Муза

      – Ну что, какой у новичка результат?       – Он не добежал даже до первого препятствия… о каких результатах речь?       Офицер выразительно скривился, цокая языком.       – Ну и работенку нам Джайлс подсунул. Как думаешь, паренек выдержит нагрузки?       – А куда он денется? – пожал плечами лейтенант, скучающе изучая свои сапоги,- Нам велели с ним не нянчиться – мы и не нянчимся.       – Проследи, чтобы у него еду не отнимали. Наберет вес – и станет проще.       – Так точно.

***

      Кентин задумчиво изучал внушительных видов учебник по электронике и электротехнике, мусоля страницу. Было приятно, в кои-то веки, выбраться за пределы казарм и плаца. Иногда ему казалось, что он сходит с ума, просыпаясь каждый день в одно и то же время, в одном и том же месте… даже поза не менялась – как он падал в беспамятстве на койку, так и просыпался. И первое, что он видел – старые, в грязных разводах потолки и стены, стройный ряд попахивающих сапог у каждой постели, и изуродованный паркет, на котором, похоже, отрабатывали последние баллистические ракетные разработки класса «земля-земля». И кто догадался постелить в казарме паркет?...       Первое время он почти и не помнил. Память лишь урывками подсовывала смутные картины с завтраками и возню на плацу, где он умудрялся падать даже там, где была идеально гладкая поверхность. У него болело все без исключения – и, хотя Кентин был достаточно осведомлен в области анатомии, - болело даже то, о чем он доселе и не подозревал. Все задиры, хулиганы и придурки из перебранных им школ не могли сравниться с тем, что происходило в первые месяцы.       Хрустела спина, ныли плечи и руки, ноги дрожали, перед глазами все плыло даже в очках – от которых, в конечном итоге, пришлось избавиться и перейти на линзы. Кентин выматывался настолько сильно, что почти не снимал их – и старался не думать о последствиях такой халатности.       Тоска по домашней пище постепенно сменилась полной апатией – лишь бы было, что жевать, а вкус, цвет и название не интересовали.       Хотя томные воспоминания грели душу, когда мать приехала навестить его на выходных и привезла с собой контрабандные печенья.       Он старался не расспрашивать мать о чем-то большем, кроме погодных условий и рабочих проблем, устало посмеивался над ее печальными вздохами и робкими просьбами себя поберечь. Поберечь себя, как же… А зачем?       Та, прошлая жизнь, осталась позади нелепым пятном, абсурдной глупостью, недоразумением. Он не хотел и боялся вспоминать что-либо конкретное, особенно учитывая, что большая часть воспоминаний была связана с одним единственным человеком. Мелия…       Сердце сжалось от одной мысли, от непроизнесенного имени, что раньше расцветало вместе с улыбкой на губах. Первое время было обидно и больно, непонимание пробивалось даже сквозь пелену усталости, в висках стучал один единственный вопрос: за что? За что ты так со мной?       Он пытался убедить себя в том, что детство кончилось, что все увлечения должны умереть вместе с тем жалким очкариком, каким он когда-то был.       Он твердил себе, что нужно жить дальше, что надо двигаться только вперед и не позволять балласту прошлого болтаться на плечах. Он уверял себя в том, что страсть проходит так же быстро, как комариный укус.       Но чем больше Кентин убеждал себя в этом – тем меньше верил самому себе. К сожалению, он все еще ребенок, хотя пытается разубедить в этом весь мир. К сожалению, груз был не на плечах, а на шее и упорно душил, не давая свободно вдохнуть. К сожалению, это была не страсть…       – Разрешите обратиться,- поднял руку он, ловя удивленный взгляд сослуживца, что мирно дремал, укрывшись за учебником.       – Разрешаю,- лейтенант торопливо проморгался, напуская на себя бодрый вид.       – У меня вопрос по технической части,- Кентин аккуратно вытащил из кармана смятый листочек, словно успокаиваясь от его вида,- скажите, реально ли собрать из подручных средств гидродинамический механизм, который будет реализовывать взаимодействие звуковыми колебаниями частотой порядка 100-300 герц?       – Что-то я не припомню, чтобы мы обсуждали подобного рода приборы,- лейтенант нахмурился, потирая лоб и торопливо собираясь с мыслями,- допустим, возможно – но что конкретно вас интересует, рядовой?       – Меня интересует система акустических модульных установок, которые будут воздействовать направленным низкочастотным инфразвуковым излучением на локальный участок суши.       – С целью?...       – С целью корректировки погодных условий.       – Отставить побасенки и заняться делом, рядовой.       – Так точно…       Кентин скрипнул зубами, пряча заветный листочек в карман.

