Ящик Пандоры

      Амелия ходила по замку, держа перед собой свечу на расстоянии вытянутой руки. Ее танцующее пламя отбрасывало жуткие тени, заставляя директрису вздрагивать от страха. В школе что-то определенно было не так, и она была полна решимости сегодня вечером разгадать эту тайну раз и навсегда.       За последние несколько недель сон редко посещал Амелию. Сначала директриса думала, что это последствия того, что она съедала на ночь слишком большой чизкейк, но в последнее время поняла, что в этом есть гораздо более зловещий подтекст, чем несварение желудка. В замке ощущалась какая-то магическая сущность, не обязательно нежелательная, но которой раньше определенно не было. Это отличалось от всех других магических сущностей и сил, которые директриса когда-либо ощущала, потому что хоть для себя она и назвала это присутствием, его лучше было бы охарактеризовать, как отсутствие. В замке чего-то не хватало, и Амелия знала, что никогда не испытывала такого прежде. Ее беспокойство продолжало расти до тех пор, пока директриса не приняла решение расследовать это для своего собственного спокойствия. Наличие или отсутствие — Амелия решила называть это просто «сила» — не ощущалось в замке постоянно. Директриса заметила, что может ощущать эту силу только в темное время суток, потому что именно тогда ее разум был наиболее активен и наименее занят школьными делами и, хорошенько сосредоточившись, Амелия могла сказать, что эта сила не проявляет себя в течение дня.       Как и любая ведьма, Амелия знала, что магия — это странное существо, которое живет своей жизнью, и именно поэтому она бродила по замку, доверившись своим чувствам и позволяя ее магии вести ее к источнику возмущения.       Внезапно ее мысли вернулись к настоящему, когда в коридоре она увидела темную фигуру. У Амелии перехватило дыхание, мешая крику ужаса сорваться с ее губ. Фигура, однако, оказалась не такой спокойной и издала короткий вопль, а затем резко захлопнула рот рукой. Амелия подняла свечу и увидела Давину.       — Давина? — прошипела она. — Что вы здесь делаете?       — А что вы здесь делаете? — с негодованием возразила учительница пения.       — Я была… — Амелия была очень смущена и не хотела признавать, что искала то, чего не существует, поэтому она беспечно махнула рукой. — Просто… просто гуляю.       — Ну, тогда и я просто гуляю.       Две пожилые ведьмы некоторое время помолчали, прежде чем к ним пришло осознание, что они здесь за одним и тем же.       — Вы ведь тоже чувствуете это, не так ли? — прошептала Давина. — Что-то не так. Чего-то не хватает.       — Но я не знаю, что это такое… — Амелия задумчиво помолчала. — Как можно найти то, чего нет?       — Я не уверена. — Давина привалилась к стене и сползла вниз, сев на пол и обняв колени. — Я проверила всех девочек, и они на месте. А еще я дважды проверила столовое серебро, так что это не кража со взломом.       Амелия подняла глаза к небу, поражаясь бессистемной логике Давины, которая всерьез полагала, что тревожащая их каждую ночь сила — это вор, посягнувший на столовое серебро. Она вздохнула и тоже села на холодный пол. И почему такое явление происходит именно сейчас, в период самой оживленной недели года? Если бы это произошло семь дней спустя, когда девочки уедут на летние каникулы, Амелия смогла бы отыскать эту силу, какой бы странной она ни была. Но это происходило в середине недели, предшествующей концу семестра и церемонии вручения дипломов.       — Вы… — начала Давина, но потом голос ее сорвался. — Нет, это невозможно.       — Что? — спросила Амелия, которой любопытно было выслушать теорию Давины, какой бы странной она ни была.       — Я собиралась сказать… как вы думаете, может, это снова Агата? — тихо произнесла Давина.       — Вы правы, — ответила Амелия, закрыв глаза. — Это невозможно. — Она едва сдержала дрожь в голосе, а разум перенес ее в то роковое событие, произошедшее более семи месяцев назад, когда ее сестра-близнец заключила договор с Дьяволом и встретила свой конец, навсегда оставшись в ледяном заточении девятого круга ада.       — Хорошо, — сказала Давина, глядя прямо перед собой. — Мы можем продолжить поиски. — Она вскочила на ноги с грацией крошечной седой гимнастки. Амелия тоже медленно поднялась на ноги, удивляясь, как ее коллеге удается справляться с нагрузкой на суставы. Они обе были уже слишком старыми, чтобы сидеть на каменном полу в середине ночи.       Амелия смотрела на танцующую походку Давины, когда та шла по коридору, и от осознания того, что она не одинока в своих чувствах, ей становилось легче. Внезапно директриса снова ощутила эту силу и едва сумела избежать столкновения с Давиной, которая без предупреждения остановилась в середине коридора и проницательно указала на дверь, рядом с которой стояла.       — Вот, — сказала она, и Амелия сразу же поняла, что они нашли источник. Ощущение, что чего-то не хватает, значительно усилилось, и Амелия почувствовала, что ее сердце пропустило удар, поняв, что они стоят напротив комнаты Констанс. Она должна была понять раньше. В последнее время Констанс была бледнее, чем обычно и спала гораздо меньше. Давина прижалась ухом к двери, и ее глаза сузились за стеклами очков.       — Я ничего не слышу, — сказала она и Амелия облегченно вздохнула. — Нет, — продолжила Давина, и морщины беспокойства пролегли через ее лоб. — Я действительно ничего не слышу.       