Насколько хватит твоего воображения. Ч. 1. Безнадежно

По истечении Вериных полугода в Городе Ангелов ее все чаще посещает сомнение насчет идеи-фикс «хочу свой фильм». Размеренно ширится и неумолимо снежным комом надвигается порыв упаковать свое писательское эго в тяжелый и громоздкий сундук, а ключ выкинуть. Чтобы покончить с пересмотром и реставрацией многолетней увязшей идеи и желанием тащить ее в сознании мертвым грузом. Чтобы стереть все препятствия и вернуться к Мэтту. Однако готовность все бросить рассеивается как дым, стоит только подумать о безрезультатности последних шести месяцев и напрасности вынужденной разлуки. Оправдана ли она фоновыми приобретениями, если главная цель так и не достигнута? Мысль, особенно терзающая по ночам, практически каждую ночь, за редким исключением, как сегодня. Раннее утро. Тихая клиника. Одноместная палата. Вера сидит неподвижно в кресле возле стены, поджав ноги и облокотившись на ручку кресла. Слева от нее – входная дверь. Впереди справа – на больничной койке чутким сном спит Марина. В дальнем углу слева – подключенная к монотонной системе мониторинга жизненных функций старшая дочь Марины. Вера сквозь прищуренные веки смотрит на прямую линию температуры, при повышении которой требуется бить тревогу. Амплитуды дыхания, пульса и сердцебиения ритмичные и неширокие. От резкого клацания дверной ручкой Вера вздрагивает и выныривает из полудремы. Дверь открывается нараспашку, и в палату заходит высокого роста и нехудого телосложения армянин. Пытаясь ступать тихо – с изяществом борца-тяжеловеса, будто на ногах у него не бахилы, а впервые натянутые пуанты, – он подтягивается к Вере, оглядываясь на спящих. ВЕРА: (проверив телефон, поднимает лицо к вошедшему) Можешь не стесняться, Зураб. Все равно уже время... Сейчас эти придут... (сонно машет на двери) ЗУРАБ (тихо и с выраженным восточным акцентом): Привет, как она? (смотрит в сторону девочки) ВЕРА (тоже тихо): Стабильно, температуру вчера сбили, потерю жидкости восстановили. Ацетона нет. Если не будет рецидивов, завтра обещают отпустить. Марина грешит, что она съела что-то на экскурсии... Как Сан-Франциско? ЗУРАБ (машет рукой в воображаемую сторону Сан-Франциско): Дома лучше. Звонкий хлопок двери и негромкий разговор, вероятно, разбудили Марину. Подцепив изящными ступнями тапки и запахнув ночной халат, она поднимается с гостевой койки, зачесывает пальцами за уши белые пряди и приближается. Зураб обнимает ее, и они перекидываются новостями на армянском. Атлет в медицинском пеньюаре и есть тот человек, благодаря которому Марина оказалась в Америке – ее старший брат. В отличие от изящной младшей сестры на английском большой брат говорит с диким акцентом, потому что никогда не утруждался шлифованием местного языка, что при его габаритах и роде деятельности он не считает своей проблемой. Зураб хозяйничает в сети ресторанов армянской кухни. Довольно успешных с учетом того, что в Лос-Анджелесе обитает наибольшая на планете армянская община за пределами своей страны – около одного миллиона армян. Больше только в самой Армении. Вера слезает с кресла и потягивается. МАРИНА (переходя на местный язык, подходит к Вере, обнимает): Спасибо, что приехала... (отходит, печаль и забота в глазах) Пусть Зураб тебя отвезет... ВЕРА (машет рукой в отрицании, улыбаясь уголками рта): Пустое. Подойдя к спящей дочке Марины, Вера дотрагивается до ее теплого влажного лба, целует в щеку. Невыразимая печаль для матери видеть своего ребенка в беспомощном состоянии. С пожеланиями скорейшего восстановления Вера прощается с Мариной и ее братом и уходит из клиники, но перед глазами продолжают извиваться и ползти синусоиды мониторинговой аппаратуры. Необъяснимая череда сюрреалистичных образов на грани между небытием и реальностью для маленького человечка. Та часть детских воспоминаний, объяснение, повторение и доказательство реальности для которых затем неосознанно ищутся во взрослой жизни. Дома в душ, затем плюхнуться в кровать. Вера суматошно ворочается в постели, будь они неладны эти любопытство и привычка проверять сообщения. В соцсети находится целый рой постов о