Самая честная мена
28 августа 2016 г. в 23:56
— Ты проиграла, драконобориха, — самодовольно промурлыкал дракон. — Но ты, наверное, с самого начала знала исход боя. Ведь мена неминуема.
Намия снизу вверх смотрела в янтарные глаза дракона. Они завораживали. Они прожигали душу и убивали всякую надежду. Кровь отлила от лица. Что-то давило в груди так, что тяжесть разлилась по телу, сдавила горло — Намия задыхалась. Будто вязла в трясине.
— Бой окончен, — эхом донесся низкий голос Рафзора.
Дарор нехотя освободил девушку, но та не шелохнулась. Взгляд её блуждал, но Намия ничего не видела. Ни малиновых бликов на сводах пещеры, ни перевоплотившегося Дарора, ни седовласого мужчину в восточном кафтане. Все её существо задавалось одним вопросом: почему она проиграла? Ведь по плану она выигрывает бой и возвращается в гильдию. Так почему же она даже не поцарапала Дарора? Разве такое возможно?
— У тебя есть время помолиться своим богам, — голос Дарора будто преодолевал толщу воды, — и пожалеть о судьбе драконоборши. Если тебя это утешит, ты умрёшь как воин — от меча. Хотя назвать тебя воином как-то… бесчестно.
Когда оцепенение прошло и Намия сумела подняться, Дарор уже исчез, а его отец стоял рядом и над чем-то размышлял. Давящее чувство в груди и горле никуда не исчезло, но девушка попыталась дойти до стены. Сделав шаг, Намия пошатнулась: ноги не слушались, а «когти», ставшие неподъемными, тянули в сторону. Сила разом исчезла, будто вытекла из тела, как вода вытекает из разбитого кувшина.
Рафзор заметил Намию и забеспокоился:
— Тебе плохо? Дарор тебя ранил?
Намия упёрлась руками в колени. Перед всё глазами плыло, а звуки странно глушились. Она не понимала, что от неё хочет Рафзор, потому что мысли путались и никак не хотели обретать явные формы. И только одна назойливо крутила в голове: «Меня убьют». Хотелось лечь и заснуть, забыться. И проснуться уже в гильдии на старой скамье около очага.
Намия почувствовала, как её бережно взяли под руку и повели к стене. К середине пути она поняла, что о ней позаботился Рафзор. Мужчина усадил её на пол, прислонив спиной к прохладному камню. Сознание Намии несколько прояснилось от приятного холода и лёгких ударов по щекам. Теперь она видела перед собой серо-голубые чуть раскосые глаза Рафзора, в которых отражалось беспокойство.
— С чего это такая забота о покойничке? — не своим голосом поинтересовалась девушка. Рафзор не ответил. Лицо его прояснилось и обрело привычное выражение.
— Я вижу, что ты не ранена. Ты сильно испугалась, но теперь твой страх притупился, — Рафзор заговорил более серьезно: — Намия, ты боишься умирать. Но ответь мне на простой вопрос: ради чего ты живешь? Ради мести? Ради славы? Ради истребления всего драконьего рода? Быть может, у тебя есть любимый, ради которого ты каждый раз возвращаешься в гильдию?
Тяжесть в груди уступила место напряжению. Намия вздохнула и с облегчением поняла, что этому больше ничто не мешает. Мысли окончательно прояснились, но легче не стало. Слова Дарора всё ещё угнетали девушку, но теперь они не ложились на душу камнем, а искрой распаляли огонь отрицания. Разве может она, молодая и сильная, умереть? Разве может она потерять жизнь, за которую уплатила такую высокую цену? Из всех горожан уцелела она одна, поэтому не имела право умирать. Намии всегда казалось, что её хранят погибшие. Будто каждый раз, когда она залезает одной ногой в могилу, кто-то из них платит собой, чтобы она спаслась.
— Ради чего я живу? Дай подумать… — прошептала Намия, будто пробуя слова на вкус. Вопрос Рафзора показался теперь мечом, приставленным к горлу. — У меня ничего нет. Всё, что у меня было и могло быть, сожгла красная дракайна. Но мне не нужна ни месть, ни слава. И тем более истребление драконов. Я общалась с вами достаточно, чтобы отбросить такие желания. Драконы как люди, а без разбору убивать людей я не согласна. Выходит… у меня нет того, ради чего стоит жить, — голос Намии притих, но стал жестче:— Я просто хочу жить. Разве для этого нужна причина?
