***
Вечером следующего дня все собрались у Брусникиных. Как и договаривались, отметить возвращение ребят юга. С утра Лена суетилась у плиты. Владимир Павлович в фартуке «генерал» помогал ей. А Тёма был занят не менее важным занятием: он думал, как преподнести ребятам их сувениры, не каждому ведь они по внуку привезли. Как сказал Артем, товар дефицитный, и они соорудили только единственный экземпляр. Остальные презенты уже были преподнесены Владимиру Павловичу со словами, что это небольшое дополнение. Но, кажется, он их даже не заметил после слов о долгожданном внуке. О том, что Артем сделал Лене предложение. После этого все остальные сувенирчики стали для него пылью, хоть он и поблагодарил ребят за подарки. Данька играл с Мухой — очень он привязался к нему за время отсутствия его хозяина, и сейчас, у Брусникиных, быстренько поел чего-то и удалился в комнату, где был пес, на шее которого уже красовался новый ошейник, привезенный с юга. Взрослые же сидели за столом. Жанна то и дело повторяла, какие они загорелые и счастливые вернулись с отдыха, и Лене даже шепнула вдали от мужских глаз и ушей, что она, кажется, немного поправилась на южных персиках. Лена же развела руками — всякое может быть. А сама смекнула: «Из-за беременности еще вроде рано животу расти. Значит, действительно, персики». И, нисколько не расстроившись, ответила Сельской, что всё может быть и отдых на то и отдых. Иннокентий, как ребенок, рассматривал привезенную ему модель корабля, постоянно благодаря ребят за такой замечательный подарок. А они лишь успевали говорить: «Пожалуйста, Степаныч». Тёма вспомнил, каких денег им стоило купить эту модельку, и последнее «пожалуйста» звучало уже не так безобидно. Сельская красовалась в своем новом шарфике, говоря, что это ее любимый цвет и ткань тоже шикарная. Надела и шарфик, и шляпку, которую рассмотрела от и до, констатировала, что эти вещи ей несказанно идут и вообще сшиты прямо для нее. А потом сказала, что этот шарф таки вдохновил ее почитать ее любимого Блока. Поначалу никто не возражал, но когда стихи стали то о несчастной любви, то еще о чем не очень веселом, пришлось прервать Сельскую и заставить сказать вместо «заунывных» стихов веселый тост. Хрулев усмехнулся: вот только в моряка его еще и не наряжали. Вспомнил Тёму в немецкой форме и понял, что это еще не самое неожиданное, что мог привезти Артем. Когда дело дошло до вручения бутылки вина Толе, Люда вздохнула: на большее-то не хватило фантазии. Но когда Толик предложил выпить эту бутылку прямо здесь, не сказала ни слова против и лишь любовалась привезенной ей резной шкатулочкой. Всем были розданы именные кружки и магнитики. Пару раз все-таки пролетело: «Вот, надо было нам все-таки ехать!». Тёма и Лена смеялись: да знали бы они, что там происходит, на этом юге, то решили бы безоговорочно остаться здесь, в тихой и спокойной Москве. Да и не знали все еще, что этот отпуск дал Колосову и Брусникиной, что он изменил в их жизни и что больше никогда не станет прежним из-за него. Полились разговоры о приключениях в Евпатории, и никому даже в голову не могло прийти, во что можно было вляпаться просто отдыхая. «Да уж, — констатировал Толя, — вас из дома выпускать нельзя, везде что-нибудь натворите». Ребята усмехнулись: в номере они как раз всё и натворили. Конечно, выпуская некоторые подробности, например, оказалось, что в горах они отстали из-за того, что экскурсовод резко свернул в сторону, а вовсе не из-за поцелуя, рассказывали всё. Тёма решил выпустить и момент, когда он ни с того ни с сего решил напиться и напился. И то, как Тоня обвиняла его во всех смертных грехах, тоже осталось за кадром. А вот то утро, когда Лене сказали, что у магазина молодого парня сбила машина насмерть, заставил ее вновь вздрогнуть. Всем остальным тоже стало не по себе от этого. Брусникина посмотрела на Колосова: вот он, живой и здоровый. Вспоминая, как бежала сломя голову, как спрашивала у милиционера имя погибшего, она каждый раз вздрагивала — это однозначно был самый страшный момент их отдыха для нее. Но стоило ей вспомнить об этом, как вспоминался и случай с Майей. С девушкой, которую прямо на пляже убило молнией. И тут же было решено сменить тему на веселую и больше не вспоминать ничего грустного. Такую установку дал Брусникин как старший по званию, еще раз намекнув Хрулеву, что пора бы уже и «генерала» получить. На что Хрулев ответил, что для начала неплохо бы и «полковника». Рассказывали и о том, как живут Филимоновы, что они передавали Хрулеву огромный привет и ждут в гости всех остальных и его самого. Что Николай благодарит его за свое спасение, о котором он так и не рассказал ребятам за все время. Да и Ник-Ник решил, что это останется между ними — их тайна, еще тех молодых оперов. Подводя итог, Тёма сказал, что Лена как порядочная женщина согласилась на нем жениться после всего произошедшего. Жанна не осталась в стороне и решила