smoke

Уи себе говорит: не может такого быть. И открывает чемодан с куинке, сжимая пальцы на тонкой рукояти крепче обычного. Хорошие следователи, что бы ни случилось, не забывают о своей клятве: защищать людей — а она, он уверен, опасна, потому что неопасные не выживают после кагуне насквозь в живот и погребения под землей. Хаиру вся в грязи, погребальный костюм больше, конечно же, не белый, и её некогда мягко-розовые волосы теперь спутаны. У её ног — лилии, растоптанные и никому ненужные. Уи думал, что он опустит их у надгробного камня, скурит, как всегда, лишь одну сигарету и уйдет: это его давняя традиция — приходить сюда раз в неделю — а теперь ей не нужны ни лилии, ни его слова о том, что он, оказывается, умеет скучать по ней. Коори хочется верить, что это какой-нибудь кошмар; но кошмары не разговаривают настолько реально, и голос, чьи мягкие нотки он боялся забыть, пробирается теперь в мозг гнилыми червями: — Коори-семпай. Уи чувствует горячий металл даже через кожаные перчатки. Ихей хмыкает — кажется, это горечь — и смотрит на него в упор. Был бы глупый роман — было бы самопожертвование, её мольбы о прощении и просьбы, чтобы он не забывал. Уи не знает, где он хочет оказаться: в реальности или в книге — потому что, когда тот, кто тебе дорог, оказывается тем, кого ты должен убивать во имя принесенной клятвы и законов морали, хочется лишь выпасть из мира и смотреть издалека на исход событий. У Ихей за спиной — укаку; мало развитое, неумеющее покрываться стальными колючками и осколками, способное лишь одним слабым крылом висеть за её спиной и напоминать голые ветки поздней зимой. За силу они отдали человечность. У Уи в подреберье тихо настукивает сообщение по азбуке Морзе отчаянно-предательское: «человечность тоже не твой удел». — Я не могу умереть, вы ведь знаете, — Хаиру делает шаг назад, распрямляется в плечах, инстинктивно сжимает правый кулак. (куинке, вот бы сейчас куинке — или пистолет). (лучшие следователи носят с собой всегда один патрон, но Коори ей его не отдаст) — Будто я мог такое забыть, — хочется улыбнуться с ехидством, но он чувствует этими проклятыми охладевшими мышцами, как лицо только искажается в гримасе. Уи хочется выплюнуть с ненавистью: лучше бы я забыл. Ихей его целовала, говоря, что ей не время умирать; Ихей его обнимала, пряча лицо в изгибе шеи, потому что, когда солнце садится, может быть немного холодно; Ихей ему обещала, что не оставит, и эта клятва оказывается сильнее клятвы следователя. Только вот Коори теперь не уверен, была ли эта проклятая клятва, крутящая в его лопатке нож, у неё под сердцем. Уи не успевает увидеть молниеносный выпад. Уи не успевает поднять куинке попросту потому, что рука впервые дергается, вздрогнув. Уи жмурится, готовясь к боли, но он чувствует лишь сквозящий ветер у виска. На кладбище он один вместе с лилиями, умирающими в грязи. Он опускает сапог на их грязные лепестки. Клятва свербит у него в подреберье: кажется, так может свербеть лишь паразит, прогрызающий органы. Когда ему говорили, что обещанное нужно держать, потому что твоя семья не потерпит огласки, он по-умному кивал и говорил, не дрожа, что он справится. Но, видимо, её сдерживать обещание учили лучше, чем его самого, — она выбралась из могилы. Жаль, что так не может делать обычный человек. Уи Коори докладывает начальству, что Ихей Хаиру — гуль непонятного происхождения. Уи Коори выкапывает ей могилу, от которой уже не вылезти. — Сэр, — окликает Вашу, чувствуя под языком горьковатый вкус. — Её кагуне недееспособно. Если не можешь сдержать обещание, его лучше и не давать. Коори просит у строгой матери прощение. (он её оставил, потому что следовать клятвам заложено у него в генах) Вот только, когда она лежит перед ним, разбитая, слабая, со сквозным ранением в боку, смотрящая на него снизу вверх открыто настолько, будто он сейчас просто протянет ей руку и скажет: «давай помогу» — вместо «давай помогу» она слышит произнесенное с дрожащей горечью: — Лучше бы ты умерла. — Ты будешь навещать меня в Кокурии? — она спрашивает ему в спину по-детски заинтересовано. Уи впервые с её поимки смотрит ей в глаза, зная, что её дорога уже проведена красной линией в исследовательскую лабораторию. — Мертвецов не навещают. Хаиру пытается улыбнуться, но выходит искаженное лицо со сломанной улыбкой. (его солнце потухло) (и это его вина) — Но тебе ведь уже не привыкать.