Рафзор ошарашенно смотрел на девушку, не в силах возразить её упрямству. Он крепко задумался. Оглаживая бороду, он расхаживал около Намии, пока наконец не произнёс:
— Обидно, что именно ты лишилась всего из-за Эрихад, — Рафзор развернулся к девушке, и она поняла, что он говорил совершенно искренне. Намия прониклась уважением к хозяину горы: он не хитрил, как большинство драконов, а оставался честен и с собой, и с другими. Мужчина тяжело вздохнул и негромко продолжил: — Пока я искал убийцу Эрихад, пока подгадывал момент, чтобы Дарор встретился с тобой, я, неловко сознаться, даже привязался к тебе. Жаль, что человек, который поверил в нас, должен умереть.
Намия не знала, что ответить. Напряжение, растущее в груди, грозило обратиться бунтом, — но бунтом против кого? Против дракона, сожалеющего о казни драконоборца? Ведь он не виноват в том, как сложилась её, Намии, судьба. Или виноват? Зачем вообще Рафзор искал «убийцу Эрихад»? Только чтобы Дарор услышал о безумии своей матери?
Девушка растерянно оглядывала пещеру, не решаясь прервать молчание, когда заметила за мостом, в тени туннеля, Дарора. Тот стоял, прислонившись к стене, и явно подслушивал. Внутри у Намии всё перевернулось. Вот же тот, против кого в душе разгорался бунт. Ведь Рафзор делал всё ради сына, а сын — ради убийства драконоборца.
Намия злобно окликнула Дарора. Тот вышел из тени, ничуть не смущенный разоблачением, и, небрежно размахивая мечом, подошёл к отцу. Девушка стиснула зубы при виде оружия. Погибать от руки наглого, взбалмошного дракончика ей было противно. Уж лучше расшибиться о скалы.
— Я тут прикинул… — хитро щурясь, обратился к отцу Дарор. Тот недовольно поджал губы, предчувствуя очередную выходку сына. — Наверное, будет лучше, если мену совершит глава семьи. К тому же я не слишком любил мать, а ты — любил, несмотря на её ужасный нрав, — Намия невесело подумала, что характером Дарор пошел не в того родителя. — В общем, это твой долг.
С этими словами Дарор протянул отцу меч, но Рафзор не шевельнулся. Он испытующе посмотрел на сына и с привычной рассудительностью ответил:
— Разве я могу лишить тебя этого права? Ведь ты так жаждал встретиться с человеком, одолевшим твою мать, а теперь отдаёшь мне меч. Было бы несправедливо отобрать у тебя возможность воспользоваться им.
Дарор противно усмехнулся и глянул на Намию. Та фыркнула и отвернулась, чтобы больше не встречаться с ним взглядом и чтобы увидеть восход. Девушка до конца не понимала, что происходило между драконами, но в глубине души желала, чтобы спор продлился как можно дольше. Потому что хотела сполна насладиться последним восходом. Солнце пряталось за соседней горой, и его лучи охватывали тёмную вершину со всех сторон, возносили над землей. На других же склонах золото лучей выбивало жирные тени, оттого скалы казались укутанными в пёстрые шелковые платки. У Намии захватывало дух. Мысль о близкой казни казалась ей бредом. Разве можно прощаться с этим миром, когда он расцветает?
Глаза предательски наполнились слезами. Она столько путешествовала, но увидела настоящие горы лишь перед самой смертью. А сколько ещё она не успела увидеть! Будто бы и не жила вовсе. Раньше Намии казалось, что ей ничего не нужно, кроме родного городка. Все мечты и планы строились вокруг него, а остальной мир, полный неприветливых людей и опасных приключений, оставался где-то далеко-далеко. Наверное, Намия так бы никогда и не повидала даже родные края, если бы не красная дракайна.
