Отдых для двоих

      Второй час ночи; из соседнего купе доносится истошный детский крик. На предыдущей станции в поезд села мамочка с маленьким ребенком, и он ревел уже полчаса точно. Пассажиры, не успевшие уснуть, возмущались. Проводники разговаривали с матерью. Не спала и Лика, хотя смена была Алексея. Мать лишь отвечала, что не может ничего сделать, что и так успокаивает его всеми силами. Все завидовали счастливчикам, рано уснувшим и имеющим крепкий, не чуткий, сон. Больше всех мучились два соседних купе, а соседи «маленького тирана», как уже прозвали ребенка, готовы были идти до места назначения пешком.       Артем и Лена, сто раз пожалев об этом, не успели уснуть. Зато соседи их храпели так, что иногда перекрывали этим крик ребенка. И эта адская смесь выводила из себя, и Артему хотелось растолкать этих двоих, чтобы не только они посреди ночи лежали, закрывая подушками головы. Нервы сдавали. Хотелось выспаться. День в поезде вымотал. Да еще и не очень приятный день, что тут скажешь. Да он еще и кончаться никак не хотел. Голова Колосова раскалывалась. Вроде пройдя вечером, теперь она ныла с новой силой, и Тёма страдал вдвое больше.       Лена, как и Артем, не спала. Лежала, пытаясь игнорировать оба назойливых звука. Но получалось с трудом. Сон не шел. Расслабиться до конца не получалось. Психанув, Лена поднялась. Села. Обхватила голову руками. Сняла с волос резинку, надев ее на руку. Взъерошила волосы. — Тоже не спишь? — послышалось с нижней полки. — Уснешь тут… — буркнул Артем.       Вскоре Тёма слез вниз и сел рядом с Леной, понимая, что уснуть у них все равно вряд ли получится, пока мамаша не найдет способ успокоить свое чадо. Пока все попытки оказались неудачными, и Колосов, сам того не замечая, постоянно повторял: «Да что ж она за мать-то такая!». Брусникина лишь вздыхала. Пожимала плечами. Бездетный холостой мужчина рассуждает о материнстве… Лена усмехалась: нашелся знаток детей, общающийся лишь только с Данькой Щепкиным. — Колосов, ты так говоришь, будто у тебя дома рота детей, — после очередного такого высказывания, возмутилась Елена и закрыла уши ладонями. — Упаси Боже… — буркнул Артем, — если каждый будет так орать — лучше застрелиться… — Эх… — она положила руку на его плечи, — вот женишься — придется стреляться! — и рассмеялась. — Очень смешно, — отмахнулся от нее Тёма. — О! Кажется, замолчал!       Стоило ему это сказать и улыбнуться, как крик разнесся по вагону с новой силой. Ребята будто слышали, как тяжело вздохнула неспящая половина вагона и проводники вместе с ними. Лена развела руками, кажется, смирившись, что выспаться и хотя бы просто заснуть этой ночью ей не светит. Поуютнее устроилась, с ногами забравшись на полку. Пожалела, что не взяла с собой беруши или хотя бы наушники. Прислонилась к холодной, не прогретой солнцем стене. Твердо. Подложила подушку под голову. Закрыла глаза, надеясь, что сможет заснуть хотя бы так.       Колосов посмотрел на невозмутимую, но морщившуюся все равно коллегу. Нет, у него так не получится — он знал.       Артем же больше не мог терпеть. Голова разрывалась на тысячи осколков, и сейчас Тёма представлял, как далось Толику и Люде вырастить Даньку. Ему хватило полчаса послушать этот крик, что он готов был уже сойти с поезда. А они, родители, слушают это ежедневно, и никто никого не убивает. И теперь Артём не представлял, что будет делать, родись у него ребенок. — Мне это надоело! — окончательно психанув, Тёма резко поднялся и вышел из купе.       Ленка, даже чуток задремавшая, вздрогнула. Сон как рукой сняло. Хотелось кинуть вслед Артему подушкой или даже чем потяжелее, чтоб знал. Насупившись, уперлась кулаками в постель. Выдохнула. Поняла, куда направился Колосов. Поднялась. Направилась туда же. Уснуть все равно более не получится. Так, может, хоть ссору предотвратит. «Или убийство…» — грешным делом подумала она.       