Опередить судьбу

Опять падение, опять потеря сознания на секунды… И вот уже визг тормозов оглушает молодую графиню. Луиз спешно моргает в ужасе от мысли – она вернулась!.. От этого кошмара сжалось сердце, по щекам побежали слезы. Молодая женщина их не вытирала, сидела на кровати, прижимая руки к груди, и часто-часто дышала. Понадобилось немало времени, чтобы понять – никуда она не падала и не возвращалась. И звуки вокруг… Луиз резко вскочила с кровати и бросилась в соседнюю комнату – детскую. Заходившийся рыданиями Рауль замолчал, ощутив мамины руки. - Мой хороший, - шептала женщина, принимаясь стягивать промокшие пеленки. – Бедненький мой! В такой мокроте кто же захочет лежать? Оказавшись в новом уютном коконе, малыш мигом сладко засопел, даже укачивать не пришлось. Графиня некоторое время прислушивалась к его дыханию, затем ушла к себе. Но ложиться вновь не хотелось, слишком запечатлелся в памяти кошмар, повторяющийся уже не первую ночь. И Луиз, укутавшись в халат, шмыгнула в малую комнатку, соединяющую ее покои со спальней мужа, а оттуда – на крохотный балкончик. *** Начало марта в Париже было теплым, но все же графиню встретила ночная прохлада, отчего пришлось поднять меховой воротник халата. Луиз с досадой поморщилась – этот ветреный март тоже напоминал о месте, где она родилась, как и мех – привезенный с ее Родины, только этого времени или мира… Она до сих пор не знала, где оказалась – в прошлом или в параллельном измерении. Но это ее мало волновало. А вот боязнь вернуться так и преследовала ее. В последнее время особенно часто. Прошли два месяца после родов. И Луиз ощущала себя счастливой – она обрела тут все то, о чем можно только мечтать. Тем страшнее было все это потерять. Ведь здесь она оказалась случайно. «Упал, очнулся…» Без гипса, но с новой жизнью. Только где бы получить гарантийную расписку, что вот так не будет вновь? А если опять упадет, очнется… Эти страхи и приходили во сне. Луиз вновь поежилась – от холода и ужаса, сковывающих ее. И тут же ощутила, как ее обняли за плечи, притянули к себе… - Сердце мое, вы опять не спите? – графиня невольно улыбнулась, прикрыла глаза, растворяясь в этом нежном шепоте. Атос тронул поцелуем ее висок. - А вы? – прошептала она в ответ. - Как видите… Вас разбудил Рауль? - Да. И нет. А вас? - Просто почувствовал, что что-то не так. И угадал. Луиз хотелось сказать, как она благодарна за эту заботу, но слов не было – подходящих слов, чтобы выразить ее чувства. Поэтому некоторое время она просто стояла, слушая дыхание мужа – спокойное, размеренное, уверенное. Ощущения были необыкновенно острыми. Париж семнадцатого столетия был не таким многолюдным и шумным, как его аналог в двадцать первом веке, но назвать его тихим и малонаселенным тоже было нельзя. И ночами он тоже не спал, не замолкал, но переходил на иные звуки. Возможно, что за углом шуршал ветвями каштан, а о камень царапали коготки бродячей кошки – но воображение рисовало страшных заговорщиков и просто уличных грабителей. Вот только в объятиях мужа было спокойно – пусть хоть армия убийц таится за углом. Но Луиз чувствовала себя защищенной. - Вам следовало велеть Мишель или Николь оставаться в детской на ночь, - прервал ее размышления упрек графа. Молодая женщина отрицательно покачала головой, она не хотела этого. Даже днем она не любила оставлять сына на попечение своей горничной или взятой в качестве няни Николь – пухленькой шустрой бретонки средних лет, воспитавшей своих двух сыновей и дочку. Да, служанки были внимательны и аккуратны, Луиза доверяла им полностью. Вот только этот страх последнего времени покидал ее лишь рядом с мужем или сыном, когда графиня была уверена, что она не уйдет от них. - Это неразумно, дружок, - Атос вновь наклонился к ней, нежно целуя за ухом. – О вас и так шепчутся, узнав, что вы отказались от услуг кормилицы. - Оливье, это мой сын, - умоляюще