Город грехов

Шлюха.        Она слышит это за спиной каждый день. Стоит ей пройтись по коридору школы, как шёпот за спиной начинает давить, проникая в сознание, беся до потери пульса. Но она делает вид, что ей плевать. И ей кажется, что это работает. Проходя по знакомым улицам, она уже знает, что стоит ей завернуть за угол, как дети на площадке начнут кричать ей вслед, что они о ней думают, а бабушки-соседки на лавочках будут обсуждать её нового парня и неодобрительно качать головами, стесняясь произнести это самое слово. Ведя себя так, будто интересуются её жизнью, но на самом деле она — лишь повод для сплетен. И она не обращает внимания. Всё правильно. Она никому не нужна, и ей никто не нужен. Всё по сценарию, всё так, как нужно. Шлюха.        Это слово преследует её давно. И она не спешит опровергать его. Она уже срослась с ним. Падшая женщина, развязная девушка, девочка, которая спит со всеми. Да, это определённо её название. Грязная, неприличная и ни капельки не невинная, ну и пусть. Зато это она. И она живёт с этим. Может, потому, что уже давно не заботится о своей репутации. А может, потому, что оно служит хоть каким-то прикрытием её слабости. Хотя, это уже не важно. Ведь всем всё равно. Ей подходит такой образ жизни. А душевным состоянием можно и пренебречь, правда? Шлюха.        Это слово уже стало вторым именем, прилипло, как жвачка к подошве. И это правильно. Так нужно, пусть все лучше думают так, чем узнают о её слабости. Она независимая. Ей не указ никто и ничто. А остальные пусть завидуют, пусть поливают грязью, но боятся связываться, видя сильного противника и не подозревая, что всё совершенно не так. Всё должно было быть по-другому. Но никого ведь не волнует, что финал счастливой истории стал трагедией. Это не сказки. Это жизнь. Реальная, чёрт возьми, жизнь. Шлюха.       И её это ничуть не трогает. Хотя кого она обманывает? Если это так, то почему она чувствует, что всё внутри разъедает от боли, как будто она глотнула соляной кислоты? Или это алкоголь так сильно ударяет в голову? Что-то не верится. Но это уже не имеет значения. Она знает, что погубит себя и не собирается поворачивать назад. Это её способ самоубийства. Это её жизнь. Её ёбаная проёбаная жизнь. Шлюха.       И она будет откликаться на привычное «Жендос» в школе, делая лицо человека, которого заебало всё и вся. Но в душе будет радоваться тому, что с ней хоть кто-то заговорил, в тайне ненавидя себя за то, что её это трогает и пряча эти мысли в далёкий угол. И она будет демонстративно швырять телефон, равнодушно глядя, как он ударяется об пол. Она умеет делать равнодушный вид. Но каждый раз, провожая глазами полёт мобильного, тихо молится, что бы он не разбился. Другого не будет. Она не унизится настолько, чтобы просить у матери новый. Шлюха.  — Жендос, а Лерка худее тебя. — фраза одноклассницы заставляет на секунду остановиться. Этой секунды хватает, чтобы понять, что образ анорексички летит к чертям. Как и все её образы. Она строила всё новые и новые, но они все рушились один за другим постоянно. Её преследовал только один. Тот самый, который создавался годами. Она хотела создать свой Ад и стать главным дьяволом, и она создала, доигралась. Она хотела восхищённых взглядов и зависти к её неограниченному самовыражению, и она получила самую большую славу — славу шлюхи. Пусть так. Но именно этого она и хотела, верно? Только от себя то не убежишь... Она проиграла в войне с самой собой. Но реванша не будет. Слишком далеко всё зашло. — Как жаль, что мне похуй. -и её голос совсем не дрожит. — У меня парень лучше, чем у неё. Вот на это не похуй. — Не факт, Женёк. Он же тебя бьёт. Или у тебя снова новый? — и в этом голосе читается насмешка. Она отчётливо видит презрение, скрытое между строк. Но она рада даже такому общению. Пусть осуждают, пусть поливают