Не постучавшись, вошла в купе. Там собралось столько народу, что неудивительно было, что ребенок кричит. И проводники, и зыркающие на мать и самого ребенка соседи, и люди из соседнего купе. Да Лена сама бы вряд ли уснула, смотри на нее столько глаз и талдычь без устали: «Да когда она уснет?!».       Не сразу заметила Артема. А заметив, прикрыла рот ладонью, чтоб не рассмеяться. Он — тот, кто только что говорил, что первый бы застрелился, сейчас держал на руках этого маленького ребенка, как папа, что-то приговаривая. Подняв глаза на Брусникину, увидев ее ехидную улыбку, сказал: «Очень смешно. Я спать хочу, » — и продолжил укачивать ребенка. Лена закатила глаза: если это будет делать он, то уснут они только дома. Артем умел находить общий язык почти со всеми женщинами, но не с маленькими девочками. Как ей сообщили здесь собравшиеся, малышку звали Галина, что в переводе с греческого означает «тихая, спокойная». — Вот уж точно — тихая… — вздохнула Брусникина. Вновь посмотрела на Колосова, — а тебе идет. — Да иди ты, — отозвался он.       Лене как еще одной «пострадавшей» освободили место на полке. Все зевали, а уснуть не могли. Лика, проклинавшая всё вокруг, постоянно что-то бурчала, и было не мудрено, что когда она качала ребенка, та верещала еще сильнее. И вопреки своим убеждениям, Брусникина неожиданно для себя обнаружила, что ребенок затихает. Перевела взгляд на улыбающегося Артёма. Непонимающе посмотрела на него, вопрошая одним только взглядом: это ты сделал? Как?       Все переглянулись, не понимая, как у него это получилось. Лика лишь вздохнула, пробурчав: «Ну наконец-то», — и громко зевнула. Алексей, которого все потеряли из виду, проснулся. Встрепенулся. После расспросов, как ему это удалось, оказалось, что у него своих двое — мальчики-двойняшки, и слушать такое и спать под эти же «песни» ему не привыкать. Остальные упали на кровати, буквально пропев беззвучно: «Аллилуйя», да и вообще боясь произнести лишнее слово и издать лишний звук.       Тёма передал спящего ребенка ошарашенной и измученной матери, поклявшейся, что пока ребенок не научится говорить и самостоятельно передвигаться, в поезд она с ней не сядет. Та взяла ребенка, прошептав: «Спасибо Вам. У Вас, наверное, своих много, » — улыбнулась. Артем тоже улыбнулся, не зная, как ответить, что он ребенка-то такого маленького, считай, впервые на руках держит, не то что умеет с ними ладить. А уж своих и подавно нет. Кивнул и быстрыми шагами пошел на выход из купе.       Лена уже ждала его в своем купе. Осталось лишь избавиться от храпа, но это они как-нибудь переживут. В конце концов, дойдет сам. Не заблудится, она надеялась. И вот он вошел. Брусникина разулыбалась. — Пришел, папаша, — потрепала его по голове, когда он сел рядом с ней. — Тём, а где ты так научился с детьми обращаться? Может, у тебя, действительно, своих рота? — Иди ты, — снова отмахнулся Артем. — Сам в шоке. Пришел. Говорю, сколько можно. Мне говорят: на, сам попробуй успокоить. Вот я и попробовал… — Ты мой молодец, — усмехнулась Лена, поцеловав его в щеку, — твоим детям повезет. — Так может… — он повернулся к ней. — … спать, — продолжила Лена, понимая, на что он опять намекает, и упала на кровать раньше, чем он успел что-то сказать, — наконец-то спать. — Спать так спать, — сразу согласился Артем без пререканий, понимая, что его глаза слипаются, а чугунная голова просит отдыха. Услышав от Лены «спокойной ночи» и ответив ей тем же, забрался на верхнюю полку и вскоре наконец смог уснуть.