***

      – Ты что, серьезно?       – Абсолютно,- Кентин пожал плечами, чувствуя себя немного неуютно в кольце любопытных ребят.       Отбой был больше часа назад – и все это время Кентину пришлось потратить на краткие объяснения своей идеи, которую он вынашивал все это время.       – А на природе разве это не будет плохо сказываться?- задумчиво протянул один из парней.       – Эту установку ведь можно будет использовать, как оружие,- согласился второй.       – Все что угодно можно использовать, как оружие,- подал голос самый мрачный в компании, дрожащий от холода под тонким одеялом.       – Тоже верно. Но кто сказал, что я собираюсь оформлять патент и продавать наработки? – Кентин начал чувствовать легкое раздражение, большие компании все еще смущали его, да и такими личными вещами делиться он не хотел.       – Тогда для чего тебе эта…как ее?…       – Акустическая модульная система корректировки погодных условий?       – Да-да, она самая,- все дружно скривились, бессмысленно силясь запомнить название.       – Меня вдохновил на это один человек,- попытался уклониться от ответа юноша, но поймал насмешливые взгляды парней и натянуто вздохнул,- Мне… нравилась одна девушка, я хотел сделать это для нее…       – Поверь моему опыту – девушки предпочитают цветы, конфеты и украшения,- скептически хмыкнув, поделился самый высокий из собравшихся, взъерошив густую рыжую шевелюру,- А твоя идея потребует кучу сил, денег и не окупится ни рожна, раз ты не станешь ее продавать.       – Я в курсе,- Кентин не собирался спорить о природе девушек, доказывать различия предпочтений и вообще пытался уйти поскорее от этой темы, чтобы не утонуть в неприятных расспросах,- Но я хочу это сделать. Мне не дает покоя эта мысль, как бы безнадежно она не была. Я должен попробовать…       Последовала смущенная пауза – парни были достаточно добродушны, чтобы не разбивать иллюзии неисправимого ботаника – вернее, физика – но недостаточно заинтересованы в переубеждении упрямца.       – Так, а что за девушка умудрилась вдохновить тебя на такой кошмар? – встрепенулся рыжик, ослепительно улыбнувшись,- Не думай, что так просто отделаешься от нас.       Увидев, как все оживленно стали кивать – все-таки тема девушек была куда понятнее и злободневнее – Кентин ощутил всю обреченность своего положения и сдался без боя.       – Вы ее не знаете, мы просто… учились вместе.       – А в какой она школе?       Последовала неловкая пауза.       – Зачем тебе это?       – Видишь ли, у меня пять сестер, и я обязан выяснить, не об одной ли из них идет речь,- перекинув руку через плечо Кентина, рыжий парень по приятельски подмигнул и потрепал его по волосам,- Шучу. У меня куча знакомых, мы можем узнать, как там поживает твоя девчонка. Ну, хочешь?       Парень вновь подмигнул, напустив на себя заговорческий вид. Нет! Нет, я не хочу ничего о ней знать, я не хочу вспоминать о ней, и я никогда в эту школу не вернусь… ни за что!       – Очень,- одними губами прошептал Кен, пытаясь сказать это так тихо, чтобы не услышать этот позор самому.       Очень хочу.