— Отец, ты только не обижайся, — притворно забеспокоился Дарор, — но мне кажется, что ты просто не хочешь мены. Неужели ты жалеешь убийцу? Неужели для тебя жизнь драконоборца важнее чести семьи? Я поверить не могу, что один из старейшин пренебрегает древней традицией!
Послышался усталый вздох и шуршание. Когда Намия обернулась, меч держал уже Рафзор. Девушка почувствовала и разочарование, и облегчение. Рафзору, конечно, будет тяжко от того, что он заберёт мену, но пусть обряд совершит благородный дракон, а не… Дарор.
Рафзор хмуро разглядывал меч, пока Дарор победоносно ухмылялся. Впрочем, слова отца заметно поубавили его радость:
— Дарор… Иногда у меня складывается такое впечатление, что ты обвиняешь меня в моем же статусе, — Дарор смутился и потупил взгляд, будто пристыженный мальчишка. — Если ты на самом деле хочешь, чтобы я принял мену, я сделаю это из уважения к своему сыну,— последние слова Рафзор произнес с особой интонацией, так что Дарор пробубнил что-то в духе благодарности и отвернулся.
Рафзор тем временем встал перед девушкой с явным намерением совершить мену. Мужчина сильно хмурился, отчего на лбу появлялась сетка морщин, а сам Рафзор выглядел старше своих лет. Намия невольно прижалась к стене. Хотя она и понимала, что надо встретить мену достойно воина-драконоборца, всё её существо противилось мысли о гибели. Руки похолодели и мелко задрожали от напряжения.
— Встань на колени, — послышался тихий голос Рафзора.
Седая голова была опущена, будто мужчина глубоко задумался, и Намия не видела его глаз. «Быть может, Дарор прав? — с горечью подумала девушка. — Его отец не слишком-то горит желание убить драконоборца. Он слишком добр для этого». Она испытывала странное чувство вины перед Рафзором. Будто случайно подставила его своим появлением в логове.
Но никакое раскаяние не могло заглушить разгоревшуюся в душе жажду жизни. Девушка больше не надеялась на счастливый исход, но и не могла смириться со своей участью. Это было не отчаянье — отрицание. Намия медлила. Она с трудом пересилила себя, чтобы выполнить просьбу Рафзора. Он проговорил что-то наподобие ритуального стиха, но Намия не слушала, лишь изредка кивала, когда мужчина обращался к ней с вопросом. Она лихорадочно обдумывала жалкие идеи побега. Всё сводилось к гибели — иного пути девушка не находила. Но хотелось-то спастись.
— Намия из безымянного города, первая девушка-драконоборец, прозванная Хозяйкой, да свершится мена меж нами. За жизнь, украденную тобой из моей семьи, ты отдашь свою.
Намия вздрогнула и перевела взгляд на Рафзора. Тот уже занес меч для удара. Девушка смотрела своему палачу прямо в глаза, даже когда меч начал движение. «Я хочу жить!» — мелькнула неистовая мысль прежде, чем лезвие прошло половину пути. У девушки спёрло дыхание, но она не отводила взгляд. На мгновенье ей показалось, что Рафзор понял её мысли, но меч не останавливался. И когда лезвие приблизилось к голове, Намия не испугалась — удивилась. Нелепо погибать молодой.
Боль должна была пронзить шею, и за ней пришла бы тьма, но в следующий миг что-то сильно ударило по руке. Намия вскрикнула и зашипела. Меч обрушился на «драконьи когти», а те, местами расцарапали, а местами сдавили руку. Кусочки костей и искажённый металл вонзились в кожу. Намия с огромным разочарованием смотрела на разрубленные «когти». Это было только её оружие. Никто из драконоборцев в жизни не догадался бы, что драконью броню могут пробить драконьи же когти. Это было её преимущество. её право существовать в гильдии наравне с матёрыми мужиками, которое она получила в обмен на родной город.
По руке заструилась кровь. Намии хотелось быстрее освободиться из плена «когтей», но приходилось действовать аккуратно, иначе очередная железка норовила вонзиться в руку.
— Ты больше не драконоборец, — проговорил Рафзор, присаживаясь рядом с девушкой, чтобы помочь ей.