грязью. Только пусть говорят. Ей это нужно. Без этого она окончательно потухнет, как какая-нибудь парафиновая свеча, как обычная слабая девчонка. А она не слабая. Совсем-совсем не слабая. Ещё один самообман. — Бьёт, значит любит. — говорит лениво и пафосно, сожалея, что синяк на подбородке не скрыть тональником. Его не спрячешь, как и то, что она уже месяц не живёт дома. Это её сорок шестой парень, это её самые долгие отношения. И они ей дороги. Ей плевать на него, на то, где он, с кем он и как он. Он просто нужен ей ночью. Ей нужно знать, что она заснёт не одна. Ей нужно хоть немного стать нужной. И ей на самом деле плевать на то, что он приходит постоянно пьяный, бьёт её, кричит о том, как она его заебала, а потом использует по прямому назначению, повторяя, какая же она шлюха. Ей искренне плевать. Главное — она не одна. Шлюха.        О её статусе знают все. Это знают так же хорошо, как и то, что дома она появляется раз в месяц, чтобы забрать какие-то вещи; что она живёт где угодно, только не с матерью; что она зарабатывает на одежду своей репутацией; что в школу она приходит только тогда, когда директор позвонит её маме и потребует привести дочь за руку; что её мать делает вид, что жизнь дочери Жени её не волнует; что её мать плачет по ночам, понимая, что девушку уже не вернуть. Это знают все. Все молчат. Так будет всегда. Шлюха.        Её падение по жизни можно высчитать до секунд. Они просты для неё, она ненавидит их. Это не её жизнь. Но она слишком слабая, чтобы повернуть назад. И никакой Принц-на-белом-коне никогда не вытащит её из этого дерьма. Сказки закончились для неё в восемь лет, вместе с первым ударом от матери за позднее возвращение домой. Это был первый шаг, первая секунда, которая определила всё. Сказки ушли, оставив надежду на Принцев-любящих-свою-Принцессу-не-смотря-ни-на-что. Но и те разбились вместе с первым поцелуем. Поцелуем, которого она не хотела. Поцелуем, произошедшем без её желания. — Им всем нужно только одно. Желание девушки ничего не значит. Смиритесь. — это стало её постулатом, второй секундой, разочарованием. Она ещё верила, что всё может сложиться. Всё может вернуться. Чудеса случаются, ведь так? Она верила. Наивно верила. До тех пор, пока её парень не предложил ей секс, сказав, что тогда он полюбит её ещё сильнее. Это был удар ниже пояса.Третья секунда, ведущая к точке невозврата. — Мои мысли подтвердились. Они помешаны на этом. Сигареты, алкоголь, секс, им только это и нужно. Но, кажется, тогда я ещё умела любить. И я согласилась. — она думает об этом, читая свой детский дневник и понимая, что жизнь нихуя не справедливая. Потому что он бросил её через неделю. Воспользовался и бросил, сказав на прощание, чтобы она не удивлялась. Жизнь-игра. Это четвёртая секунда, ставшая, кажется, последней. Дальше она не думала. Курение и алкоголь вошли в её жизнь неожиданно, вместе с пятой секундой, показывая, что теперь уже поздно. Но именно так она забывалась. Так было легче. Наверное. Наркотики вызывали отвращение, поэтому, на шестой секунде она перешла к разврату. Так правильно. Она так решила. И она верит в своё решение. Шлюха.        Последнее время становится как-то паршиво. Сука, хочется блевать, но нечем, анорексия сама не разовьётся же! Но она ещё покажет им кто тут худее всех, даже если ей придётся для этого вообще не есть. Внутри пусто и гадко, похоже что она становится противна самой себе, кажется это прозвище сильно давит на неё и скоро конец. А, может, это всё-таки не её? Может, ещё не поздно измениться? Стать другим человеком? Нет. Если она сдохнет, то сдохнет именно такой, назад уже не повернуть. Даже если после смерти её никто не вспомнит, даже если никто не заплачет на могиле, она всё равно останется со своими принципами, навсегда. Это её карма, её наказание, её привилегия. Её седьмая секунда…