***

      – Ты ужасно выглядишь!       – Спасибо, Роза.       – Я серьезно! Ты только посмотри на себя, у тебя под глазами творится невесть что! Под мешками уже вторые мешки!       – Наверное, Роза.       – А кофта? Это же просто кошмар, у тебя шов на вороте разошелся, на животе пятна, и этот ужасный рисунок Микки Мауса.       – Но-но! Не надо грязи! Микки Маус – это святое!       Благодушно переругиваясь, девушки семенили в сторону заднего двора, надеясь понежиться на солнышке между уроками.       – Послушай, Мэл, я все понимаю – подготовка к экзаменам и твое чудовищное любопытство, которое контролирует всю школу – достаточно сложное сочетание, но ты хотя бы изредка заглядывай в зеркало! – в сердцах выпалила Розалия, расстроенно оглядывая подругу,- И, между прочим, ты поправилась!       – Вот и отлично, я больше не буду напоминать Йорика.       – Бедный Йорик,- театрально выдохнула Роза, и девушки дружно прыснули в кулаки.       День выдался на удивление ласковым – весна медленно ползла к своему завершению, передавая бразды правления долгожданному лету.       Все, что только могло расцвести – цвело, что должно было поспеть – уже продавалось, по улицам бродил ароматный запах булочек и кофе, а многочисленные слои одежды постепенно таяли, как прошлогодний снег. Было приятно вытянуть голые ноги, скинув с них балетки, почувствовать теплое дыхание ветерка и одернуть в который раз задравшуюся юбку. Кажется, она и вправду немного поправилась…       – Зато у меня появилась грудь,- подала голос Мелия, неуверенно заглядывая под ворот водолазки,- Ну, по крайней мере, намеки на нее точно есть. Я уверена в этом.       – Только не говори, что подколы Каса тебя настолько волнуют,- закатила глаза Роза, изящно изогнувшись на лавочке и принявшись приглаживать волосы.       – Нет, конечно,- дернула плечами Мэл, весело щурясь,- но это не значит, что я не хочу чувствовать себя красивой.       Над девушками повисло молчание, и Мелии пришлось повернуться на подругу, чтобы понять, отчего та не комментирует такую раздольную для сарказма тему.       Роза сидела с самым серьезным видом и держала листочек, на котором красовалась надпись, выведенная аккуратными крупными буквами: «СКЕПСИС»       – Ты неисправима,- Мэл с удовольствием вернулась в прежнее положение, подставляя лицо солнцу.       – Мэл!       – Ась?       – Будь серьезнее! На носу лето, пора уже привести себя в порядок! – в отчаянии всплеснула руками Роза, принявшись тормошить развеселившуюся подругу,- Мне некомфортно разговаривать с человеком, напоминающим полутруп!       – Ты преувеличиваешь,- мягко сняв с плеч руки разбушевавшейся девушки, Мэл понизила голос и спокойно прибавила,- меня все устраивает.       – Ты хотя бы вернись к спорту! Раньше ты почти каждый день ходила на этот свой…       – Терренкур.       – Да!       – Не могу, мне папа запрещает ходить туда одной. Слышала ведь про хулиганов, что ограбили и избили пару ребят в соседнем округе? Поговаривают, они теперь у нас обживаются,- Мелия по-прежнему улыбалась, стараясь ничем не выдать свою маленькую ложь.       Да, хулиганы и правда там объявились. Но Мэл не ходила туда больше по другим причинам. Просто не могла.       – Ты невыносима, - сдалась Роза, расстроенно поникнув,- Хорошо, я пока оставлю эту тему. Что будешь делать на каникулах?       – С родителями на море поеду, мы каждое лето проводим на пляже.       Содержательность диалога стремительно падала – Роза была расстроена тем, что никак не могла повлиять на упертую подругу, Мэл же… Мэл окунулась в воспоминания, чувствуя, как медленно по телу разливается горький яд тоски.

***

      Лето закончилось намного быстрее, чем того бы хотелось. Мэл не очень спешила в школу, боясь встретиться с Лизандром или Розой – любопытство в очередной раз внесло свою лепту, превратив запланированное валяние на пляже в целое расследование. Хотя Мэл потерпела сокрушительное фиаско, так и не увидев татуировку одноклассника – она чувствовала себя по-настоящему повеселившейся и отдохнувшей. Давно на душе не было так легко и свободно, море словно смыло и сгладило все раны и грязь, избавив на время от тяжелых мыслей.       Начался учебный год, а вместе с ним и новые проблемы – в особенности эти проблемы касались того, кем Мелия видела себя в будущем.       Глядя на свое отражение в окне автобуса, девушка усмехнулась, накручивая на палец темную прядку волос. Если б она только знала…       Отчасти она завидовала Розе, для которой шитье и отношения с Леем были самыми важными темами в ее жизни. Все было просто и понятно, куда она пойдет после школы, чем будет заниматься и чего хочет – а вот куда ей деваться? С науками не дружит, в искусстве – полный ноль, а попытки музицировать или петь всегда приводили либо к сломанным музыкальным инструментам, либо к забавному шипению недавно позавтракавшей змейки.       Не раз и не два она пыталась прислушаться к себе, добиться ответа на простой вопрос: чего же я хочу? И уткнулась в стенку непонимания собственного я, неприветливо грозившее граблями, по которым Мэл с поразительной регулярностью прохаживалась.       Стихи не писались, философия не понималась, иностранные языки шли туго – не особо развернешься с такими успехами.       – Хватит ныть,- обрывал ее после очередного излияния Кас, не желая выслушивать продолжение,- продолжай искать, и все. Или ты ждешь, что все получится само собой, и твое призвание ворвется в твою жизнь, махая ручкой? Конечно, это было бы самым удачным решением всех проблем. Только вот…       – Кого я обманываю,- обратилась Мэл к своему отражению, рассеянно смахивая с щеки ресничку,- я большую часть сознательной жизни была нянькой для Кена, и до сих пор не могу отвыкнуть.       Хочется, чтобы в ней кто-то нуждался.       Опомнившись, что пропустила свою остановку, девушка рванула к выходу из автобуса.

