Равноценный обмен

       В конце рабочего дня центральный вход закрывался и подключался к системе безопасности, поэтому оставлять кого-то на проходной не было нужды. Но, помимо этого, в здании имелось ещё два служебных входа и один грузовой, которые тоже нуждались в охране. Фирма имела очень хорошие отзывы со стороны её служащих, поэтому Рич был безумно рад тому, что его приняли на работу, пусть даже на должность ночного сторожа. Он почти не надеялся, что с его характеристиками, которые даже в последнем клоповнике не вызывают восторженных отзывов, можно заполучить место в подобной компании. И тем не менее его приняли! Оплачиваемая страховка, системный медосмотр, хорошая зарплата и уютная стеклянная будка на одной из проходных здания — мужчина не знал, каких богов нужно благодарить за такой подарок судьбы, и отчаянно молился, чтобы на его посту ничего не произошло. Рич сам знал, что он, мягко говоря, туповат и неуклюж, но, получив такое снисхождение от фирмы, всей душой ратовал за то, чтобы хорошо выполнять свои обязанности.        Его надежды рухнули в тот миг, когда тишину тёмных коридоров нарушил негромкий стук. Рич оторвался от чтения статьи о каком-то политике и поднял голову на звук — снаружи хоть и была ночь, но сплошные покровы снега и отражающийся от них лунный свет хорошо обрисовывали человеческую фигуру на пороге. Ночной сторож бросил взгляд на монитор видеонаблюдения, чтобы убедиться, что ему не привиделось. Человек снаружи действительно существовал и уже нетерпеливо притопывал на месте, прикладывая ладони домиком к стеклу и вглядываясь внутрь помещения. Рич с обречённым вздохом отложил газету и засеменил ко входу, на ходу проверяя связку ключей в кармане. Ночной гость же, завидев его приближение, оживился, обрадованно вскинул брови и начал активно потрясать в воздухе каким-то удостоверением; очевидно, он хотел, чтобы Рич взглянул на него. По мере того, как расстояние до входа сокращалось, взгляд сторожа привыкал к наружному освещению и выхватывал всё больше подробностей: посетитель оказался пожилым человеком, чьи активные телодвижения объяснялись отсутствием какой-либо тёплой одежды.        — Извините, сэр, но мы уже закрыты, — Ричу было откровенно жаль зябнущего на холоде старика, однако по инструкции он не имел права впускать в своё дежурство кого-либо, кроме некоторых сотрудников фирмы, обеспеченных спецпропусками.        Однако гость продолжал таращить глаза, размахивая своим удостоверением. Тут уж Рич догадался, что мужчина его просто не слышит и слегка приоткрыл дверь, чтобы повторить свои извинения и выпроводить его восвояси.        — Ну наконец-то! — шотландский акцент, режущий слух, и уверенность в голосе старика заставила сторожа отступить на шаг назад, стушеваться. Гость же, тем временем воспользовавшись его замешательством, ловко просочился внутрь помещения и сунул свои документы Ричу под нос. — Я… я прошу прощения за поздний визит, но мне пришлось задержаться на другом объекте. Да и я всё равно предпочитаю проводить проверку в нерабочее время.        «Инспектор!» — Рич внутренне сжался и схватился за сердце, предчувствуя огромную ответственность, которая, подобно камню, катилась на него с горы, набирая обороты и грозясь расплющить свою жертву. Его опасения подтвердились соответственной записью в удостоверении гостя.        — Зовите меня Доктор, — старик воодушевлённо потряс руку Рича вместе с зажатыми в ней ключами.        — Но там написано…        — Неважно, что там написано, — Доктор ещё сильнее сжал его ладонь, чем дал понять, что не потерпит иного к себе обращения. Если не считать акцента и впечатляющего размера бровей, инспектор был всего лишь эксцентричным пожилым человеком, однако он умудрялся одним своим присутствием подавлять волю сторожа, делая его ещё более беззащитным и медлительным.        — Итак… Рич, — Доктор ткнул длинным пальцем в бейдж, болтающийся на нагрудном кармане собеседника. — Было бы неплохо, если бы ты любезно согласился провести мне краткую экскурсию по зданию. Мы ведь не хотим проторчать тут всю ночь, верно?        Мужчина будто невзначай поправил сбившийся от чужого прикосновения бейдж и вздохнул. Перспектива провести тут до утра ничуть его не страшила, ему за это деньги платили. Вот только Доктор вселял в него святую уверенность в обратном. Рич всегда завидовал подобным людям, которым нет нужды выживать в обществе, общество само тянулось к таким, ловило каждое их слово. Он и сам не успел понять, как его голова сделала утвердительный кивок. Работа ночного сторожа не подразумевала общение с инспекторами и им подобными, поэтому Рич робел от одного только присутствия представителя «Безопасности труда и охраны здоровья».        Впрочем, как оказалось, Доктору вовсе не требовалась чужая помощь. Ему вряд ли требовалась вообще чья-либо помощь. Пока Рич безвольно плёлся за «инспектором», тот успел взглянуть на его рабочее место, затем пробежался вдоль офисов, выбрал наугад один и дёрнул ручку двери.        — Погодите, я принесу ключ, — пролепетал сторож, обливаясь потом.        — Не нужно.        