Намия вздрогнула то ли от звука его голоса, то ли от прикосновения. И чего она так переживала о «когтях»? Ведь только что она едва не лишилась жизни. Почему Рафзор промахнулся? Что он задумал? Намию терзала уйма вопросов, но она молча смотрела, как Рафзор освобождал её руку из металлического плена. На душе было приятно пусто и светло. Жива. Острие меча летело прямо на неё, но она жива.
Намия закрыла лицо свободной рукой. Если Рафзор не убил её, значит, и сыну не позволит это сделать. Значит, она в относительной безопасности. По щекам поползли редкие слёзы. Теперь девушка знала наверняка, что её хранят не только погибшие горожане, но и один живой дракон. Три года одиночества, три года наедине с презрением, насмешками и жестокостью. Она забыла о том, что кто-то может ей помочь.
Из ниоткуда на Рафзора накинулся его сын. Дарор тряс отца и кричал что-то несвязное, не в силах выразить свой гнев. Рафзор попытался отстранить сына, но тот лишь яростней впивался пальцами в плечи отца. Мужчина не выдержал и легко ударил сына по щеке. Дарор остановился. Он тяжело дышал, а глаза его сверкали так же бешено.
— Если ты не возьмешь мену, это сделаю я, — прошипел Дарор и потянулся за мечом, но Рафзор вовремя убрал оружие в ножны. Дарор сжал кулаки и хотел уже запротестовать, но Рафзор вновь осадил его:
— Мена — это не месть, — строго отчеканил мужчина и с привычным спокойствием продолжил: — Намия должна нам жизнь и вернёт нам её. Это будет самая честная мена. Эрихад забрала её семью, и мы вернём украденное. Но Намия забрала у нас дракона и даст его нам, — Намия и Дарор уставились на Рафзора в полном недоумении. — Намия, ты дашь нам ребёнка.
Сначала девушка не поняла Рафзора. Она подумала, что её попросят найти какого-нибудь потерявшегося дракончика или что-то в этом духе, но по выражению лица Дарора стало ясно, что ошиблась. Намия не успела догадаться, о чём говорил Рафзор, потому что он добавил немаловажное условие:
— Если тебя это не устраивает, придется забрать твою жизнь.
Намия побледнела. Не устраивал её скорее второй вариант, но высказаться ей на дали.
— Интересно ты удумал! — вспыхнул Дарор. — Ну, а кто будет отцом дракончика?
Намия совершенно запуталась. Каким отцом? О чём вообще говорил Дарор? Она переводила взгляд с одного мужчины на другого в полном смятении.
— Ты возьмёшь эту девушку в жёны, и она родит тебе ребёнка, — бесстрастно объявил Рафзор.
Сердце глухо стукнуло. Стать женой дракона, который её ненавидит? Действительно, интересно удумал. И неизвестно, что будет хуже: сдаться и принять мену или наплевать на честь драконоборца и уйти в плен. К тому же девушка до сих пор не забыла Камира, только её любовь переросла в бесконечную тоску и мучительно-счастливые воспоминания. Согласиться на сделку означало бы предать всё, что было дорого: любовь, память, честь. Предать всё и жить дальше в неволе.
Дарор долго не находил слов. Весь багровый от ярости с дрожащими руками и вздутыми на шее венами он напоминал свою мать, красную дракайну, в приступе бешенства. Всё же Дарор старательно сдерживался, потому говорил тихо и медленно, хотя плеснуть в слова яд не стеснялся:
— Ах, вот оно как! Тогда прошу простить меня, отец, но твой замысел провален. Я уже обещал Аронад, что она станет моей женой. Но чтоб ты знал, я не хотел бы иметь от… драконоборихи даже незаконного ребенка.
Рафзор недовольно поджал губы при упоминании Аронад, но ни одна интонация не выдала его неприязни:
— Тебе придется нарушить обещание. К тому же ты хорошо знаешь, как глава семьи я против твоего брака с Аронад. Твоей женой станет эта девушка, конечно, если согласится, и никто другой, — Рафзор выждал мгновенье и с выражением добавил: — Заявляю как глава семьи.
— А ты уверен, что ты всё ещё глава нашей семьи? — подавшись вперед, с силой проговорил Дарор. — Не староват ли?