***

      Сколько прошло времени?... Месяц, два? Год? Полтора года.       Кентин поправил рубашку, подходя к забору и разглядывая школу.       Помнил он ее плохо, но, судя по ощущениям, в ней мало что изменилось.       Он провозился утром больше нескольких часов, приводя себя в порядок и лихорадочно придумывая, в чем заявиться в школу. Пальцы на руках и ногах отнялись за мгновение до того, как он рискнул распахнуть дверь. Именно поэтому юноша и застыл в нерешительности, чувствуя под сковывающей ладонь перчаткой прохладную поверхность белой двери.       Липкий страх, от которого он вроде избавился, вернулся, скрутил в жгут внутренности, заставив поежиться от неожиданной боли. Кентин разом забыл, что собирался делать и говорить, из головы напрочь вылетело все – и планы, что он тщательно строил, и фразы, которыми его нафаршировали ребята, и…       Нет, ее он не забывал ни на одно мгновение.       Левая рука невольно коснулась кармана, из которого торчал новенький телефон. Он хорошо подготовился… узнавал все последние новости школы, запомнил поименно всех одноклассников, уточнил, учится ли там Амбер – с робкой надеждой – вдруг ее исключили? Фото Мэл надежно хранились в закромах неприметно названных папок, и представляли из себя наибольшую ценность. Он боялся, что не узнает ее при встрече, но друг рыжика оказался куда более понимающим, чем ожидал Кентин – и молча присылал из недели в неделю фотографию за фотографией, не требуя объяснений или платы.       Звонок оторвал его от размышлений и подтолкнул к последнему шагу – дверь распахнулась, открывая полузабытый мир визга, криков и ароматов, ненавязчиво дразнили нос.       Было приятно ловить на себе восхищенные взгляды – Кентин гордо расправил широкие плечи и куда увереннее направился по коридору, планируя отыскать в этой массе вопящих подростков директора.       Вдруг по позвоночнику пробежала молния – и уверенность растаяла без следа.       Темноволосая девушка стояла у своего шкафчика и сосредоточенно боролась с застежкой сумки – а та отказывалась сходиться из-за внушительного количества барахла. Высунув от усилия язык, уперевшись коленом в соседнюю дверцу, Мэл покраснела от натуги и тихо поскуливала, попеременно подбадривая и поругивая чертову молнию.       Ее волосы заметно отросли и разметались по спине крупными волнами, наводя на мысли о штормовом предупреждении. Женственности в ней не прибавилось ни на грамм – не смотря на явно увеличившиеся за прошедшее время формы. Все та же бесбашенная, немного странная и…       И все же чертовски красивая.       Кентин поборол в себе желание немедленно броситься к ней, вместо этого юркнув в учительскую, где… столкнулся нос к носу с Натаниэлем.       – Привет, ты новенький? – вежливо осведомился староста.       – Старенький, - не совсем вежливо буркнул Кентин, отвечая блондину испепеляющим взглядом.       И это его Мэл выбрала в качестве пары по спортивному ориентированию? О боже, Мэл, ну нельзя же быть такой!...       – Прости, я не помню тебя,- не на шутку озадачился Натаниэль, тут же принявшись искать подсказку в груде документов на столе.       – Кентин. Помнишь парня в очках? Я перевелся в вашу школу вместе с девушкой по имени Мелия.       В завораживающе золотистых глазах Натаниэля мелькнуло изумление, которое быстро сменилось деловой улыбкой:       – Да, на прошлой неделе приходили документы с твоим переводом сюда. Решил все же вернуться? Ты здорово… изменился…       – Не стоит любезностей,- Кентин рывком поднял ладонь, останавливая старосту,- Я принес фотографию и оставшиеся заверенные документы, вот, держи.       Ну, все оказалось не так страшно, как казалось на первый взгляд…       – О боже, какой мужчина! – услышал Кентин чей-то комментарий, который явно был направлен в его адрес,- Армин, ты его знаешь?       – Алекси, по-твоему, в кругу моих знакомых могут значиться такие типы?       – Согласен, сапоги и брюки подобраны довольно неудачно, но посмотри на эту… эти…       – Булочки? – подсказал развеселившийся голос.       Не выдержав, Кентин вздернул руку над головой с демонстративно торчащим средним пальцем и, не оборачиваясь, стремительно зашагал к выходу.       