Доктор вынул из внутреннего кармана пиджака какой-то гибрид авторучки и жезла волшебника страны Оз, который он поднёс к терминалу. Несколько раз мигнул зелёный свет, раздался тихий стрекот, и дверь вдруг послушно отворилась. Рич, не успевший обрадоваться тому, что ему не нужно тащиться обратно за ключом, от удивления хватал ртом воздух, словно рыба, не в силах задать мучавший его вопрос. Заметив его потуги, Доктор потряс своим прибором в воздухе и с улыбкой объяснил:        — Звуковая отвёртка. Универсальный ключ, выдаётся немногим инспекторам, только за особые заслуги.        — Это значит, вы?..        Старик согласно прикрыл глаза, позволяя восторженному сознанию своего собеседника дорисовать остальное. Оказанного на этого парня впечатления хватило бы с лихвой ещё на парочку таких же, но Доктор никогда не упускал возможности получить небольшую дозу восхищения, пусть даже от такого мозгопудинга, как Рич.        Оказавшись внутри офиса, «инспектор» приступил к своим обязанностям: он пробовал на вкус пыль с рабочих столов, светил на компьютеры своей отвёрткой, заглядывал в ящики стола и даже разжевал щепотку растворимого кофе, найденную на кухонном столе.        — Простите, сэр, может, это и не моё дело, но что вы делаете? — поинтересовался сторож, напоминая о своём присутствии. Доктор так увлёкся своим занятием, что совершенно позабыл о нём. В голосе Рича было ровно столько уверенности, сколько требовалось, чтобы проигнорировать вопрос, однако галлифреец нашёл в себе силы оторваться от рассматривания стены и обернуться к говорившему.        — Забота нашей организации — проследить за тем, чтобы условия работы, которые предоставляет работодатель, соответствовали определённым нормам. Иногда причиной их нарушения могут быть обычные бытовые мелочи, на которые никто и внимания не обращает. Например, слишком низкий стол или миллиарды клещей, притаившихся в слое пыли.        — Клещей?        — О да, этих мерзких маленьких созданий. Однажды я видел, что осталось от человека, на которого напала целая стая клещей! — Доктор умолчал, что это было на другой планете, и клещи там — кровососущие ядовитые существа размером с кулак. Рич же мысленно пообещал себе тщательно протереть пыль на своём посту.        Нащупав на стене выключатель, «инспектор» несколько раз щёлкнул тумблером, но безрезультатно — ни одна из ламп не включилась.        — Где здесь электрощитовая?        Рич, уже смирившийся с этой странной и затянувшейся проверкой, жестом попросил следовать за ним. Он скрылся в тени коридора, однако Доктор, на секунду растерявшись, быстро нашёл его взглядом — свет зимней ночи, падающий из широкого окна, делал сумрак редким и призрачно-синим, и одутловатая фигура Рича выделялась на фоне пустых стен. Миновав два поворота, они оказались в довольно узком коридорчике, вдоль стены которого выстроился ряд одинаковых дверей с табличками «Не входить». Рич высветил фонариком одну из дверей:        — Вот она.        — И что дальше?        — Простите, я так и не взял ключи, так что я думал, что… — сторож замялся, пытаясь подобрать правильные слова для своего оправдания, но в следующую секунду ему пришлось буквально отпрянуть от двери. В лице Доктора промелькнуло едва скрываемое раздражение, хотя Ричу отчего-то хотелось, чтобы это была лишь игра света на старческих морщинах. Инспектор воспользовался своей отвёрткой и безмолвно скрылся внутри электрощитовой. Казалось, распределительный щит его интересовал куда больше, чем сотрудник фирмы. Около минуты тот покорно топтался у приоткрытой двери, из-за которой доносилось тихое жужжание приборов, стрекот отвёртки инспектора и его ворчание, а затем любопытство взяло верх, и Рич едва ли не наполовину просунулся внутрь помещения.        — В чём дело? — Доктор оторвался от исследования клубка кабелей на полу. Он надеялся, что в электрощитовой сможет ненадолго остаться в одиночестве и прекратить изображать из себя важную шишку, а маячившая у дверей простодушная физиономия сторожа и его по-детски любопытный взгляд не давали этого сделать и здорово нервировали.        — Н-ничего, — подавился парень своими же словами. Вопрос Доктора, словно пика, пригвоздил его к месту, и идея заглянуть сюда уже не казалась ему такой привлекательной. — Я просто никогда не бывал здесь, а тут как раз повод появился.        — Ну что же, пользуйтесь случаем, — сухо ответил галлифреец, вновь обращаясь к сплетению проводов. — Вот что интересно, Рич, кто занимается энергообеспечением здания и навёл тут такой беспорядок?        Не имея возможности избавиться от настырного сопровождающего, Доктор решил превратить его в своего слушателя. Он знал, что занятый перевариванием информации, сторож и слова вставить не сможет, будет лишь послушно следовать за выстроенной им логической цепочкой.       — Я не знаю, сэр. Это не моя забота, вот всё, что я могу вам сказать.        — Видишь эти толстые кабели? — Доктор проследил, чтобы слушатель заинтересованно кивнул, пребывая в полной его власти. — Это распределительные шинопроводы. Там, под потолком коридора, они разделяются на множество проводов, которые связаны с системой освещения офисов, а вот здесь, — взгляд Рича послушно проследовал за рукой инспектора и наткнулся на более толстый шинопровод, который уже больше походил на питона, чем на кабель, — они подсоединяются к магистральному проводу, самому главному. Так вот, этот магистральный шинопровод должен входить в распределительный щит — по нему осуществляется подача энергии на весь этаж. Он должен заканчиваться здесь, а не идти дальше. О, и вот ещё кое-что!        Доктор переключил ряд рычажков и постучал по стеклу вольтметра. Рич, забыв об осторожности, придвинулся вплотную к щиту и, как завороженный, смотрел на прибор. Стрелка вольтметра мёртво покоилась на отметке «0».        — У вас тут не просто свет экономят. Энергия в этом крыле если и есть, то ночью она перенаправляется в другое место.        Обратно шли молча. Ночной сторож старательно подсвечивал фонариком дорогу, хотя в этом не было никакого смысла — их глаза уже давно привыкли к полумраку помещения, так что электрический свет скорее мешал, чем помогал. Доктор же брёл чуть поодаль, его голова была всё ещё забита неразберихой с проводами. Сперва он опасался неуместных вопросов со стороны Рича, однако тот, кажется, настолько привык к его присутствию, что вообще перестал обращать на чужака внимание. Галлифреец рассматривал редкие русые волосы на затылке парня, и его подспудно посетила мысль, что Рич попросту не может вмещать в своей человеческой голове такие сложные мысли, как инспектор, сующий свой нос, куда не следует, или странная проводка кабелей в офисах. «Пожалуй, —подумал Доктор, — вот кто смог бы обедать за одним столом с пришельцем и не рассмотрел бы его, пусть даже тот будет истекать слизью и пучить глаза размером с блюдце. Рич слишком бесхитростен, наивен и глуп, чтобы подозревать что-то неладное».        Впереди замаячила стеклянная будка сторожа, в сумраке её прозрачные стены растворялись, создавая впечатление, что у входа стоит один лишь стол в обрамлении четырёх граней, а несколько нормативных документов и календарь парят над ним в невесомости. Однако Рич, завидев свой пост, внезапно ускорился, и таймлорд, по инерции проследовавший за ним, вскоре увидел причину, заставившую этого бестолкового парня неуклюже переваливаться с одного бока на другой, пыхтеть и грохотать ботинками. На столе, забытая и брошенная своим хозяином, одиноко возвышалась рация внутренней связи. Её пластиковая антенна чёрным зловещим перстом показывала вверх и словно укоряла Рича, красный огонёк радиосвязи тревожно мерцал в темноте. И чем ближе они становились, тем отчётливее звучал механический голос из динамика.        — Рич, ты меня слышишь, Рич?! Тащи сюда немедленно свою толстую задницу, мать твою!.. — разобрал Доктор сквозь помехи.        Сторож влетел на своё пост и тут же двумя руками ухватился за рацию. Лицо его скривилось от беспомощности и осознания собственной ошибки. Парня била такая дрожь, что он едва попал пальцем в нужную кнопку на панели.        — Где тебя носит, боров?! Ты хоть знаешь, что происходит, чтоб тебя! У нас нарушители в блоке «В»! — рация тут же взорвалась новой порцией ругательств.        — Дипломатичные у тебя коллеги, Рич, — заметил Доктор, не сводя глаз с устройства. Однако Рич его не слушал. Проглотив поток проклятий, льющийся на него из динамика, он переключил мониторы на камеры блока «В». Девять чёрно-белых экранов разом мигнули, захлебнувшись на секунду помехами, а когда картинка восстановилась, на трёх из них происходило какое-то движение — одинаково квадратные, похожие на быков, охранники метались по пустым коридорам, высвеченные инфракрасным излучением. И тут ожило изображение на четвёртом мониторе: двое, не слишком уклюже, бежали по коридору, взявшись за руки. Женщина вдруг оступилась, вырвала руку из пальцев спутника и отстала. Встав на ноги, она приблизилась к камере слежения, достаточно, чтобы разглядеть её наполненные ужасом глаза. Мужчина, заметив камеру, одним рывком преодолел расстояние, отделявшее его от соучастницы, и вновь потащил её за собой.        «О, Донна, — таймлорд закрыл лицо ладонями и смахнул незаметную росинку в уголке глаза. — Что же тебе могло понадобиться в таком месте?»        Это было так похоже на его неугомонную рыжую спутницу. Ничего, абсолютно ничего не меняется, даже если ты стираешь человеку память. Он всё равно найдёт и наступит на те же грабли, один раз, второй, третий, до бесконечности — если такова его природа, то даже отсутствие инопланетной синей будки не остановит эту тягу к таинственному.        — Боюсь, Доктор, мне придётся попросить вас уйти…        Рич обернулся в поисках инспектора, но его стеклянная клетка и весь холл были пусты. Парень медленно обвёл лучом фонарика периметр зала, однако напрасно — ночной гость бесследно исчез, не попрощавшись.