Рафзор прищурился и внимательно посмотрел на сына.
— Стало быть, ты желаешь убедиться в моей силе? Никогда бы не подумал, что ты, Дарор, выступишь против своего отца. Я был лучшего о тебе мнения, — Дарор побледнел. Исчезли вздутые вены, разжались кулаки. — Если ты настаиваешь, мы устроим бой.
Дарор покачал головой и проворчал: «Я не… не надо боя». Рафзор, будто не замечая сына, вновь обратился к Намии:
— У тебя есть неделя на размышления. До тех пор будешь жить здесь, потому что теперь дороги назад у тебя нет. Ты согласна на такой уговор?
«Неделя на размышления» звучало очень привлекательно, но по факту это означало «неделя в логове дракона, которой хочет избавиться от тебя любыми способами». Намия взглянула на Дарора. Тот смотрел на девушку с нескрываемой злобой, будто мысленно внушал ей идею о самоубийстве. Скорее всего, по истечении отведённого срока эта идея покажется единственным спасением: Дарор не даст спокойной жизни. Поэтому решать нужно было немедленно.
Наконечник ножен и эфес меча ярко отражали золотистый свет солнца, отчего сам меч терял свой грозный вид. Оружие было под стать Рафзору — простое и изящное, но при всей красоте меч оставался тем самым оружием, которым Рафзор совершит мену. Если отказать сейчас, то этот меч не оставит никаких шансов. Отказать — сдаться. Намия не умела сдаваться. Она любила жизнь и не дорожила званием драконоборца. Согласиться — вновь испытать судьбу. В любой момент могла появиться возможность сбежать из Дракос Рорхара до заключения брака. Так она предаст гильдию, но останется верной себе и Камиру. Без плаща драконоборца она вернется к началу, в те беспросветные дни, когда не знала, как жить дальше, только в этот раз она выберет иной путь. Будет странствовать, пока не найдет себе место.
— Мне не нужна неделя. Я отплачу вам драконом.
В тот же миг Дарор грубо схватил Намию за свободную руку и потянул на себя, так что девушка едва не упала. Намия ничего не видела перед собой, кроме яростных глаз Дарора. Глаза были серые с фиолетовым отливом, но в косых лучах солнца они будто пылали. От испуга Намия рванула руку и лишь сильнее разозлила дракона.
—Ты хоть понимаешь, куда лезешь? — прошипел Дарор. — Тебя здесь сырьём съедят. А если не съедят, тебе всё равно не жить. Знаешь, почему ваши девушки так боятся, что их в жёны заберет дракон? Потому что редко у кого хватает сил выносить дракона. Он убьёт тебя, драконоборша, заберёт все твои силы. Честная мена, не правда ли?
— Твои угрозы тщетны, — прервал сына Рафзор. — И не забывай, что эта девушка больше не драконоборец. Я не стал бы предлагать подобную сделку, если бы не был уверен в Намии. Она сможет дать нам ребёнка и знает об этом.
Дарор оскалил зубы, но не успел ничего ответить: Намия вырвалась и ударила его. Она попросту испугалась, что дракона взбесится. Дарор вскрикнул и схватился за нос. Девушка тут же отбежала в сторону, чтобы ненароком не получить ответный удар, но Дарор не пытался отомстить. Шипя от боли и проклиная обидчицу, он направился к обрыву. Рафзор устало вздохнул и поспешил остановить сына, но тот лишь одарил отца яростным взглядом.
Дарор улетел. А Намия и Рафзор молча стояли у края скалы и смотрели на его удаляющийся силуэт. Намия не знала, куда деться. Она понимала, что сглупила, ударив Дарора, и винила себя. Но после полёта, боя и едва не состоявшейся казни она чувствовала себя опустошённой, и потому мечтала о сне, а не об извинениях. Но предчувствовала, что сон придется отложить хотя бы для того, чтобы освободить руку от осколков.
— Он редко так распаляется, — осторожно заметил Рафзор. Мужчина растерянно и опечалено смотрел вслед сыну и, видимо, старался хоть как-то оправдать его перед гостьей. — Но тебе придется с ним несладко.