протянула она. – Неужели вы не понимаете? Я не хочу, чтобы он любил другую женщину как мать. Граф спорить не стал, полагая вопрос кормления ребенка не столь важным, чего нельзя сказать о страхах жены. - Луиз, если Он решит послать нам испытание, вы не в силах будете противостоять этому. Как бы ни старались вы держаться подле меня или сына, это не изменит Его промысла. Перестаньте страшиться. Он замолчал, ожидая ответа. И в городе, кажется, стихли все шорохи. - Пожалуйста, идемте ко мне! – прошептала супруга, которой эта тишина начала казаться затишьем перед бурей. Граф не спешил с ответом, только все так же крепко обнимал ее, как и прежде, а выражения его лица она не видела. И молодая женщина, повернувшись к нему и прижавшись щекой к его щеке, принялась горячо уговаривать: - Я не усну без вас, вновь будут мучить эти кошмары. Оливье, прошу! Образ замужней дамы и графини с нее слетел, превращая ее в ту девушку, которую Атос встретил два года назад – наивную и, как после оказалось, не такую юную, выглядела она на несколько лет моложе. По ее словам, она выглядит так, как выглядят девушки ее возраста в ее мире… Вот и сейчас, в свои двадцать четыре, она выглядела не более чем на восемнадцать. И Атос, будучи лишь на пять лет старше нее, невольно ощущал себя стариком. Особенно когда она смотрела такими глазами – с мольбой. - А если мне захочется не просто спать? – вдруг усмехнулся он. - Тогда мы не будем спать, - уверенно заявила жена. – Право, я полностью пришла в себя после родов. Ну умоляю вас… Атос только вздохнул, понимая, что уговорить ее действовать разумно вновь не получится. Но и отказывать себе, уже столько времени вынужденному обходиться без супружеских объятий, не собирался. *** - Рано или поздно, но Ла Рошелью нам придется заняться, - Луи устало потер переносицу, будто пытаясь таким образом прогнать сонливость. В споре с его преосвященством они засиделись до поздней ночи. И дискутировали они больше из упрямства, а вовсе не потому, что не понимали доводов друг друга. Ришелье не хуже короля знал, что оплот гугенотов превращается в серьезную угрозу. И стоит какому-нибудь болвану там заикнуться о союзе с Англией – как Бэкингем направит флот к берегам Франции. Если это допустить, то англичане шаг за шагом, миля за милей будут отвоевывать французские земли. И у них это будет получаться – потому что Франция, чьи войска вроде бы и не участвовали более в войне вместе с савойцами, но на деле полностью арену не покинули, вынуждена будет разрываться между двумя войнами. Что будет результатом таких попыток усидеть на двух стульях? Или одним, или другим, но проиграют. А может и обоим разом, потеряв всюду. Людовик же отлично понимал, что к войне с Англией они не готовы. И осаждать Ла Рошель тоже сейчас могут с трудом, о том, чтобы предупредить удар вовсе говорить глупо… Но вот сейчас Луи именно об этом и говорил. - Сир, мы год назад заключили мир, - устало говорил Ришелье. - По которому не получили ничего, - раздраженно бросил король. - Да, хотя проход через перевалы нам обещали, - согласился кардинал, который тоже этому обещанию не доверял. – Но все же Ла Рошель молчит. И следует ли нам торопиться? Пока мы можем подкопить силы… - И они тоже. Довольно! Ступайте и займитесь договором с Испанией. Мы не просто не будем воевать, но будем друзьями с испанцами. Ришелье спорить не посмел, поклонился и с поклоном исчез за дверью. - Что вы об этом скажете, Пьер? – тихо спросил Луи. Граф д’Орбье, немедленно появившийся из-за портьеры, приблизился к королевскому креслу пружинистой походкой, ничуть не похожей на шаги усталого человека, хотя ловкий дипломат уже валился с ног. - Скажу, что мы начинаем опасную партию, государь. - И вы туда же? - О нет! Напротив, я уверен, что нам надо рисковать. И начали мы очень удачно. - Вы о перемирии, которому уже год? - Нет, это как раз шаг, который мы затянули, сир. Я