***

       Килгрейв раздраженно переминался с ноги на ногу, попутно заставляя дверной звонок заливаться тревожными трелями, способными составить достойную конкуренцию автомобильной сигнализации во дворе соседнего дома, потревоженной метким ударом подтаявшей сосульки. Европейская зима, всегда считавшаяся влажной, но мягкой, как будто бы вспомнила о традиционном отсутствии заморозков и снежных бурь в южной части Великобритании, не граничащей с горными регионами, и медленно, но верно возвращалась к знакомому горожанам образцу, но холодный ветер без пушистых снежных хлопьев и ледяная корка, маскирующаяся в темноте под черными пятнами луж, делали выход из дома еще более экстремальным, чем недавняя метель. Килгрейву так и не довелось познакомиться с новой беспроигрышной лотереей, гарантированно презентующей своим участникам холодную ванну либо растянутые лодыжки, не отменявшие, впрочем, шанса, набрать в момент приземления полные ботинки грязной воды, смешанной с талым снегом, но промозглый ветер, казавшийся особенно колючим после уютного салона кэба, сполна вернул ему весь градус мрачности, полученный при пробуждении и потерявший пару позиций в расслабляющем тепле комфортной поездки по едва начавшему просыпаться городу.        Подумать только, третьи сутки знакомства, а эта женщина заставляла его ждать себя второй раз подряд! Уши, оглушенные меццо-сопрано входной двери, уже с трудом воспринимали длинные гудки в телефонной трубке, но хозяйка дома оставалась непреклонной. Килгрейв досадливо поморщился, пряча бесполезный смартфон. Недостаточно громко? Что же, вызов принят! Трагическую арию звонка дополнил мерный стук по дверному косяку. Разрывающаяся сигнализация в доме напротив одобрительно взвыла с удвоенным энтузиазмом.        Утро для Килгрейва началось достаточно паршиво, и, изнеможенный за какие-то считанные минуты пронзительным ветром, пробегающим по ногам ледяными пальцами даже сквозь шерстяные брюки, он уже практически уверил себя в ошибочном адресе на визитке или, что более вероятно, оплошности таксиста (ничего удивительного, дома по Бруксайд Роад мало чем отличались друг от друга, даже на карте города напоминая большую красную кляксу в обрамлении болотно-зеленых крыш, и располагались достаточно близко друг к другу, чтобы соседние здания могли попасть в погрешность навигатора), пусть и успел трижды сверить синюю табличку с числом «23» с собственными записями, как дверь, уже едва не вибрировавшая под его ударами, неожиданно отворилась. Мужчина, скорее по инерции, нежели по необходимости, придержал пальцем звонок и медленно поднял глаза. Злополучная «бэк-вокалистка» в соседнем дворе взяла соль-диез третьей октавы и, словно бы тоже удивившись произошедшему, задохнулась в верхних нотах и притихла, издав в последний раз оборванный писк.        — Ну и что ты здесь устроил в девять утра? — зевнув, поинтересовалась Донна, зябко кутаясь в халат, попутно скрещивая руки на груди, маскируя попытку укрыться от холода под вполне обоснованный протест происходящему.        — Я устроил? В какие игры ты сама играешь? Впусти меня!        Ноубл ответила ему тяжелым взглядом, но всё же посторонилась, освобождая пространство в дверном проёме. Мужчина поспешил воспользоваться возможностью попасть в тепло, плотно захлопнул за собой дверь и, встрепенувшись, словно стряхивая с себя остатки ледяных объятий ветра, не скрывая удивления, взглянул на владелицу дома.        — Решил, что твои штучки начали работать и на мне? О, оставь свои мечты!        Донна искренне пыталась ответить нежданному гостю не менее резко, но абсурдность ситуации брала верх над её раздражительностью, и женщина, сдавшись, почти по-доброму фыркнула. — Ты себя в зеркале видел? Совсем синий, отлично сочетаешься с собственным пальто. Не знаю, в чем ты пытаешься обвинить меня, но отсутствие гостеприимности можешь вычеркивать сразу.        — Чудно, раз ты признаёшь, что я приглашён, то и выставить меня не сможешь, — мужчина, деловито оглянувшись, развязал шарф и ловким движением забросил его на крючок. Пальцы тем временем машинально справились с пуговицами на верхней одежде, но воспоминания о холодной погоде оказались слишком свежими. Так и не расставшись с пальто, Килгрейв лишь расстегнул его до конца и, настроившись на долгий разговор, развалился в кресле, закинув ногу на ногу. — Кто такой Доктор, Донна? Как ты с ним связана? Где его найти?        — Не имею ни малейшего представления, о ком ты говоришь, — пожала плечами Ноубл, — и, знаешь ли, меня начинают утомлять эти намёки и обвинения. Согрелся? Тогда отправляйся домой досматривать сны со своими безумными фантазиями и не делай это кошмарное утро ещё хуже. Норму по выслушиванию нотаций в этом месяце я уже выполнила — моя мать опередила тебя.        — Что, даже чаю не предложишь, мисс Гостеприимность?        — Миссис, — сухо поправила Донна, продолжая сверлить гостя хмурым взглядом.        — Точно, у тебя же есть тот самый единственный, отправляющий свою женщину по магазинам в рождественские праздники, не имеющий ничего против вечерних встреч с другим мужчиной и почему-то отсутствующий дома сейчас, в ранее утро выходного дня. Интересно, почему? — губы Килгрейва растянулись в торжествующей ухмылке хищника, почуявшего свежую кровь, сочащуюся из бока жертвы, расцарапанного небрежно-ленивым взмахом острых когтей. — Впрочем, речь сейчас не об этом, и меня, по правде, не очень увлекают перипетии твоей выдуманной личной жизни. Донна, ты знаешь Доктора, я в этом уверен. Ты несколько раз повторяла его имя в «Фуллрент Корп», назвала меня так на улице при первой встрече… Я не обвиняю тебя в том, что ты пытаешься мне навредить, но зачем лгать и укрывать ценную информацию о человеке, преследующем нас? И почему их несколько? Это должность или кодовое имя? Жалуешься на плохое утро? Твои недоговорки подарили мне куда более кошмарную ночь!        