фронтмене MUSE, прогуливающемся с какой-то особой женского пола. Верины брови резко взмывают вверх, она открывает фото. Так и есть: Мэтт и рядом русоволосая англичанка с грубоватыми чертами лица, чуть ниже его ростом; оба в чем-то непонятно-мышино-сером, обутые в мокасины, бредут по улице южного тихого городка. Идиллия. Вера вздыхает с облегчением и набирает короткое письмо: «Привет, Мэг! Спасибо, что присматриваешь за нашим восьмым ходячим чудом света. Надеюсь, несмотря на это, ты цела и здравствуешь, и у тебя все в порядке». Часы телефона показывают около шести утра. За окном уже светло, и Вера зарывается головой под подушку, герметично изолировав внешние шумы и проложив туннель-воздуховод между силиконовым мешком и постелью. Кажется, не проходит и пяти минут, когда в ее комнате раздается голос Джесси. ДЖЕССИ (голос, заглушенный толщей наполнителя подушки): Подъем, соня! Уже полдень. ВЕРА (сонно, из-по подушки): Я протестую. ДЖЕССИ (поднимает и бросает в нее подушкой): Мистер Кински приедет через сорок минут. Звезда ж не хочет никого в таком нечесаном виде встречать? Вера, открыв один глаз, поднимает прядь своих волос и смотрит, пытаясь экстраполировать степень нечесанности на то место, откуда эта прядь растет. ДЖЕССИ (берет Верин телефон, игриво): Ух ты, тут тебя кто-то настойчиво добивается! Пять неотвеченных... Вера подтягивается и хватает Джесси за руку, дергает к себе, и та от неожиданности падает рядом на кровать. Вера забирает свой телефон, придавив плечо Джесси левой рукой к кровати. Все пять пропущенных звонков – от Роуз и ее ассистентки Нэнси. ВЕРА (все так же удерживая Джесси за плечо, сонно-томно): Скажи мне, что твой Ник – хороший любовник, иначе я вообще не вижу смысла тебе переезжать к нему. ДЖЕССИ (смеясь): Тебе одолжить его на вечер? На два? ВЕРА (морщась и мотая головой, отпускает Джесси): Я не сплю с партнерами своих друзей и наоборот, с друзьями своих партнеров. ДЖЕССИ (начинает еще громче смеяться, встает и садится на пол рядом с кроватью): Пять баллов! Вера недоуменно смотрит на подругу, затем повторяет свою последнюю фразу, и недостаток сна компенсируется здоровым смехом; выбравшись из постели, она бредет из комнаты вслед за Джесси, по пути звоня агентессе. РОУЗ (голос в трубке): О! Чудно, что набрала. Завтра на Comic Con собираешься? Есть разговор, но не по телефону. ВЕРА (зевая): К вечеру, я думаю... РОУЗ: Я с малым только до обеда буду. Может, раньше? И кстати, там приглашенным гостем Рэй Брэдбери с полудня до двух, хоть я ни разу и не слышала, чтобы ты по нему бредила. ВЕРА (задумчиво): Любимый фантаст моего отца... Думаю, стоит раньше приехать. С обещанием перезвонить следующим днем Роуз ставит разговору точку, и Вера заходит в ванную – приводить «звезду» в порядок. Через час она стоит на тихой улочке с Джесси и Ником. Вещи подруги спущены и рассортированы в багажники двух седанов. Новый шаг в жизни Джесси одновременно и радует и не веселит: Вера снова остается одна. Она прощается с парой, и оба одновременно и по-американски фамильярно чмокают ее с двух сторон. Поднимаясь в лифте домой, Вера задумчиво прикасается к той щеке, куда пару минут назад ее поцеловал Ник. В квартире почти физически ощущается пустота. Кофе, почта. Вера присматривается к строчке с заголовком одного письма во входящих и открывает его. Ответ от Мэгги: «Дорогая Вера! Я искренне рада, что ты высоко оценила мои усилия по поддержанию безупречного имиджа адекватности в нашем развеселом нах...й коллективе. Хочу довести до твоего сведения, что меня порядком задолбало прикрывать одного, доказывая, что он не евнух, а у второго снимать с члена все, что туда цепляется. Боюсь, если и дальше так будет продолжаться, то мне скоро придется прилюдно целоваться с твоим клоуном, чего я крайне не желаю делать, потому что ты мне потом снесешь голову. Ввиду всего сложившегося я тебе настойчиво рекомендую присоединиться к нашему балагану как можно скорее и привести в чувство своих мужчин. Через неделю в «Стэйплс-центре». И приписка в финале: «Гляжу я на этот цирк и понимаю, что мне уже женщины нравятся гораздо больше». Вера подозрительно