***

      Медленно пролетали за окном леса, поля, реки, деревни. Всё это ребята уже видели при первой дороге, и сейчас иногда слышались слова: «А помнишь?». А в ответ лишь то ли улыбка, то ли сдержанный кивок, ведь отдых, столь неожиданный и запоминающийся, который останется теперь в их сердцах навсегда, закончился. Сколько всего произошло — не счесть. Кажется, что все только начинается, что они только должны ехать туда, на море, а уже назад. И вот, совсем скоро уже нужно будет звонить Толику и говорить, во сколько ему надо приехать на вокзал, чтобы встретить их. А кажется, только вчера договаривались о том, что Толян должен был их везти на вокзал, он бормотал себе под нос — мол, опять не ему халява улыбнулась, а друзьям. И эти сборы, когда они успели и поссориться, и помириться, и стычка в поезде, и отпуск, который запомнится им навсегда, который оказался абсолютно не таким, какой планировался.       А сейчас? Что сейчас? Скоро они очутятся в душном кабинете, снова будут искать преступников. Ночные дежурства, засады, мозговой штурм, бессонные ночи — всё это вновь вольется в повседневную колею, и лишь воспоминания останутся от отпуска, от отдыха, который им устроили Хрулев и Филимонов. Теперь всё это они будут вспоминать с мыслью о том, что обязательно вернутся туда, где все так спокойно и нет никаких преступников.       Тёма посмотрел на сидящую у окна Лену, на храпящих соседей. Улыбнулся. «Недолго вам осталось на свободе гулять, » — усмехнулся Артем. Похлопал Ленку по плечу, жестом показал, что надо выйти на время. Брусникина кивнула, и они покинули купе. — Ленк, это эти… с ориентировок. Голубь и Карась. — Тём, что за зоопарк? Какой голубь, какой карась? — непонимающе спросила Лена, держась за раму окна, чтобы не упасть, когда поезд качнуло в сторону. — Помнишь, гастролеры тверские? — Ты думаешь? — Татуировка у одного из них такая же. Да не бывает таких совпадений. Наверно, едут с «заработков» домой. Поезд ведь до Твери как раз идет, — рассказывал Тёма Лене свои наблюдения, а завершив, усмехнулся, — работа нас и здесь достала. — Да уж, — подтвердила Брусникина, — тогда надо вызывать наряд на вокзал. И заодно Толику позвони. Два часа все же осталось.       Лена вернулась в купе, а Тёма отправился в тамбур звонить Толе и в родное ОВД, по которому нисколько не скучал за время отсутствия и еще бы столько там не оказывался. Но потом Артем понял, что, позвонив Толику, убьет разом сразу двух зайцев. Ведь где сейчас Анатолий? В «Щуке», а значит, звонить в дежурку нецелесообразно. Зачем напрягаться лишний раз объяснять всё, если можно свалить эту участь на Щепкина? Ехидно улыбаясь, он набрал номер Анатолия, и вскоре услышал в трубке ответ.       Договорившись с Толиком о том, что поезд прибывает через два часа и ему стоило бы поторопиться выехать на вокзал, если он, конечно, окончательно не раздолбил его «Ниву» за время отсутствия. Услышав в ответ, что ему не о чем волноваться, но если он только пожелает, то может добираться до города, как ему вздумается: хоть на попутках, хоть на автобусе, хоть на такси. Ответив, что так просто он не отвертится и надо бы пошевеливаться, Артем чуть не забыл о второй цели своего звонка — о своих попутчиках. Рассказав, Тёма услышал смех коллеги и, как он и думал, пресловутую фразу: «Не успели домой вернуться — уже в работе. Трудоголики! Ладно, передам ребятам, » — и послышались гудки. Колосов усмехнулся и поспешил вернуться в купе. Все же Ленка там одна с этими уголовниками.       Зайдя в купе, Тёма увидел уже проснувшихся соседей, заставивших стол лапшой быстрого приготовления. Артем сел рядом с Леной. Они уже давно позавтракали, в отличие от Карася и Голубя. Один из них взял эти упаковки и пошел заливать кипятком. — А вы докуда едете? — спросил оставшийся.       