поправить друга, сказав, что Лена могла согласиться только выйти за него замуж и, переформулировав, поняла наконец, что он имел ввиду. С радостным криком бросилась обнимать и поздравлять друзей. Толя и Кеша тоже поздравили ребят, только уже гораздо тише и не оставляя на их щеках следы от губной помады. — Я не понял, что это у Филимонова за дом-то такой, — вдруг сказал Хрулев. Никто не понял, к чему были сказаны эти слова, и на время прекратили веселье. — Отправил я туда, значит, как-то, лет пять назад, двоих — вернулись: она беременная, и жениться собрались. У вас хоть только свадьба. По уменьшению пошло, — посмеялся Ник-Ник. Тёма и Лена переглянулись. Брусникина задумчиво посмотрела на Хрулева, намекая, что ему вот-вот нужно будет искать нового следователя на ее место. А Колосов расплылся в улыбке, показывая всем своим видом, что они не сломали систему. — Я не понял, — смотря на эти странные выражения лиц, засомневался Николай Николаевич, — что, не только свадьба? И после того, как ребята кивнули, Жанетта снова подскочила с места и оставила уже на второй щеке свой «автограф». На этот раз отреагировали еще более бурно, чем на первое известие. И уже не знали, что эти двое еще могут скрывать и чего от них можно ожидать. Более-менее успокоившись и поздравив будущих родителей, Хрулев задумчиво произнес, что больше не будет отправлять никого к Филимонову, а его «Ласточку» давно пора переименовать в «Аиста». На последнее Тёма лишь задумчиво улыбнулся, достал телефон и набрал сохраненный номер Филимонова, сказав, что сейчас самому ему это и предложит. — Алло, Николай, здравствуйте. Это Артем Колосов. У Николая Николаевича есть предложения переименовать Вашу «Ласточку» в «Аиста». Уж больно подходящее название, — рассмеялся Артем. Филимонов, не понимая поначалу, почему именно аист, спросил: не про Машу ли Скворцову и Сашку Терентьева Хрулев там им рассказал? На это получил ответ, что и про них тоже. После слова «тоже» Николай осторожно поинтересовался: неужели они с Ленкой пошли по стопам своих предшественников? Услышал положительный ответ. Рассмеялся и сказал, что они подумают по поводу переименования, и приглашал за вторым ребенком. Тёма положил трубку и загадочно посмотрел на Щепкина. — Толян, а вы не хотели бы в «Аиста» скататься? Мне кажется, Данька хочет сестру или братика, — прищурившись, спросил Артем. Люда подавилась. Сказала, что ей и с одним оболтусом справляться все сложнее и сложнее, не то что с двумя, а Толика как не было, так и нет — всё время на работе. Жанетта же, наоборот, выпрямилась, посмотрела сначала на Иннокентия, потом — на Хрулева. Выдохнула. — Николай Николаевич, — тихо начала она, — а я там в отпуске давно не была. И Кеша тоже, — услышав свое имя, Садовский поднапрягся, а осознав, куда она собирается ехать, чуть не выронил вилку. — Ну да, — не сообразив, ответил Хрулев. — Стоп. Ты что, туда же собралась? Жанна невинно улыбнулась, поковырялась вилкой в почти пустой тарелке, выпила вина. Посмотрела на Садовского, который был не в состоянии сказать что-либо, лишь ждал, что скажет Хрулев или Сельская. — Не знаю, может быть, — таинственно сказала она. Про себя подумала: «Бог любит троицу, надо успевать! А то сколько можно в девках ходить!». — Ну смотри, Сельская, таких судмедэкспертов, как ты, еще поискать… Понимая, что это своеобразное «да», бросилась к Хрулеву, поцеловав его в щеку и практически пропищав «спасибо». Взяв у Тёмы номер телефона Филимонова и буквально за шиворот утащив за собой Садовского, покинула квартиру. — Во Сельская, — усмехнулся Артем, когда за Кешей и Жанной закрылась дверь.***
Ночь окутывала улицы столицы. В квартире Брусникиных всё стихло. Все разошлись. Тёма решил остаться, что не возбронялось ни генералом, ни Леной. Тёма подсел на диван к Лене. Обнял ее. — А нас Филимонов за вторым приглашал, — мечтательно произнес он. — Колосов, давай сначала с одним разберемся, — вспомнив, как ее полдня тошнило, отмахнулась Лена. — А сама-то. Практически Колосова. — Практически, — уточнила Брусникина. — Завтра на работу… — и она прижалась к Артему. Тёма устало вздохнул: закончился этот внеплановый отпуск. Закончились их приключения, которые они сами находили. Закончилось укачивание в поезде, купание в море, сон под щебетание каких-то птиц и стрекотания цикады. Всё это закончилось. Но началось нечто большее. То, что подарил им этот отдых. Это они никогда не забудут, а если забудут, то стоит лишь посмотреть в паспорт. И что-то, кажется, намечается у Садовского и Сельской. А станут ли они третьими в этом "списке", все узнают после их возвращения, но Лена почему-то была уверена, что Жанетта своего не упустит и вернутся они уже втроем или, по крайней мере, настроенные на свадьбу. А для них всё уже решилось. Они сами всё для себя решили. И теперь всё будет по-другому. Теперь всё будет по-новому. Но они никогда не забудут этот отдых. Отдых, изменивший всё.