смотрит на концовку письма. К своей склонности часто менять партнеров Мэгги, похоже, еще и би. Время? В заокеанском часовом поясе сейчас полдесятого ночи. Меньше чем через неделю у группы Мэтта открывается осеннее североамериканское турне – Лос-Анджелес и прилегающие к нему территории первые в очереди, – но сейчас команда еще в Британии. Мэгги снимает трубку практически сразу. ВЕРА (в телефон, улыбаясь): Привет, моя тебе благодарность за объективное коммюнике. МЭГГИ (со знакомым чопорным акцентом): Пожалуйста, обращайся еще. Я надеюсь, оно на тебя подействует. (и выразительно) Спасибо Тому, что сохранил светлую голову, есть с кем посмеяться, но всему же бывает предел. ВЕРА (ежится при упоминании Тома, потом задумчиво): Мэг, я просто боюсь... Что если этот фильм провалится в прокате? МЭГГИ (фыркает): Мне, честно, все равно. Что до Мэтта, он и так тобой уже гордится. Поверь, ни больше, ни меньше ты для них уже не станешь. ВЕРА (скорее к себе): Не больше... МЭГГИ (продолжает): Том уже идеями постера «Наша электронная малышка» с тобой в роли андроида бредит. ВЕРА (фыркает и вставляет): Предсказуемо. МЭГГИ: Так что, что бы ты ни хотела показать этим жестом, твою точку зрения уже давно поняли. Ну, и какой смысл там сидеть дальше? Через неделю в «Стэйплс»? ВЕРА (пропуская вопрос): А эти его постоянные идеи то спеть, то заглядывания на знаменитостей женского пола? МЭГГИ: Мисс Луна настолько ревнует, что забыла, что у него одновременно бывает по пять разных мнений, и все правильные? (пауза) Я не буду ничего им говорить. Так через неделю в «Стэйплс»? ВЕРА (кивает): Да, увидимся через неделю. (кладет трубку) На следующий день к одиннадцати, оставив машину на парковке за бежево-зеленой каменно-металлической изгородью, Вера мерит шагами плитку длинной площадеобразной аллеи с редкими пальмами-часовыми. Цветастые баннеры, украшающие вход на храме «Шрайн», ныне выставочной аудитории, смотрятся чуждо. Огромное здание с высокими полукруглыми арками окон и башнями по углам тепло-кремовым цветом напоминает ванкуверский дом, а дизайном – восточный минорет. Сходка The Los Angeles Comic Book and Science Fiction Convention занимает всю территорию холла и забита до отказа стеллажами, столами и стойками, напичканными винтажными футболками, журналами, фигурками супергероев, консольными играми и прочими материальными атрибутами на тему комиксов и сай-фай. Вера проходит вдоль ряда столов с игрушками и смотрит вправо и наверх. Крыша здания – непомерно высоко, а метрах в пяти от внешней стены – другая, в которой множественные проемы между топорных прямоугольных колонн ведут ко внутренней части фойе, поближе к залу-аудитории. Как будто у храма два входа: точно ли вы намерены сюда зайти? Нырнув в проем, Вера сворачивает влево: боковая стена хоть и обещает зеленой неоновой табличкой exit/выход, но приводит в кафе. Там, за столиком, сидит Роуз, и Вера подсаживается к ней. Реклама Comic Con добралась и сюда: поздоровавшись, Вера указывает на приклеенный к барной стойке плакат, агитирующий на конференцию и автограф-сессию писателя-фантаста. ВЕРА: Девяносто лет, страшно подумать, и заметь, он еще выступать сегодня будет. РОУЗ: (глянув на постер) Святая Мария, столько прожить, дай Бог ему здоровья! (назад к Вере) Ладно, давай спустимся на землю. Торжественно объявив студию-дистрибьютора, агентесса сообщает о планирующемся римейке известной культовой картины и добавляет, что инвесторы хотели бы посмотреть Веру на пробах. ВЕРА (голову набок): Я так понимаю, они любительское художество «электронной малышки» с твоей помощью увидели, и это роль?.. (глядя в упор, опускает лицо, одновременно и с намеком поднимая брови) РОУЗ (показывает на нее открытой ладонью, улыбаясь): Сама догадливость! ВЕРА: Роуз, знаешь, это как называется? РОУЗ (убедительно кивая): Строить карье... ВЕРА (перебивает): Пони одного трюка. Там андроид, здесь киборг. Догадаешься, какой может быть моя третья роль? РОУЗ (с возражением): Они дали сценарий. ВЕРА (в напускном неверии): Да ну? РОУЗ: Пришлю – почитай. Соглашение в понедельник потом подпишешь. Почитаешь? ВЕРА (пожимая