Тёма и Лена переглянулись, хотели ответить, что едут они ровным счетом туда же, куда и они, но решили продлить удовольствие и сказали коротко: «В Москву». Голубь усмехнулся. — Завидно, завидно, Москва — город дорогой, как и все удовольствия жизни, в общем-то. Хотя, хочешь жить красиво — умей вертеться, — будто говоря с самим собой, развивал разговор. — А вы? — поинтересовался Артем. — В Тверь-матушку.       Ребята переглянулись: «Это еще неизвестно, попадете ли вы в Тверь». Это еще раз подтверждало слова Тёмы. Значит, перед ними действительно Карась и Голубь, которых они ищут с весны.       Время бежало быстро. Вот, казалось, они еще только недавно сели в этот поезд, а сейчас остается каких-то десять минут до прибытия на вокзал. Тёма и Лена помнили, как приехали они на тот вокзал, как Ульяна развлекала их всю дорогу, как потом провожали Кристину, как умаялись за поездку до Евпатории, как их оповестила Антонина, сказав, что в номере будет всего одна кровать. И сейчас это все кончится. Кончится через считанные минуты, которые бежали как секунды. Казалось, здесь, в поезде, они еще в отпуске, но стоит только выйти на перрон и посмотреть на родные московские места, как он закончится, будто его и не было.       Лена и Артем сложили вещи в сумки, достали чемоданы. И сидели, ожидая прибытия на станцию. И вот уже московские окрестности сменились улицами города, и вот начали появляться здания, находившиеся на непосредственной близости к вокзалу.       Тёма взял вибрирующий телефон, увидел, что Толик прислал ему СМС, гласящее: «Я на вокзале. Ребята тоже». Показал Лене содержание сообщения. Нужно было по-тихому решить все вопросы, чтобы не наделать шороху и не дай бог не подвергнуть кого-то опасности. Если преступники решат выйти на станции, то проблемы могут быть — приставить кому-то нож к горлу — любимейшее у бандитов, но все же там их «встретят» доблестные милиционеры. А если решат отсидеться в поезде, то всё вроде бы куда проще — взять в этом же купе. А тут, в вагоне, народу будет однозначно меньше, чем на перроне. В любом случае обе ситуации были опасны для людей, и предугадать, как они себя поведут: решат ли сопротивляться? — было невозможно.       Тёма решил, что лучше самим разведать обстановку. — А вы пойдете на вокзал в Москве? — А что там смотреть? Разве что минералочки купить. Жарко здесь, — отозвался Голубь.       Ребята смекнули, что эти двое все-таки будут выходить на станции, ведь на улице было очень жарко, солнце пекло невозможно, и металлический вагон нагрелся как консервная банка.       Лена пошла оповещать проводников о том, что в их вагоне едут уголовники и желательно, чтобы они были в курсе. Постучавшись, вошла в купе проводников. Лика и Алексей пили чай, несмотря на ужасную жару. Лика оглядела Брусникину, вспомнила вчерашнюю ситуацию и отставила кружку чая в сторону. Да уж, мало приятного вчера выдалось, и сейчас проводница первым делом подумала, что пойдет разбор вчерашних полетов. Но когда Елена оповестила их об истинной причине своего прихода, то с одной стороны она успокоилась, а с другой — уж лучше бы она закатила им сцену ревности, чем в вагоне были бы рецидивисты.       Алексей пообещал, что поможет, если вдруг что пойдет не так. Лена также не забыла представиться, и Лика, подавившись чаем, представила, чем могла обернуться вчерашняя ситуация. Представила, что у нее могло быть с собой табельное. И бурная фантазия девушки развила себе ситуацию из произведения классика: «Так не доставайся же ты никому!».       Договорившись обо всем, Брусникина вернулась в купе, где Колосов был вовсю готов выходить. Сидел, держась за ручки чемодана, и смотрел на соседей, которых скоро поведут в наручниках.       Поезд начал останавливаться. Лена взяла чемодан на колесиках, Тёма — сумку. Он первый спустился, принял у Лены чемодан, затем помог спуститься ей самой. Увидели Толика, подбегавшего к вагону. За ним шли, парившиеся в бронежилетах, милиционеры. — Ну, где? — подойдя к отпускникам, спросил Анатолий. — В вагоне еще. О, вон они, — указал Артем на мелькнувшие в окнах фигуры.