говорю о вашем сегодняшнем ходе, ваш приказ его преосвященству как нельзя кстати. - А! – прищурился Луи. – Выкладывайте! - Уверен, не позже, чем через час слухи разлетятся по Лувру. Я не удивлюсь, если ее величество даже посчитает эту новость достойной того, чтобы прервать свой сладкий сон. Если же нет, то она узнает об этом утром. - Не говорите очевидные вещи, граф! - Абсолютно все будут уверены в вашем решении сблизиться с Испанией. Возможно, даже тем, кто так тяготеет к происпанской политике, придет в голову, что они на этот раз одержали победу. - Вы имеете в виду заговорщиков? – бросил Луи, который не любил дипломатические формулировки. Д’Орбье с улыбкой поклонился – он не мог себе позволить столь вольных слов, тем более, что во главе этих заговорщиков стояли самые высокие люди королевства. - Ну хорошо. Вы полагаете, на этот раз они будут довольны и наконец просто постоят в тени? - Увы, предугадать их решения невозможно. Однако я не думаю, что они будут настолько доверчивы. - Переговоры о совместных действиях… - Всегда можно затянуть, - тихо, но уверенно прервал граф. – И это известно не только нам. Я буду очень удивлен, если никто не попытается узнать о планах вашего величества более подробно. Людовик прошелся по кабинету, размышляя о том, не следует ли ему направиться к жене. Вероятно, д’Орбье прав, Анне уже поспешили доложить новости. И если ей все верно успели сообщить, королева не спит. Она торопится отправить послание своему брату - испанскому королю, а также главным заговорщикам – матери и брату Луи, Марии Медичи и герцогу Орлеанскому. Письмо, конечно, она успеет спрятать. А если и нет, то в нем не будет ничего преступного, королева лишь изложит то, что узнала. Возможно, выразит свою радость, но, поскольку Людовик сейчас объявил мир, в этом тоже не будет ничего предосудительного. Однако гораздо любопытнее может оказаться реакция Анны. Что это будет? Радость? Смущение? Будет ли она благодарить мужа или попытается вызнать, что кроется за этим решением? А еще есть герцог Бэкингем, которому ее величество, по слухам, относится нежнее, чем позволительно замужней женщине. Попытается ли она сообщить ему? Ведь эта угроза направлена во многом именно на Англию… - Да, конечно, попытаются, - кивнул он, принимая решение. Анна все равно ничего узнать не сможет, не она руководит заговором, разумом она наделена слабо. А потому и нет нужды ее проверять. Пусть сообщает кому угодно – эти новости в любом случае будут знать завтра все послы и шпионы, и во все страны явно и тайно будут направлены послания схожего содержания. Что в первую очередь возобладает в королеве – испанская кровь или английская привязанность – Людовика волновало лишь с точки зрения того, как можно понасмешничать над женой. Чувства к ней у него давно прошли, Луи с трудом выносил общество женщины, виновной в выкидышах и плетущей против него интриги. Обдумав все это, король посчитал, что супружеский долг подождет, а чувства супруги ему неинтересны. - Граф, что вам известно о мадмуазель Луизе? – вдруг спросил он. - Мадам де Ла Фер? – уточнил д’Орбье. – Она ныне в Париже, уже несколько месяцев. Кажется, успешно разрешилась от бремени, подарив роду наследника. - Я прекрасно это помню, - иронично отозвался Луи, который два месяца назад проявил особую милость – в присутствии всего двора поздравил графа с рождением сына, а после лично посетил крестины младенца. - Вы желаете знать, что ей известно о Ла Рошели? - Разумеется. - Я докладывал вашему величеству, что ее знаниям следует доверять с некоторой осторожностью. - Я помню, - усмехнулся Луи. – Ришелье фактический властитель Франции. И какие-то еще глупости. - Именно. - И все же это лучше, чем совсем ничего. - Я нанесу графу и графине визит завтра утром. - Хорошо. Вы хотели предложить что-то еще. - Да… У меня есть один план. И в нем отводится роль господам мушкетерам.