Напоминание о недавних событиях сыграло с ним злую шутку, поднимая уже притаившуюся, казалось бы, волну из тревог и страха, а теперь, подобно сорной траве, вновь запустившую свои корни где-то на уровне желудка и протянувшую стремительно растущие побеги в сторону сердца, отравляя кровь и разбрасывая семена, способные прижиться и на куда менее плодородной почве, чем и без того измученный паранойей и бессонницей организм. Килгрейв не считал себя трусом: он мог бы скрыться в Аргентине или Мексике, законодательство которых делало бы его неприкосновенным даже в случае прямых запросов спецслужб, улететь в забытую богом Австралию, в которой никому никогда не пришло бы в голову его искать, или отправиться в близкий его гастрономическим пристрастиям и славящийся закрытостью в информационном пространстве Китай; возврат же сюда, домой, к месту, подарившему ему первое и второе рождение и ставшему родоначальником половины ночных кошмаров, был поступком безрассудным, но определенно не лишенным храбрости. Тем не менее жизнь чётко научила его различать трусость и осторожность, и всплывшие витки родословной, связывавшие Джонс с ЮНИТ, никак не могли способствовать душевному спокойствию. Дарнелл, в очередной раз восторженно воспринявший повод найти информацию о сотруднице секретного подразделения как способ самоутверждения и совершенствования навыка, клятвенно обещал принести полный отчёт к утру, но отсутствие потребности в продолжении собственных поисков так и не принесло Килгрейву долгожданного облегчения.        Сон отчаянно игнорировал его, невзирая на смертельную усталость и мучительную резь в глазах. Завтра не наступает до тех пор, пока не ляжешь в постель, что бы ни говорили календарь и органайзер — истина, известная всем любителям ночной жизни, пусть Килгрейв никогда и не причислял к ним себя. Нет, он любил это время, окутывавшее город фиолетово-черной дымкой, стойко задерживающейся даже на широких проспектах, с насмешкой клубясь вокруг вывесок и фонарей, призванных ее отгонять, срывавшее маски показного благочестия с людей, отчаянно принимавшихся предаваться порокам, чтобы через несколько часов, сполоснув освежающей жидкостью рот и замазав синяки под глазами, выдающие жизнь праздного гуляки, снова начать строить из себя святую невинность и ответственных работников; но вслед за этим скоротечным временем неизменно приходила другая пора — предрассветные часы, делавшие воздух шумного города в редкие сонные минуты тишины по-особенному прозрачным, улицы — пустыми, ноги — гудящими от накопленного за сутки напряжения и заставлявшие неизбежно слипаться глаза, игнорируя избыток впечатлений, неизбежно влекущий за собой неспокойный, тревожный, обрывочный сон или вовсе его отсутствие. Ночи, заканчивавшиеся чёрным провалом без ярких сновидений, впрочем, Килгрейв считал за редкую удачу, стрит-флеш, выпавший после бесконечного числа пар и троек из младших карт, изрядно прохудивших его кошелек за часы игры на фоне чужих выигрышных комбинаций. Намного чаще дремота уходила, как только голова касалась подушки, вынуждая его часами изучать потолок собственной комнаты, определяя наступление рассвета лишь по багряно-золотистой гамме, сменяющей бесконечно глубокие оттенки черного и приносящей короткие мгновения забытья, дарившие скорее покрасневшие белки глаз и опухшие веки, чем отдых и покой.        Так было и сегодня, за исключением того, что глаза, не привыкшие к ночной работе, отчаянно отказывались фокусироваться на потолке, размазывая изображение черно-красными кругами и кляксами, и Килгрейв прикрыл их, по памяти восстанавливая изображение за сомкнутыми веками. Момент, когда потолок его спальни, причудливо имитировавший звёздное небо, сменился настоящим, оказался безвозвратно утерян. Воздух сделался тяжёлым и влажным, как бывает после продолжительного дождя или в непосредственной близости от воды, и Килгрейв, уже успевший осознать, что находится во сне, безошибочно определил, что находится на пристани, которая не желала исчезать ни от четкой убежденности в факте ее иллюзорности, ни от безостановочных попыток моргнуть.        — Чудно, — фыркнул он себе под нос, делая шаг поближе к спасительной яхте. — Можешь быть свободна, Пэтси, ты никогда не была мне нужна. Прощай, Джесси, надеюсь, мы никогда больше не встретимся.        Не оглядываясь, Килгрейв поспешно преодолел оставшееся расстояние и, поднявшись на палубу, сделал рукой знак капитану. Судно, к его удивлению, не сдвинулось с места. Не слышно было и шума мотора, лишь волны лениво плескались за бортом.        — О, неужели? Не принуждай меня заставлять тебя делать свою работу. Можешь считать меня чудовищем, но сейчас я действительно этого не хотел!        