Коридор опустел, и пробираться меж цветастых макушек больше не было нужды, но…       Тут ему перегородила дорогу блондинка, на лице которой было явственно написано: загрызу за личное счастье.       Кажется, она собиралась что-то сказать, успев прицениться к мускулистому высокому парню – но Кентин был быстрее. План, который он тщательно продумал, вновь засиял перспективой быть воплощенным в жизнь – и их губы соприкоснулись раньше, чем Амбер успела отшатнуться.       Это были самые неприятные секунды в его жизни. Скользкие от нескольких слоев блеска, пахнущие какой-то ягодной ерундой, губы казались пластилиновой лепешкой, которую хотелось поскорее выплюнуть – что Кентин с удовольствием проделал, отталкивая изумленную девушку прочь.       – Что здесь происходит? – позади раздался голос, от которого у Кентина по всему телу побежали мурашки.       Нет, только не это, почему же именно ты!…       – Привет, Мэл,- он обернулся, как ни в чем не бывало улыбнувшись.       Завидев вздернутую бровь и немой вопрос в широко распахнутых карих глазах, он с горечью понял – подруга его не узнала. Хотя… ее сложно в этом винить.       – Погоди, что?... – выпалила забытая блондинка, дрожащими руками нашаривая в кармане новенький смартфон, намереваясь, судя по всему, кому-то позвонить.       Кентин почти с садистическим удовольствием выхватил у растерянной девушки телефон и швырнул на пол настолько сильно, насколько только мог. Экран рассыпался на тысячи маленьких осколков, которые взметнулись до колен и печальными искорками осели на обуви.       – Что ты наделал?! – изумление Амбер медленно переросло в ярость, которая так же быстро сменилась страхом – Кентин равнодушно смотрел ей в глаза, сжимая и разжимая кулак.       – Всего лишь вернул должок, Амбер,- юноша искренне наслаждался каждым мгновением, стараясь запомнить выражение лица столь ненавистной особы в мельчайших подробностях,- И, к слову – ты ужасно целуешься. Не смей больше мне попадаться на глаза.       – Но…       – Пошла прочь! – все-таки сорвался.       А жаль, по плану все должно было быть проделано с максимальным спокойствием и хладнокровием…       Кентин повернулся на Мэл, рассчитывая увидеть в ее глазах хотя бы намек на одобрение. Но она лишь грустно смотрела на осколки разбитого телефона, едва слышно прошептав:       – Знал бы ты, во что мне это обошлось…       – Мэл? – позвал ее юноша, отрывая от зашедших не в то русло мыслей.       – А? Что? Мы знакомы?... - она усиленно всматривалась в лицо Кентина, но никак не могла выудить правильный ответ.       Он готов был обидеться, но синяки под глазами девушки смягчили грубости, безжалостным потоком шедшие на ум.       – Ты меня не узнаешь? – с какой-то обреченностью бросил он, сунув руки в карманы.       В карих глазах зажегся, наконец, огонек узнавания – и Мэл в удивлении отпрянула, прижимая сумку к груди.       – Кен?!       – Кентин,- с нажимом произнес юноша, нахмурившись,- ненавижу это прозвище. Зови меня Кентин.       – Кентин…- словно пробуя имя на вкус, девушка застыла в странной позе – он готов был поклясться, что она разрывалась между желанием убежать и броситься к нему на шею. Впрочем, разум взял верх над страхом и другими чувствами – и девушка продолжала стоять, оглядывая его тем же изучающим взглядом, какие он ловил на себе весь день,- Ты очень…       – Изменился? – подсказал Кентин.       – Да… - словно в полусне, Мэл сделала маленький шажок к нему.       И еще один. И еще. Пока их не разделило всего несколько сантиметров, да прижатая к груди сумка,- И вырос… совсем не узнать. Воцарилось неловкое молчание. Отчего-то сразу стало стыдно за свое поведение с Амбер, за грубость и даже за то, что он не подошел к ней еще тогда, на перемене…       – Ладно, я пойду, у меня еще куча дел,- бодро солгав, Кентин усиленно изобразил улыбку на лице и попятился от девушки, стараясь не споткнуться.       Девушка осталась стоять, не произнеся ни слова, пока он брел к выходу. Стояла и смотрела в удаляющуюся спину, глотая комок вопросов и обиды, что постепенно разгорался в кипящую ярость.       – Что они с тобой сделали, Кен? – вслух обратилась Мэл к закрывшейся за юношей двери. Что они с тобой делали, что ты стал… таким?