плечами): Хорошо, гляну. РОУЗ (улыбаясь): Вот и чудно! (и более расслабленно, по-дружески) Питч-фесты, конкурсы, переговоры... Они все выжидают выхода фильма Дага, вернее, какую кассу он соберет. Соглашайся предварительно на киборга, предпродакшн у них все равно не ранее чем через полгода планируется, а за полгода и Земля перевернуться может. ВЕРА (кивает и трет подбородок большим и указательным пальцами, с хитрой улыбкой): Ты становишься романтиком апокалипсиса. Но агентесса не успевает ответить, как к столику резво подбегает темнокожий мальчик лет девяти – сын Роуз, – приветствует Веру и начинает активно упрашивать мать купить ему игрушку. Вера в компании с Роуз и ее ребенком бредет к стенду игрушек-героев комиксов, пока агентесса возмущается, что сама не завтра-послезавтра сможет открывать магазин-выставку бэтменов и суперменов. В холле, перед ватагой пластмассовых супергероев на стеллаже, они и расходятся. Снаружи конференц-зала Вера покупает диск с фильмом в лаковой картонной упаковке и заходит внутрь. В то время как остальные группируются по центру возле ряда столов у дальней стены, она занимает место впереди слева. Только несколькими минутами позже сообразив, почему она решила приземлиться именно здесь. Усмехается и перебирается в центр комнаты. Купленный в красивом боксе фильм кассового успеха на рынке не заработал, да и впечатления сильного не произвел, но рассказ, по которому он был снят, Вера помнила столько, сколько знала саму себя. Когда ей было лет девять, а одноклассники еще читали про антропоморфных насекомых и животных, о добрых и отзывчивых ровесниках, она начала украдкой таскать книги отца. Ему нравилась классическая научная фантастика, датированная 1950-1970-ыми годами. «Chrysalis/Куколка/Превращение» был одним из первых рассказов, который приоткрыл вымышленные миры инопланетных существ, технических усовершенствований, научных толкований, парадоксальных выводов, неожиданных сюжетных поворотов и – что немаловажно – проекций мотивов и поведения взрослых людей. Потом она любила с отцом часами обсуждать прочитанное, задавать вопросы. Подвыпивший, он был словоохотлив, а подшофе отец бывал едва ли не каждый день. С его уходом Вера не потеряла интерес к жанру, который стал ее любимым, наоборот: философские взгляды на устройство мира от писателей-фантастов и пронизывающая их печатные детища красной нитью идея о принятии неприемлемого казались более справедливыми, чем мораль, диктуемая обществом той страны, где она росла. А сейчас, двадцать лет спустя, Вера слушает выступление любимого автора своего отца. Несмотря на более чем почтенный возраст, седовласый и грузный спикер говорит очень ясно, связно и захватывающе. Самокритично шутит над собой и теми, кто заслуживает быть высмеянными. Подступают слезы, когда он разъясняет свое видение существования человечества, как быть свидетелями всего, что происходит вокруг, ценить и отражать мир через себя в той форме, на которую способен. Вера внимательно прислушивается, когда фантаст сравнивает пианиста с писателем, объясняя, что тренировать себя нужно каждый день. Иначе завтра, послезавтра и на третьи сутки отсутствие мастерства могут заметить сам автор, затем – критики, а потом – и аудитория. И Вера смеется со всеми в зале, когда автор разъясняет на своем примере важность нахождения выхода своим желаниям; как через много лет поцеловал ту женщину, которую хотел поцеловать, когда они еще были тинейджерами. Она возвращается домой с подписанной фантастом папкой DVD-диска и долго рассматривает титульную картинку мрачной планеты на черном фоне обложки. Будущее настолько темно, насколько мы сами делаем его таким. Вера обеззвучивает телефон и, не заглядывая в лаптоп, засыпает. Читая следующим утром присланный сценарий римейка анимированной манга-истории, Вера трясет головой и шепотом чертыхается. Вопрос, почему диво-скрипт так легко рассылают налево и направо, разрешается в два счета. Она специально включает и параллельно просматривает оригинальный японский мультфильм, чтобы убедиться: сюжет переделки целиком копирует его события. Изменены только место действия – не Япония, а