***

      Щепкин, Колосов и Брусникина шли к «Ниве», где их ждал Мухтар. С собой на вокзал Толя почему-то его не взял, а почему — не мог понять и сейчас, просто решил так. Голубя и Карася увезли в «Щуку», слишком неожиданным для них было встретить доблестных ментов на перроне в Москве. Один из них зыркнул на Артема, сказав: «Ты мне сразу не понравился!». Толя открыл дверь машины, откуда тут же выбежал Муха, кинувшись на хозяина, заливаясь неистовым лаем. Он встал на задние лапы, положив передние на грудь Артема, и облизывал его лицо. Лена оперлась об автомобиль и наблюдала эту сцену, Толик лишь смеялся, приговаривая: «Он тебя сейчас съест, а если еще куда уедешь?».       После того как Муха вроде как отошел и перестал валить Колосова на землю, все сели в машину. Водительское место Артем уступил Анатолию. Все-таки два дня в поезде дали о себе знать, да и лишние минуты, которые Артем проведет на пассажирском месте, будут причислены к отпуску. Правда, Толика везти домой придется ему самому, так как машину он не собирался отдавать в пользование Щепкину, и к себе добираться придется, сидя за рулем.       До дома Лены доехали быстро — за разговорами. Казалось, Артем и Лена были там целую вечность, и историй накопилось великое множество. Толик только удивлялся, как можно было вляпаться в некоторые истории и так усложнить себе отпуск. Видимо, это у них в крови. И даже если они не на работе, то приключения везде их достанут.       Брусникина поднялась в квартиру, где ее встретил радостный отец. Тёма поехал к себе. На завтрашний вечер было запланировано празднование по поводу их возвращения. Только вот это «празднование» будет так или иначе сопровождаться возгласами «а если бы я поехал…», и этого было не избежать.       Лена плюхнулась на диван. Эти два дня в поезде, почти бессонная ночь вымотали ее. Хотелось принять душ, надеть чистую одежду и поесть чего-то. Хоть чего, только не лапшу, так опостылившую, что воротило от нее Брусникину уже второй день. Оно и странно — всегда ела за милу душу, не возмущалась. И первую дорогу ничего не тревожило. А вчера — воротит, и всё. Сказав Артему, что она не голодна, Лена за весь день не прикоснулась к этой гадости. Пришлось довольствоваться другими немногочисленными припасами, то и дело ловя на себе непонимающие взгляды уплетающего лапшу Колосова.       Вот и сейчас, когда отец наготовил целый стол еды по случаю ее возвращения, ей, только что очень хотевшую есть, от одного вида еды стало дурно. Отодвинув тарелку с жареной курицей, Брусникина сказала, что сытно поела в поезде и пока лучше съест яблоко.       Но вот, не успела она от этого яблока откусить, как к горлу подкатил неприятный ком, и Лена, бросив фрукт на стол, скрылась в ванной. Ничего не понимающий Владимир Павлович сидел, передавая из руки в руку то самое яблоко. Вздохнул: что-то тут не то… Вернулась веселая, загорелая, а сейчас — будто подменили.