***

      Он старательно избегал ее на протяжении всей прошедшей недели. Умудряясь приходить после звонка и вылетать из класса за секунду до того, как поднимутся одноклассники со своих мест. Поначалу он просто не хотел отвечать на вопросы, которые, бесспорно, у Мелии были. Потом он стал намеренно уклоняться от контактов, наблюдая за ней из какого-нибудь укромного местечка, проклиная все на свете и называя самого себя сталкером. Ближе к пятнице девушке надоели догонялки, и она с завидным упрямством стала устраивать засады.       Такого рода партизанская война могла идти еще долго – но грянул гром в виде всеобщей пересадки, и Кентин вынужден был попрощаться с камчаткой и подсесть к Мэл.       Кажется, или в ее глазах мелькнуло торжество?       Кентин был уверен, что она в эту секунду слышала звон фанфар.       «Тебе не надоело?»       Юноша невольно улыбнулся, ощутив тычок в бок и заприметив на своей половине стола смятую бумажку.       «Не надоело что?»       «Перестань прикидываться. Ты бегаешь от меня всю неделю»       «Что, соскучилась по временам, когда я всюду следовал за тобой?»       Это было довольно жестоко – Кентин понял это сразу, как только прочел злую обиду в глазах соседки.       Зыркнув на него, она отложила листок и больше ничего не писала.

***

      Жизнь шла своей чередой: школа – уроки – пробежка – сон.       Мэл сидела на протяжении всех занятий тихо и отстраненно, даже не глядя в его сторону, словно он был пустым местом.       Уже не имело значения, кто начал это первым – Кентин просто устал, находясь рядом с ней в вечном напряжении. Убежать от проблем он так и не сумел, и вынужден был признаться себе самому в том, что ближе этой девушки у него никогда никого не было. И при этом, сидя так близко, она была такой далекой…       После занятий, идя до дома пешком, он все пытался придумать, как выкрутиться из этой ситуации – что сделать, что сказать, как поступить? Может, плюнуть на все и извиниться? Или пойти на поводу у рыжика и начать с цветов? Как же все это глупо… может, попробовать написать ей письмо с объяснениями? Или подсунуть свой телефон с ее фотографиями, показать, что все это время он думал только о ней? Или попросить о помощи того загадочного друга, который информировал его, пока Кентин был в академии? Что же делать, что же делать…       Зайдя в кабинет на следующий день, Кентин незаметно для себя зарделся, чувствуя всеобщее изумление – охапка роз приковывала любопытные взгляды всегда, но в сочетании с грубым и замкнутым в себе отличником она вызвала настоящий диссонанс.       Стараясь вести себя спокойно и не расплываться в абсолютно глупой улыбке, юноша побежал к своей парте, как…       Сердце замерло и пропустило пару ударов.       Мэл не пришла…       Не сдержав стон разочарования, он обессилено рухнул на стул, понимая, что в ближайшее время не наскребет в себе сил на повторный примирительный подвиг.