Америка – и имена некоторых персонажей. А также растянуты эпизоды экшена. Баланс трех типовых сцен, которые и делают аниме запоминающимся: философско-диалоговых, медитативных и боевых – зверски нарушен. Да и сможет ли голливудское производство так же выразительно оттенить символьным подтекстом и аутентичным саундтреком видеоряд? Читающая в шутку отправляет Роуз сообщение, что подумает над ролью, только если продюсеры дадут переписать «эту хромающую на обе ноги скрипто-новеллизацию оригинального фильма». В светской хронике, иначе известной как сплетни фанов на Вериной странице в соцсети, муссируются предупреждения о романтическом внимании к Мэтту какой-то подруги. Ожидая увидеть фото-шарж на трепетные чувства от ассистентки группы, с ее ростом целующую Мэтта куда-нибудь в лоб или макушку, Вера с досадой отворачивается и кривится. На загруженном фото – та же самая сериальная блондинка, что в розовом болеро крутилась перед Мэттом полгода назад. Поисковая машина живо и многокартиночно подсказывает, что снимок был сделан на британской церемонии награждения. Куда Мэтт с Домом явились за своим призом, а блондинка, очевидно, чтобы посмотреть клип, в котором снялась для одной рок-группы, и поприставать к фронтмену другой. Вера фыркает и открывает сайт-агрегатор авиапредложений. Билет Лос-Анджелес – Ванкувер. Стоящий на перекрестке ванкуверский дом не такой обширный, как жилище в британском городке. Если встать перед фасадом, компактное отдельно стоящее здание кажется в высоту больше, чем в ширину, а темно-персиковая внешняя облицовка и почти черного цвета дверные и оконные рамы делают строение на вид еще миниатюрнее. В Канаде все кажется меньше, спокойней и наивней. От историй про вора-форточника, которого хозяева дома усаживают за стол пить чай и слушать, как нехорошо он поступает, – до ответа коренных жителей на вопрос, правда ли, что канадцы все время благодарят и извиняются: «Спасибо, что спросили. Извините, но мы и в самом деле такие». Неделя канадского домочадства протекает незаметно. Сидя на диване в гостиной, Вера невнимательно проглядывает и подслушивает теленовости, а на лаптопе пролистывает многострадальный скрипт римейка. Поначалу сообщение Роуз про «добро» от студии на редактирование сценария казалось шуткой, но сумма, зашедшая на банковский счет, убедила в основательности сделки. Выкинув значительный объем диалогов и боевых сцен, Вера оставила порядка пяти десятков страниц, что в грубом эквиваленте будет соответствовать пятидесяти минутам экранного времени, к которым требуется добавить еще около стольких же новых листов, чтобы получился фильм стандартной длительности. Но идеи не идут. Взгляд на экран телевизора, взгляд на экран лаптопа. Еще раз по кругу. Звонит телефон. Взгляд на экран телефона. Вера замирает на пару секунд, заглушает болтающего диктора, поднося телефон к лицу, и принимает звонок. МЭТТ (голос в трубке, спокойно): Привет. ВЕРА (закрывает глаза, тоже ровным голосом): Привет. МЭТТ: Как ты? ВЕРА (глаза закрыты): Хорошо. Ты? МЭТТ: Тоже. (немного оживляясь) Мы можем увидеться? ВЕРА: Да. МЭТТ: Когда? ВЕРА: В любое время. МЭТТ: Где? Вера открывает глаза и называет адрес своего канадского дома. Мэтт усмехается, она усмехается следом и почти видит, как он опускает голову и трет ладонью лоб, где бы он сейчас ни находился в Лос-Анджелесе. ВЕРА (с легкой улыбкой): Заедешь? МЭТТ: Я бы мог, но каков шанс, каков шанс, что ты все еще будешь там? ВЕРА: Не знаю. Но ты можешь попробовать. МЭТТ (через паузу): Безнадежно. ВЕРА (зажмуривая глаза, тихо и быстро): Бесконечно. Оборвав звонок, она закрывает ладонью рот. Слезы, как бы ни хотелось их удержать, резко накатываются и брызжут. Оцепенение пробирает холодом и сворачивает дугой. Уткнувшись лбом в диван и закрывшись руками, словно кто-то мог видеть одиночку в ее доме, Вера мелко трясется в беззвучном плаче. Можно забыть цвет глаз и запах волос, потерять в памяти прозвучавшие слова и вид с моста тихой ночной реки, выкинуть из головы мелодию или строчку стиха, заменив их новыми, но то, как кто-то заставил тебя чувствовать себя когда-то, останется с тобой навсегда.