***

      Брусникина стояла, смотря в зеркало, сжимая ладонями ободок раковины. «Да ну нет… — проносилось в ее голове, — этого быть не может…». Отпустила раковину. Заправила надоедливые пряди за ухо. Мысли роем кружили в ее голове, и в итоге всё сводилось к одному. Всё указывало лишь на одно. Положила руку на живот: «Хотя… — прикусила губу, — почему нет?..». Вспомнила, как вчера Артем умело обращался с ребенком, как смотрел на него и даже сюсюкался. Но как он себя поведет, если это правда? Это же Колосов… — О чем я думала?! — нервно спросила она саму себя, так и не убирая руку с живота. — Так, это пока только мои предположения…       Но почему-то в этом Лена была почти уверена. Еще в Евпатории она поняла, что с ней что-то не так, но списала всё на другой климат, море и всё остальное, а теперь нашла оправдание этому… И всё вставало на свои места: и тошнота, и недомогание, и всё остальное. Оперлась о стену, не веря, что всё так, как она думает.       Решила, что пока сама во всем не убедится, не скажет о своих предположениях Артему, а то испугается, бедненький, сбежит из страны, пока не подтвердилось. А потом ищи-свищи его по границам. Сказав отцу, что с ней всё в порядке и ей нужно быстро сходить в магазин, Лена, переодевшись, направилась в аптеку. Размышляя, как же все же отреагирует Тёма на такое известие, она не заметила, как уже стояла в очереди. Одно время лезли мысли о том, что он будет рад, что всё же это была не просто ночь для него, не очередная. А если всё же так, то перспектива одной воспитывать ребенка не радовала Брусникину. А уж делать аборт и подавно. Она вспоминала слова Артема, которым тогда не придала значения: «Если каждый будет так орать — лучше застрелиться…». Конечно, вероятно, он сказал это в шутку, да еще и спать хотел безумно, и голова болела, но вдруг всерьез? Этого Лена не знала, и знать мог только он сам.

***

      Брусникина держала в руках тест и не могла поверить. Зажмуривалась, открывала глаза, как ребенок. Но сколько ни открывала, результат был один — две полоски. И теперь Лена не знала: смеяться или плакать. Всё зависело от новоиспеченного папаши, предугадывать реакцию которого она не бралась. Понимая, что другого выхода у нее все равно нет, достала из кармана телефон. Быстро нашла в контактах Артема. Набрала. Приложила мобильный к уху. Послышались гудки. Брусникина стояла, постукивая ногой по полу. Она забывала, что уже минут пятнадцать находится в ванной, что отец может начать волноваться, и это, по меньшей мере, странно.       Но сейчас это ее не волновало. Волновало лишь то, что скажет ей Артем. Волновало: сразу он даст ей денег на аборт или подумает. И эти мысли не давали ей покоя.       Долго ждать ответа не пришлось, и вот она уже услышала такое знакомое «Алло» и не знала, как сказать ему. И, все же перестав разглагольствовать на всякие не интересные ни ей, ни ему темы, Лена решилась выложить всё с потрохами. — Тём, я беременна, — на одном дыхании сказала она и замолчала.       Повисло молчание. Оба молчали. Через какое-то время она услышала кашель собеседника. Услышала, как он, по-видимому, сел на диван или стул. И теперь уже не знала, какова будет его реакция. Закусила губу. Терпеливо ждала, пока приступ кашля отпустит, и он хоть слово сможет сказать. — Ты сейчас шутишь, да?! — Нисколько, — кратко ответила она. — Такое, знаешь ли, бывает. — В курсе, — сухо сказал Тёма. — Я сейчас приеду.       Послышались гудки. Лена положила телефон в карман. «Что-то я не поняла… — вздохнула она, — ну ничего, приедешь — поговорим».       Прошел уже час, а Артема всё не было. Лена начала уже думать о том, что ее мимолетные мысли о побеге из страны приняли вполне материальное обличье, и он сейчас где-нибудь на границе с Белоруссией. Разговаривая с отцом, приходилось держать себя в руках, не давая волю эмоциям. Рано ему еще всё знать. Сначала она должна поговорить с Артемом. Решить и обдумать всё. Рассказывала ему о приключениях в горах, в аквапарке, выпуская некоторые подробности о поцелуе, чуть не ставшим причиной их становления горцами, о напившемся Артеме.       Говорить было о чем, и как прошли первые полчаса она не заметила, но потом время тянулось невозможно медленно. Постоянно смотря на настенные часы, она напрягала своим поведением Брусникина, но на его вопросы, не касающиеся Евпатории, она лишь отмахивалась и продолжала рассказывать дальше.       