-то он прав. И поскольку я боюсь, что меня долбанет током — держу всю эту конструкцию двумя пальцами, и так осторожно, словно меня вот-вот ударит током, и я буду готова уронить эту штуку как можно быстрее. — Я чего-то не заметил! — Слепой потому что! Марк напряженно выдыхает, и просит приготовится, и черт возьми, держать крепче, ибо сейчас он пустит ток. И амперметр должен показать какую-то там величину, которую я еще и должна запомнить, потому, что видите ли она нужна для расчетов. — Вот долбанет меня током, и появятся у меня, эти… экстрасенсорные способности…. Сам жалеть будешь, — предупреждаю Марка, порядком струсив, и решая в последний момент кинут эту шутку на стол, потому что держать в руках ее страшно. — Это ненаучно, — уверяет парень, — но вот от разряда увидеть «тот свет», ты точно можешь. Та-а-ак, истеричка внутри меня проснулась и требует спрятаться под партой по-дальше от этой научной штуки, и учителя физики заодно. Я слишком красивая, чтобы умереть именно сегодня, можно это было сделать в среду после физкультуры. Но нет же! — Раз, два… — начинает считать Марк, и девчонки, хихикая, обещают принести мне венок, на что я им показываю язык, и получаю предупреждающий взгляд от Марка (да помню я, помню, что надо держать и не отвлекаться!), — три. Я зажмуриваюсь, но ничего не происходит, вообще ничего, и я опасливо приоткрываю глаза. — Я не включил, — смеется Марк вместе с девчонками: предательницы, как по ржать надо мной — так всегда пожалуйста, а вот помочь!.. — Включай, — буркнула, потому что казаться трусихой больше не хочется, и я выдыхаю собираясь с силами. Марк равнодушно поджимает плечами, и на его лице проскальзывает какая-то дьявольская улыбка; он дергает ключом на цепи и лампочка моментально загорается, а меня словно, что-то острое бьет по руке, в том месте где ладонь прижималась к сцеплению между проводами. Я вскрикиваю и эти придурки громко хохочут. Га-а-ады. — Не переживай, такая мощность не убьет, но больно сделается точно, — вперемешку со смехом заявляет Марк, и я со злости уже собираюсь поставить эту штуку на стол и заявить, что с ним я больше не играю, как он перебивает и кричит: — Не ставь! Током ударит! И моментально реагируя, — крепко хватаюсь за них, удерживая в руках приборы. А этот гад снова смеется. И почему не смешно одной мне?.. — Не отпускай: правда ударит, — мне смутно верится, но девочки быстро кивают головой, подтверждая его слова и я отчаянно жалею, что не учила физику и не знаю, врет Марк или говорит правду. — Ла-а-а-адно, — опасливо тяну фразу и поглядывая на Марка — жду, когда он включит эту чертову штуку, убирая руку от района переплета проводов. — Ну я включаю? — усмехается и нажимает включатель, меня снова бьет током, но я сцепив зубы терплю это. — Ты не посмеешь, — цежу сквозь зубы, замечая, что он снова поворачивает включатель и меня бьет током. Это происходит ни так больно, как в первый раз, потому что тогда это было неожиданно, а сейчас меня словно кто-то уколол иглой в руку. Но парень усмехается и снова собирается включить ток. И тут я уже не выдерживаю. И не зная как его остановить, — ведь руки заняты, — просто кусаю его за руку. Кажется, Марк и сам в легком шоке от того, что я сделала. — Драгоций, — посмеиваясь начинает он, — ты меня укусила. Ты реально меня укусила? — Подумаешь, — бурчу и все же опускаю все это на стол — и никого ж током не ударило! Врун несчастный! А саму немного потряхивает от того, что я сделала, ну в этом ведь нет ничего такого, и вообще…, а с другой стороны я стремительно опускаю голову вниз, скрывая лицо за волосами хвостиков и стараюсь не выдать того, что безбожно быстро краснею и лицу жарко от стыда. — Драгоций, ты меня укусила; то нос то теперь рука, ты издеваешься? — как-то совсем обреченно произносит парень, потирая укус на руке. А я не плохо его цапнула, даже след остался, — покрасневшее пятно моего неправильного привкуса, — и я перевожу взгляд на его руку, и снова начинаю краснеть, еще сильнее… нечестно! — почему у парней такие бледные руки с длинными пальцами, и вены видно, такие синие, темные. Меня немного потряхивает от собственной фантазии. Марк и девочки смеются, а я смущенно поглядываю на свои руки и пытаюсь перестать краснеть, ибо написать я точно ничего не смогу (потом спишу у Марка), помочь тоже вряд ли, — все нужные показания Марк снял. Похоже Физика - это не мое…

* * *

— Драгоций, черствая ты наша девушка. Ты ничего не забыла? — усмехается Маркус, присаживаясь на край парты, выразительно указывая взглядом на мою сумку, — заметь, ты за эту неделю уже дважды меня покалечила. Тебе придётся меня кормить. С рук его что ли покормить! (внутренне взрываюсь от гнева)- хотя кто знает, дикий он какой-то, еще по локоть ручки отгрызет. — Ты ударил меня током! — возмущенно напоминаю. — И что? — разводил руки в сторону, мол он ни в чем не виноват, — что такого, это была маленькая и очень смешная месть! — У тебя плохо с юмором. Очень плохо, — копируя его веселый и саркастичный тон, заявляю, — и вообще: как не стыдно забирать еду у ребенка! — Тебе почти семнадцать, милая. Не такой ты и ребенок. — Заметь — восемнадцати еще нет, значит я ребенок, так что… — пожимаю плечами и собираюсь запихнуть наушники обратно в уши и не слышать его противного жужжания, хотя… красивый ж гад, прям идеальная сволочь. У них это семейное, да? Яблочко от яблони блин… яблоки гнилые, а не семейка! — Дра-а-агоций, — он протянул руку вперед и девчонки с первых парт удивленно переглянулись, обращая на нас всё своё внимание. Отдать ему это чертово яблоко не давала исключительно гордость; а с другой стороны давили принципы и говорили, что я обязана отдать, ведь я как бы пообещала. И как тут быть? Словно сама себя загнала в клетку. Гадство. Закатывая глаза, я достаю это яблоко с портфеля и кладу на стол: пусть хоть сам его возьмет, потому что какое-то чувство внутри не разрешает мне вручить ему это яблоко прямо в руки. — И не стыдно забирать у детей последнее? — повторяет мои слова одноклассница блистая улыбкой, подталкивая свою подругу в бок, чтобы и та подтвердила ее слова. — Стыд? Понятия не имею, что такое. Мне заинтересует эта вещь, только если она съедобна. Ее есть можно? — Марк выгибает бровь, с вопросом глядя сначала на меня, потом на девочек. — Ну-у-у… — протягивают те, не зная, что на это ответить. — Вот видите. Стыд вас не прокормит, а я яблоко — всегда — пожалуйста. Я с усмешкой закатываю глаза на его слова. — Эх, вот и осталась наша Драгоций голодная, — наигранно недовольно протянула одноклассница. — Плохой ты, Марк, — насмешливо фыркнула девчонка, и в лице Марка что-то переменилось на доли секунды. — Ну так. — Без особых эмоций бросил парень, и спрыгнув с парт, прошел вперед, выходя в коридор, видимо поплелся к парням, что играли на улице. — Захарра! — меня окликнула Римма с первой парты, указывая рукой на мой стол. Марк оставил яблоко на моем столе.