Амелия прижалась ухом к двери и вынуждена была согласиться с Давиной. Тиканье часов, мурлыканье кошки, уханье сов за окном и шелест деревьев… За дверью не было никаких звуков вообще.       — По крайней мере, сейчас мы знаем, чего не хватает, — заметила Давина. Довольная своим открытием, она повернулась, чтобы уйти, но недоуменное выражение лица директрисы заставило ее остановиться. — Это нечто большее, не так ли?       Амелия кивнула и внимательно осмотрела дверь.       — Это сдерживающий щит, — сказала она, скорее самой себе, чем Давине, ощущая магию кончиками пальцев.       — Прошу прощения? — спросила Давина, и выражение ее лица было таким, как если бы Амелия вдруг заговорила по-китайски.       — Это очень слабая версия Алхимического щита. Он накладывается на комнату, как правило, на закрытых заседаниях и останавливает такие вещи как магия и звук. Как только мы откроем дверь, он исчезнет.       Две ведьмы уставились на дверь, будто ожидали, что она зарычит и бросится на них, словно сторожевая собака.       — Вопрос в том, должны ли мы открывать дверь? — спросила Давина, и Амелия поморщилась, потому что ее мучила точно такая же дилемма. Не было никаких сомнений, что Констанс сама наложила это заклинание, но по какой причине? Именно этот щит и вызывал чувство отсутствия, которое директриса и учительница пения так остро ощущали. Что же такого было в комнате, что Констанс пожелала сохранить в тайне от остальной части школы? Амелия знала, что ее заместительница была замкнутым, закрытым человеком, но в то же время директриса отвечала за безопасность всех людей в школе, в том числе и персонала.       — На счет три, — сказала Амелия, и обе ведьмы подняли руки, готовясь снять заклинание. — Один, два, три!       Слабо замерцав, когда чары развеялись, дверь распахнулась. Комнату пронизывал пронзительный крик. Зная, что такой резкий звук непременно разбудит девочек, Амелия быстро втянула Давину в комнату и вновь установила щит. Затем она бросилась к кровати, на которой лежала ее заместительница. В комнате не было никаких магических сущностей, и причиной крика Констанс, очевидно, был страшный сон. Женщина заходилась в крике, а по ее щекам градом катились слезы.       — О боже… Амелия, что мы будем делать? — спросила Давина, бегая по комнате в сильном волнении.       Амелия покачала головой, понимая, что не в силах усмирить двух сотрудников одновременно. Она осторожно взяла Констанс за плечо и слегка потрясла ее.       — Констанс, очнитесь! Вы пугаете нас, моя дорогая! — Директрисе внезапно вспомнилось, когда она в последний раз просила свою заместительницу прийти в себя. Это было в начале года, когда они все опасались за свою жизнь и свою магию и мчались наперегонки со временем, чтобы найти выход из девятого круга.       Ласковые слова Амелии и легкое встряхивание, казалось, не оказывали никакого влияния, и директриса тяжело вздохнула, видя очевидные страдания своей коллеги.       — Попробуйте это, — сказала Давина, вытягивая пробку из бутылки с бодрящим зельем и брызгая несколько капель на подушку.       Почти мгновенно Констанс пришла в сознание и оглядела присутствующих в комнате людей.       — Как… — начала она, показывая на дверь.       — Констанс, установленный вами щит вызывал довольно сильное ощущение отсутствия, — объяснила Амелия, испытав облегчение от того, что ее заместительница физически не пострадала. Констанс осторожно села и убрала свои длинные волосы с влажного от пота лица. — Как долго это продолжалось, Констанс? Нет, не отвечайте. Это продолжается с того самого момента, как я не смогла спать. Примерно, недели три. — Губы директрисы сжались в линию. — Почему вы ничего не сказали?       — Я не думала, что это важно, — пробормотала Констанс, не поднимая на директрису глаз. — Это всего лишь кошмар.       — Кошмар, из-за которого вы так кричите, что вынуждены ставить сдерживающий щит, чтобы не услышали остальные? Кошмар, который в обязательном порядке повторяется, как только вы засыпаете?       — Это просто сон, — упорно повторила Констанс, но Амелия видела, как дрожат ее руки.       Директриса вздохнула.       — Констанс, вы, как никто другой знаете, что нет такого понятия, как «просто сон». Вспомните яркий пример с Милдред и то, что вы ей сказали. Мы же ведьмы. Наши сны всегда имеют значение, даже если время от времени они кажутся странными.       — Я видела сон, будто преподаю чечетку дикобразам, — рассеянно сказала Давина. Амелия уже почти забыла, что учительница пения находится в комнате вместе с ними. — Я не совсем уверена, что этот сон что-то значит.       Амелия с тихим стоном уткнулась в свою ладонь. Наблюдать за странностями Давины иногда было забавно. Ее чувство времени было совершенно ужасающим.       — Это Дьявол, — в конце концов ответила Констанс, и ее голос был едва громче шепота. Амелия резко вскинула голову и бессмысленное бормотание Давины смолкло. — Я вижу сны о той ночи в Аду. Каждую ночь там что-то меняется. Меняются слова, порядок событий, наши позиции и обмороки… Я не знаю, что это означает, но у меня есть соображения по этому поводу.       Амелия почувствовала, как кровь стынет в жилах, а ее тело пробирает дрожь. У нее тоже появилась догадка о том, что означали эти кошмары, и это никоим образом не успокаивало.