И эти моменты снова и снова оживали в ее памяти. И она будто очутилась там, в Евпатории. Вспомнила и то, как испугалась, подумав, что это Артем попал под машин, что он может быть мертв. И сейчас снова, как тогда, по телу пробежала дрожь. Стало холодно. Одно из тех воспоминаний, которое хотелось стереть.       Услышали звонок в дверь. Брусникин, пожимая плечами и вопрошая: «Кто это?», пошел открывать дверь. Лена встала. Она-то сразу поняла, кого к ним занесло. Так оно и было — в комнату вошел Артем. Лицо его выражало что-то, что Лена не могла прочесть: он был просто серьезен. Ничего конкретного она не увидела и в его взгляде. Лишь ждала, когда он хоть что-то скажет.       Попросив отца оставить их и дождавшись, пока генерал удалится, уповая на то, что и сам собирался пойти прогуляться, Лена встала перед Артемом и скрестила руки на груди. — Что делать будем? — спросила она. — Говорю сразу: никакого аборта не будет! — Да я не думал даже… — начал оправдываться Колосов.       От этих слов на сердце отлегло. По крайней мере, он не пошел на такую низость. И все же окончательно понять, что же у него на уме, она не могла. Решила спросить начистоту, потому что из него сейчас слова тащить приходилось клещами. Из него, который постоянно говорит без умолку. Сейчас он стоял, задумчиво смотря на нее, то ли формулируя, то ли еще что. Но молчал. — Ты не хочешь этого ребенка, да? — А? — переспросил он. — Да нет, просто так неожиданно всё… Не успел себя еще к папашам причислить, — улыбнулся.       Лена тоже улыбнулась. Такие его слова, как всегда со свойственным ему ехидством, улыбка — всё это говорило о том, что вряд ли он решит отказаться от их ребенка. — Нам надо поговорить.       Лена усмехнулась: а то она этого не знала. Согласилась, сказав, что это не просто надо, а необходимо в их ситуации. Сели на диван. Тёма потупил взгляд. Взял ее за руку. Лена его не узнавала. Слишком он задумчивый, и почему-то ей казалось, что поговорить он хочет ни о чем-то хорошем. Хотя, кто его знает. Загадывать она не бралась. По крайней мере, то, что он сейчас здесь, а не на вокзале, в спешке покупающий билет в один конец, уже обнадеживал ее. — Ребенку нужен отец, — сказал Колосов. Лена всем своим видом показала, что знает это нехуже его.       Поднял на нее глаза. Перебирал ее пальцы своими. Улыбнулся. Брусникина увидела теперь в его глазах уже свойственное ему ехидство. — И вообще, после всего, что было там, в Евпатории, ты как порядочная женщина просто обязана на мне жениться…       Рассмеялся. Лена тоже усмехнулась, не понимая истинного смысла его фразы: то ли он так предложение завуалировал, то ли просто решил посмеяться. Непонимающе посмотрела на него, без слов вопрошая: «Что ты имел ввиду?». А в его взгляде увидела лишь утвердительный ответ без капли сомнения. — Ты серьезно? — Ну если ты не считаешь себя порядочной женщиной… — начал было Артем в своей манере, но сам же оборвал. — А вообще, Лен, на полном серьезе.       Брусникина смотрела на него. Смотрела, видя перед собой теперь не того Артема Колосова. Одно событие изменило их жизнь навсегда, изменило их самих и заставило делать выбор. И Артем, стоя в непролазной московской пробке, решил всё для себя. Решил, понимая, что возможности отказаться не будет. Понимая, что за свои слова будет нести ответственность перед матерью своего ребенка. Вспомнил, как укачивал эту девочку в поезде. Вспомнил, какой маленькой была она, и он поначалу даже не верил, что люди могут быть такими крохами. И вот у него тоже будет такая кроха. Мысли об аборте даже не посещали его. Какой же он тогда мужчина, если отправит туда женщину? Кто он после этого? И он видел лишь один выход изо всей этой ситуации. Решился на то, о чем вчера бы даже не подумал, а один звонок дал ему такой сильный пинок, что он чуть на Луну не улетел от этих слов Лены.       Никак он не ожидал услышать такое. Понимал, что это вполне возможно, но не ожидал. Просто не задумывался. Это первый раз на его памяти, когда девушка сообщает ему о беременности. Да он и не расстроился. Скорее, был в шоке. Стоял и не понимал смысла сказанных ею слов, а поняв… — Ну что ж, тогда я на полном серьезе соглашусь на тебе жениться, — задумчиво произнесла Лена и посмеялась, накручивая на палец светлую прядь.