Воронка

* * * — Какой-то сегодня ненормально длинный день, — сказала Гермиона, когда городок скрылся за холмами. — Ещё даже не стемнело, а у меня такое чувство, что прошла уже неделя. — А мне нравится, — отозвался Гарри, щурясь на заходящее солнце. — На самом-то деле время идёт как ему и положено, просто кажется, что его стало много. — Я тебя не понимаю. — Я сам себя не понимаю, — пожал плечами Гарри. Он вспоминал платформу девять и три четверти. Каминная сеть тогда уже совсем закрылась. До Кингс-кросс они добирались в метро. Гарри не позволил Гермионе уничтожить Чашу прямо на месте, в сейфе, и он не мог тогда отделаться от ощущения, что везёт в рюкзаке бомбу и что барьер его просто не пропустит с таким грузом. Однако их ждала ещё большая неприятность: платформа была пуста. Они провели там, наверное, двое суток, дожёвывая последние бутерброды и развлекаясь чтением мятых, раскиданных по скамейкам номеров «Пророка» (слухи о нашествии инферналов на окрестности Парижа не подтвердились, а Селестина Уорбек рассказала о записи совместного альбома с молоденькой японской певичкой с непроизносимым именем). Это были не худшие дни. И сидячий поезд до Эдинбурга, в котором они просто молчали и смотрели в окно, потому что о важном нельзя было говорить при магглах, а о неважном говорить не хотелось... в этом поезде они провели тоже, в общем-то, неплохой день. Да и любой из дней их мрачного путешествия хоть и не был лёгким, не был и худшим. Потому что был не последним. Даже сегодняшний. Гермиона внимательно смотрела на Гарри. — Когда всё закончится, нам придётся нанять психолога, — сказала она наконец. Тот рассмеялся: — После всего этого каждому психологу психотерапевт потребуется. Гермиона улыбнулась и достала карту. — Смотри, Гарри, осталась лесополоса, а затем почти ровная дорога до самого Хогсмида. Будем идти, пока не устанем? — Нет. Давай тут заночуем, в лесу, тут точно безопаснее, чем потом на дороге. — Да там всего полтора километра этого леса пересечь. — Вот и давай оставим их на завтра. А то будешь ходить по темноте — опять ногу сломаешь. Палатку разбили на редкость удачно — высоко, кроны деревьев закрывают от дождя, под днищем сухой мох. «Хорошо-то как, такие моменты за последние месяцы по пальцам пересчитать можно», — думал Гарри, скидывая одежду и залезая в свой спальник. И лежать было удобно, и вокруг было тихо и безопасно — Гермиона озаботилась охранным кругом. А завтра, возможно, настанет последний день. Самый последний. Конечная станция, вылезайте, господа, приехали. Вроде бы в такие моменты жизнь проносится перед глазами. Не проносилось ничего. Темнота, давящая тишина... Гарри попытался вспомнить, что у него в жизни, например, было хорошего. Детство? Три раза ха-ха. Хогвартс? Дамблдор с его последним разговором всё испортил напрочь. Джинни? Джинни как началась, так и закончилась. Может, что и вышло бы у них, но Молли забрала и её, и Рона — да вообще всех своих детей, и куда-то уехала. Гарри очень хотелось верить, что они живы, но получалось не очень. Он знал: если кто и выживет, им больше не увидеться. Гарри лежал и не понимал, почему всё это происходит именно с ним. Почему он должен умирать? Он молод, здоров; он так мало видел. То есть много, конечно, но не того, что стоило бы. Было бы с кем — поменялся бы. И никаких угрызений совести. Гарри повернулся к стенке и закусил ткань спальника, чтобы не зарычать. Ярость, постоянная ярость — вот что поддерживало его всю эту дорогу. Ярость и Герм. Тёплая рука коснулась его виска. — Гарри, — тихо сказала Гермиона. — Ты