Ответом ему стал хриплый, но определенно женский смешок, слишком знакомый, чтобы оборачиваться. Обладательница смеха, словно предвосхищая реакцию своего собеседника, сама выдвинулась вперед. Худощавую фигуру в безликой униформе с равным успехом можно было бы принять за мужскую, но, сняв фуражку, капитан судна более чем ярко обозначил свой пол. Угольно-черные пряди, хаотично рассыпавшиеся по плечам, оттеняли бледную, сиявшую каким-то потусторонним блеском от отраженного искусственного освещения кожу, неровная тень размазанного контура подводки делала взгляд по-настоящему диким, кроваво-красные губы кривились в полубезумной усмешке — Джессика была прекрасна хищной, первобытной, тёмной красотой, которую не портил даже капитанский наряд, мужской, бесформенный, отвратительно стерильного белого цвета, никогда не подходившего бунтарской натуре этой женщины. Эффект, который Джонс производила на него, не исчез даже сейчас, во сне, при всех отягчающих обстоятельствах, лишь усугубившихся временем, расстоянием и взаимными обидами. Это сгубило его в прошлый раз, подводило и сейчас — Килгрейв, сделавший шаг к самому краю палубы, развернулся к черному зеркалу воды, но уже успел понять, что безнадежно опоздал.        — Я не умею плавать, но этого и не требуется. Спасибо, что так и не отплыла.        Шаг — и он уже почти чувствует воду под ногами, но быстрое движение руки тенью мелькает за его спиной, а пальцы стискивают шею стальным клювом стервятника, наметившего жертву еще в облаках и, дав ей поверить в спасение, схватившего её за секунду до желанной свободы в укрытии.        — Но я отпустил… — из горла вырывается лишь хрип, и фраза повисает в воздухе неоконченной.        Смех, злобный, визгливый, истерический, никак не вяжущийся с образом Джессики, оглушает, но, наконец, полностью разрушает реалистичность происходящего. Килгрейв с усилием моргнул и оказался в собственной постели. Неимоверно болело горло, и причина оказалась совсем дикой — рука продолжала сдавливать шею даже наяву. Лишь беглый взгляд в зеркало, висевшее напротив кровати, развеял сомнения в безумности видений — рука оказалась его собственной, и только спустя несколько мгновений, вздрогнув и осмыслив происходящее помутившимся от нехватки воздуха разумом, Килгрейв опустил руку и зашелся рваным, каркающим кашлем.        Он не знал, сколько пролежал так, восстанавливая дыхание и отходя от потрясения, но позже, решившись, спускался по лестнице абсолютно спокойным. Нет смысла бояться неизвестных врагов, когда ты едва не стал им самому себе. На удивление, Марта Джонс оказалась всего лишь однофамилицей Джессики. По последним сведениям, она вышла замуж и ушла из ЮНИТ, причем на связь с военными не выходила давно. Семья Марты оказалась совершенно обычной и жила по другому адресу. Сама Джонс занялась фрилансом, активно путешествовала по миру и отследить ее точный нынешний адрес не удалось. Дарнелл нашел координаты каждого члена семьи Марты, оставшихся в городе, но Килгрейв, брезгливо поморщившись, отказался от протянутых записок. Ему в голову пришла совершенно другая идея.        Оглушительный щелчок пальцев над ухом вырвал его из раздумий.        — Эй, ты в порядке? Я же уже сказала, что не знаю, но ты продолжаешь смотреть куда-то сквозь меня. Может, всё же выпьешь чая?        — Снова пытаешься отвлечь меня от темы? — Килгрейв обманчиво-ленивым движением перехватил в воздухе тонкое женское запястье, словно и не был мгновение назад освобождён от мутной полудрёмы его обладательницей. — Мне нужна информация, Донна, и я узнаю её. От тебя, твоей матери, несуществующего муженька… Выбор за тобой, но почему бы не ответить, не усложняя ничего? Кто он тебе, раз ты так его защищаешь? Или тебя страшит гнев ЮНИТ?        — Отпусти меня, ты, инопланетное пустое место! — с лёгкостью вырвав руку из не слишком цепкого захвата своего собеседника, Ноубл поспешила воспользоваться его секундным замешательством и сама выступила в роли пленителя, крепко вцепившись в воротник так и не снятого пальто. — Ты действительно думаешь, что можешь вот так заявиться ко мне ранним утром без приглашения, засыпать обвинениями, угрожать моим близким, а затем рассчитывать на сотрудничество? Убирайся прочь, я не рассказала бы ничего, даже если и знала бы! Не смей больше приближаться к моему дому!        — И как ты предлагаешь мне уйти, когда сама меня держишь? — усмехнулся Килгрейв, попутно пытаясь ускользнуть от агрессивной хватки разъярённой женщины, которая тем временем, пыхтя, пыталась стянуть его с кресла. — Поверь, я не хотел доводить до этого, но эта постоянная слежка сводит меня с ума даже во сне.        — Ох, не можешь уснуть, бедняжка? — Донна замерла, растерявшись от такой неприкрытой наглости, и, воспользовавшись недолгой паузой, поправила вспотевшую чёлку. — Да что ты знаешь о настоящих проблемах, избалованный мальчик с элитного района, страдающий бессонницей от избытка впечатлений? Ты когда-нибудь считал свою жизнь картонной, неправильной, лишённой смысла? Испытывал яркие чувства только во сне? Знаешь, каково это — жить по-настоящему только в мечтах, чтобы, проснувшись, осознать, что только что видел что-то бесконечно важное, побывал в самом замечательном приключении, но не можешь вспомнить даже и тени его, добавляя к и без того унылой жизни горечь неуловимой потери? Страшнее только довериться человеку, который появляется из ниоткуда, втягивает тебя в историю, которая вновь делает тебя живой; человеку, от которого веет чем-то знакомым, но давно забытым; человеку, который стал старше, но одновременно моложе; человеку, которого я знаю так давно, но не помню ничего о нём; человеку, которому доверяю больше всех на свете, а он всё равно предает тебя… Твоё лицо, синяя будка… Чёрт, моя голова!        — Донна, ты что-то вспомнила про будку? Донна?        — Свадебное платье, чашка кофе, паутина… Этот звон, откуда этот звон? Огромная оса? Почему я ее слышу? — женщина простонала и, прикрыв глаза, поспешно присела на подлокотник кресла.        — Это дверной звонок, а не оса, ты кого-то ждёшь? — Килгрейв принялся наматывать нервные круги вокруг кресла, пытаясь одновременно сфокусироваться на хозяйке дома и входной двери, за которой, теряя терпение, настойчиво стучал очередной посетитель.        — Телефонный звонок, мужчина в розовом платье, больно, так больно, нет, не надо…        — Поверь, на мне нет розового платья, — нервно отшутился Килгрейв. — Это всё твои сны. Успокойся. Ах да, точно, не сработает. Хочешь воды?        — Донна, открой немедленно! — послышалось из-за двери. — Я слышу его голос! Так Нерисс мне не врала?        Жалобно скрипнула ручка — и на пороге появился широкоплечий темнокожий мужчина.        — Я знал! Не верил, не хотел и думать об этом, но чувствовал, а теперь вижу, что это правда! — голос, нервно скачущий вверх-вниз, сорвался на крик.        — Ты не открывала дверь, потому что миловалась с ним? Кто он?!        — Это мой… — фраза, которая до утреннего происшествия могла бы закончиться «другом» или «знакомым», так и повисла незавершённой. Донна вздохнула, но, отвлекшись, упустила не только обрывок мысли, но и предыдущие лоскуты воспоминаний, которые, ускользая, привычно заменяли сверлящую головную боль гнетущей пустотой. — Это Килгрейв, и он уже уходит.        — Вот ещё, — возмутился самый обсуждаемый персонаж в комнате. — Я никуда не собираюсь. Надо же, так тот самый мистер Ноубл на самом деле существует? Не ожидал.        Шон побагровел.        — Да что он себе позволяет? Донна, что ты творишь? Не можешь найти работу, на которой смогла бы продержаться больше недели, замыкаешься в себе, затем говоришь, что хочешь подумать, переезжаешь к матери и сразу же находишь себе кого-то нового? Смеёшься вместе с ним за моей спиной, пока я терпеливо жду?        Килгрейв медленно смерил его изучающим взглядом.        — Кажется, из вас двоих миссис Ноубл всё-таки он. Какая драма, какая экспрессия!        — Он Темпл, — прошипела Донна, — и прекратите, вы, оба. Шон, не представляю, что наговорила тебе Нерисс, но он всего лишь мой знакомый. Никто не смеётся за твоей спиной. Он знал, что я замужем, и сорвался в ответ на твою вспышку ревности. А сейчас оставь меня в покое. У меня болит голова, а тебе не мешает остыть.        — О, теперь ты еще его и защищаешь! И он уходит куда-то рано утром, а ты провожаешь его в одном халате! Ты такая же продажная, как и твои подруги! Делала вид, что не готова, слишком поспешила, ищешь себя, а вместо этого искала помоложе и побогаче, держа меня запасным вариантом? — Шон медленно сжал кулаки и, тяжело дыша, взглянул на супругу. — Какая же ты стерва!        — Извинись немедленно! — голос Килгрейва был абсолютно спокоен, но едва слышимая металлическая нотка выдавала тщательно скрываемое раздражение. — Не мямли, увереннее, на колени!        — Не надо, — возразила Донна. — Не смей применять на нём…        — Твоя жена весьма великодушна, пусть так, — карие глаза презрительно сузились. Килгрейв поджал губы, раздумывая несколько мгновений, и добавил: — Убирайся! Не смей возвращаться, пока она не разрешит тебе!        В зловещей тишине, повисшей в гостиной, были слышны лишь глухие шаги подчинившегося приказу Шона и недовольный выдох хозяйки дома, уставшей спорить и признававшей, впрочем, своеобразную пользу в таких жёстких мерах. Не будь здесь её чудаковатого гостя, косвенно послужившего причиной конфликта, разговор закончился бы далеко не так быстро.        Но Донна не была бы Донной, если бы хоть раз позволила решать за себя и тем паче дала бы понять это кому-то другому.        — Как ты мог? Я же просила тебя не трогать его! Уходи, тебе в этом доме тоже не рады! — кивнув в сторону двери, Ноубл отвернулась и устремилась на кухню, всем своим видом показывая явное окончание разговора.        