спишь? — Сплю, — сказал он, не поворачиваясь. Чиркнула молния спального мешка. На мгновение обдало холодом, и тут же к Гарри прижалось мягкое горячее тело. «Бля, — подумал Гарри, не оборачиваясь. — Она же голая». Это было его единственной мыслью. Потом мыслей не осталось, только обрывки какие-то, а все чувства оказались в спине, там, где к его коже прижималась чужая кожа, и мягкая грудь, и твёрдые рёбра... Ладонь погладила его по плечу, медленно перешла на живот, там и затихла. Гарри аж дёрнулся, эрекция была почти невыносимая. Хотелось обхватить член рукой, но сделать это рядом с Гермионой он не мог. — Ты что? — проговорил он непослушными губами. — Мне страшно, Гарри, — прошептала она ему в ухо. В голове немного прояснилось, но эрекция не проходила. К тому же ладонь снова начала поглаживать его живот. — Мне тоже страшно. Это нормально, — ответил Гарри. Может, у неё спальник промок? Замёрзла? Или... Думать так и не получалось, хоть и очень хотелось. Просто Гермиону хотелось гораздо сильнее. — Повернись ко мне. Гарри лёг на спину, бездумно уставившись в темноту. Над его лицом всплыло светлое пятно. Её лицо. — Поцелуй меня хотя бы, — донеслось до Гарри как сквозь туман. — Пожалуйста. Она наклонилась ниже и шепнула, коснувшись губами его губ: — Ну же! Целовать Гермиону было как первое волшебство. Открытие. Откровение. Никакого сравнения с первым, неумелым поцелуем с Чжоу. Думал тогда — лишь бы не облажаться, не сунуть язык куда-нибудь... неправильно. А оно вот как должно быть. Не надо думать ни о чём, а только закрыть глаза и — Герми, Герми... как заклинание, да. Только без слов. Гарри даже застонал, когда это закончилось. Но Гермиона тут же села на него, сжав его бёдра коленками, и снова склонилась к лицу. — Гарри. Гарри... — шептала она ему в губы, — я так хочу, так давно... Ты только не отворачивайся. От её голоса заходилось сердце, холодел затылок, подгибались пальцы на ногах. Гарри огладил её ноги, провёл слегка дрожащими пальцами, нащупав на бедре выпуклую родинку. Повёл руками выше: живот, рёбра, грудь. — Да, так... так хорошо, — тихо, почти неслышно шептала Гермиона. — Хочу тебя, мечтала о тебе... А я-то сколько мечтал, хотелось сказать ему, но рот не повиновался мозгу, он мог только целовать. Гарри гладил грудь, живот, плечи, руки, спину. Провёл руками по выступающим лопаткам, чуть сильнее прижимая к себе. Она слегка тёрлась о член Гарри, и он понимал, что счастье сосредоточено именно там, где они касались друг друга. — Я люблю тебя, — сказала Гермиона. — Хочу, чтобы ты был первым. И единственным... Член запульсировал, Гарри вывернулся из-под Гермионы и обхватил его, кончая. Он не смог сдержать стон, и Гермиона спросила: — Гарри, с тобой всё в порядке?.. — Всё... да, — выговорил Поттер. — Прости. Гермиона снова легла так, чтобы прижаться к нему покрепче: — Ну что ты. Давай продолжим? Гарри закрыл глаза. Под веками сталкивались галактики и взрывались звёзды. Первым, любимым, единственным? Он ни для кого таким не был, но может успеть стать. Впереди ещё целая ночь — мягкая и тёплая. Волшебная. «По крайней мере, умру почти счастливым и уж точно не девственником, — цинично подумал Гарри. — А ей потом с этим жить. Не мне». Он повернулся. — Я не могу. Прости, Герм. — Понимаю... — она положила голову ему на плечо. — Не смущайся, я читала, такое часто происходит в первый раз. Это же первый, да? — Да. Первый. Гермиона удовлетворённо поцеловала Гарри в шею и почти сразу уснула. Гарри смог задремать, только когда она повернулась на другой бок, освободив его плечо.