Реакции на её слова не последовало. Стука двери Донна тоже так и не услышала, но, увлёкшись мелкими бытовыми вопросами, убедила саму себя, в том, что пропустила уход гостя за звуками журчащей воды и шипящего масла. Голова, наполненная призрачными обрывками мыслей, напоминала потревоженный рой пчёл, убедившихся в ложной опасности и неторопливо возвращающихся к своей размеренной работе, и всё ещё ощутимо гудела, не давая сосредоточиться даже на звуках, не говоря уже о таких высоких материях, как умственная деятельность. Отголоски недавней боли сказались и на глазах — судя по ощущениям, в каждом из них было не меньше чайной ложки песка, из-за чего, в довесок к сонливости, взгляд отчаянно не желал фокусироваться на предметах больше пары секунд, вынуждая мозг искусственно дополнять реальность, искажая её. Знай Донна собственную кухню чуть хуже, она бы и не пыталась угадывать, что скрывается за очередной расплывшейся тёмной кляксой, но долгие годы проживания в родном доме надёжно зафиксировали в памяти обстановку, а доведённые до автоматизма действия не позволяли спутать плиту и холодильник. Она могла бы ещё долго кружить по комнате, если бы в своих суматошных движениях не врезалась во что-то твёрдое, чье расположение так и не прокомментировала память. Ошибки не произошло. Неучтенный шкаф оказался подозрительно узким и непозволительно шумным для мебели.        — А я всё думал, когда же ты обратишь на меня внимание. Не прошло и часа, — надменный голос развеял в прах последние сомнения относительно его принадлежности к неодушевленным предметам.        — Что ты здесь делаешь? — Донна машинально схватила полотенце, словно оно могло бы стать грозным оружием в борьбе с навязчивым гостем.         — Жду обещанный чай, — совершенно спокойно ответил Килгрейв, усаживаясь за стол. — Полагаю, что заслужил твоё гостеприимство.        — О, действительно? Теперь я ещё и должна быть тебе благодарной? Это ещё за что? За предательство? За угрозы? За ссору с Шоном? За то, что сделал из него марионетку? Тогда ты еще ненормальней, чем кажешься! — Донна заозиралась в поисках чего-нибудь, что выглядело бы посущественнее полотенца.        — И что я должен был сделать? Позволить тебя ударить? Странное обвинение.        — Это семейные вопросы! Я справилась бы и без тебя. Семейные, понимаешь? У всех семей свои методы решения таких проблем. Мы разговариваем и ругаемся, а ты прибереги свои методы для своих близких.        — У меня нет семьи, — поморщился мужчина. — Не могу сказать, что я не рад этому.        — Ни капли не удивлена, — фыркнула Донна. — Кто захотел бы…        — Жить с таким монстром? — не сдержавшись, перебил Килгрейв. — О, не нужно опускать глаза и делать вид, что это не то, что ты имела в виду. Мы оба знаем, что это правда. Нет никакого смысла вести себя так, чтобы соответствовать чужим ожиданиям, когда всё, что о тебе скажут за спиной, — это то, что ты чудовище. Когда в любом своём действии ищут тень твоего влияния. Когда любую помощь воспринимают как должное, а на любую ошибку презрительно кривятся — ещё бы, чего ещё ждать от такого, как ты. А вы… Вы все нормальные и правильные, все ваши проблемы — это происки недоброжелателей, причуды начальника, капризы родственников, все ваши гнилые идеалы внушило вам общество: двуличные друзья, строгие родители, уличные мошенники… Всем вам нужен кто-то, кого можно обвинить в том, что вы сами ведёте себя так, как те, кого вы презираете. Всегда виноват кто-то, кто заставил вас что-то сделать, но только не вы. Знаешь, а ты права! Я действительно монстр, но я хотя бы не скрываю этого.        — Если ты пытаешься пожаловаться на родственников, то их не выбирают. Моя мать до сих пор ежедневно читает мне нотации, но я привыкла так жить…        — А моя пыталась меня убить — как прикажешь к подобному приспособиться? Как можно жить в мире, когда тебя норовят предать самые близкие? Даже ты меня считаешь средоточием зла, пусть я и не единожды спас твою жизнь! А ведь я думал, что наконец встретил человека, готового в меня поверить! Ты права, мне действительно нечего здесь делать. Я справлюсь и сам, ты всё равно была обузой, бесполезным балластом, а теперь, как оказалось, ещё и покрываешь ЮНИТ, который сделал с тобой что-то такое, о чём ты безболезненно вспомнить не можешь. Прощай, Донна Ноубл, продолжай цепляться за свою бесполезную жизнь! — Килгрейв вскочил с места, исполняя недавнюю мечту хозяйки дома.        — А ты не слишком хорош в налаживании отношений, верно? — Донна, вздохнув, повесила полотенце на место и попыталась жестом остановить уходящего. — Я не считаю тебя чудовищем, это явное преувеличение. Ты странный, несдержанный, несомненно, опасный, но именно встреча с тобой вернула в мою жизнь хоть какой-то смысл. Ты мучительно напоминаешь мне кого-то, утверждая, что встретил меня впервые в жизни, и сам требуешь от меня непонятных ответов, но вдруг кто-то играет нами обоими? Что, если никто из нас никого не предавал, а кто-то нарочно сталкивает нас, наблюдает за нами и делает выводы? Ты втягивал меня в неприятности, но и рисковал ради меня слишком безрассудно, чтобы не доверять тебе. Я не думаю, что ты чудовище, но я уверена в том, что тебе необходим кто-то, кто будет тебя останавливать. А мне нужен кто-то, кто поможет мне сохранить веру в то, что моя жизнь — это не только временные подработки и выпавшие из памяти праздники.        — И что ты предлагаешь в таком случае? — Килгрейв устало опустился на стул и нервно принялся выстукивать по столешнице одному ему известную мелодию.        — Чашку чая, мы оба ее заслужили. А затем найдем этого Доктора и заставим ответить на все наши вопросы.        Шум закипевшей воды прозвучал как символ вновь скрепленного союза.