Tinfoil

Утром, когда я шла в процедурную на очередное издевательство, столкнулась в коридоре с девочкой, которую до этого не видела. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать. Бледное лицо выдавало болезненный вид, а длинные персикового цвета волосы, обрамляющие его, лишь подчеркивали это. Мешки под глазами, потухший взгляд янтарных глаз, так кого-то мне напоминавших… Догадка вспышкой озарилась в сознании, и я резко зацепила подростка за руку.  — Сасаме-чан? Девочка с легким испугом уставилась на меня.  — Простите? Я отпустила ее запястье и пояснила:  — Вчера столкнулась с твоим братом на улице… Он сказал, что пришел к тебе, — я растерялась. А что, собственно, я хочу от этого ребенка? — Ой, прости… Не знаю, что…  — Так это про тебя Джуго рассказывал, — весело перебила меня девочка и насмешливо изогнула тоненькие брови. — А ведь его не каждому удастся сбить с ног. Не говоря уже о том, чтобы свалить. Я покраснела, вспоминая свою неуклюжесть. Но все же отметила, что мне весьма приятно от того, что парень обо мне рассказал.  — Я в первой палате лежу, если что, — сообщила я ребенку. Она кивнула.  — А зовут-то тебя как?  — Ино.  — Ну, до встречи, Ино-чан, — улыбнулась Сасаме и, помахав, пошла в конец коридора, заходя в самую крайнюю палату. Я продолжила путь к процедурной, удивляясь, насколько все-таки разными могут быть два родных человека. Джуго — спокойный, серьезный, излучающий уверенность, доброту и даже какую-то стабильность. И Сасаме — позитивная, активная, в общем полная противоположность. И генетика тут тоже пошутила — парень высокий, даже очень высокий, крепкий. И девочка — низенькая, даже для своего возраста, хрупкая, миниатюрная. Цвет глаз и едва уловимая схожесть в чертах лица — единственное, что выдавало их родство. А еще после беседы с ними обоими оставалось приподнятое настроение и чувство умиротворенности. В процедурной сидела со скучающим видом медсестра. Та самая, которая ворковала с Гаарой по телефону. Я коротко поздоровалась, усаживаясь на стул и выставляя локоть, чтобы она разбинтовала катетер. Девушка окинула меня уничтожающим взглядом и, ничего не говоря, начала выполнять свою работу. Сегодня нужно было поменять катетер, поставив новый в другую руку. Вены реагировали на любые махинации очень остро. Поэтому пришлось повозиться — игла катетера никак не становилась на нужное место, а проколотая несколько раз вена вовсю разливала алую кровь. Я прикрыла глаза — стало дурно. Обратная сторона локтя уже онемела от экзекуций, но струйки крови отчетливо ощущались, холодными змейками стекая по руке и капая на пол. Запах спирта, всяких растворов и медикаментов резко ударил в нос, вызывая головокружение. Сцепив зубы, я ждала, пока все закончится. В конце-концов, блондинка удовлетворенно вздохнула и перемотала пострадавшую конечность в сгибе локтя, чтобы катетер ненароком не соскочил. Вена напухла и покраснела, выступающим бугорком выглядывая из-под кожи. Я поднялась на ватные ноги и, ничего не говоря, поплелась обратно в палату. Взгляд случайно наткнулся на бинт — он был красным от пропитавшей его крови. Тошнотворное чувство подкатило к горлу, а в глазах замелькали черные крапинки, постепенно формируясь в большое пятно темноты. Уши как будто были закрыты подушками, сквозь которые неясно поступали звуки. Тело перестало слушаться и онемело — я его больше не ощущала. Ноги подкосились, отказываясь держать равновесие, а сознание постепенно уплывало во тьму, стоявшую перед глазами. Тепло, мягко и пахнет цедрой апельсина. Это первое, что я осознала, придя в себя. Голова была странно тяжелой, а веки не хотели открываться. На лоб опустилось что-то влажное и теплое, избавляя от неприятных ощущений. Я открыла глаза. Из тумана медленно выплывали очертания палаты и человека, сидящего рядом. Когда зрение, наконец, сфокусировалось, я смогла увидеть беспокойный взгляд светло-карих, почти янтарных глаз.  — Джуго, — глухо позвала я, на что парень вздрогнул.  — Как ты? — заботливо интересуется он, убирая компресс с моего лба.  — Лучше.  — Держи, — протягивает чашку. Так вот откуда цедрой апельсиновой пахнет. Чай.  — Я опять сбила тебя с ног? — хочу улыбнуться, но получается вымученно и криво. Парень качает головой.  — Скорее, с толку. Упала посреди коридора. Еле успел подхватить тебя, — уже на «ты» обращается.  — Не замечала раньше за собой такую слабость, — горько замечаю я. Ведь правда, всегда была терпима и к боли, и к крови, и к прочим неприятностям. А тут…  — Пройдет, — утешительно сообщает Джуго, наблюдая за мной с таким интересом, как наблюдают за трюками волшебников.  — Ты меня опять спасаешь, — усмехаюсь я, но почему-то самой не весело. Он приподнимает брови, мол «ну всякое бывает».  — Откуда ты мое имя знаешь?  — Визитку твою нашла, видимо, выпала… Он задумчиво кивает.  — Почему тебя к детям положили? Ведь ты…совсем не ребенок, — добавляет он тихо. Почему-то у него это звучит так неловко, что я даже смущаюсь.  — Тут свободно было… Единственная палата…  — Знаю, спрашивать у девушки возраст — моветон, но все же…  — Мне девятнадцать, — понятливо киваю я, — а тебе? Джуго улыбается так восхитительно, но так сдержанно.  — Двадцать шесть. Мои брови ползут на лоб от удивления — никогда бы не сказала… Думала, на пару лет старше, а не на целых семь. Он снисходительно смеется, а его глаза лучатся теплом и мягкостью.  — Это не так много, как тебе может показаться. Я пожимаю плечами. Какое значение это имеет?  — Как Сасаме? — интересуюсь я.  — Ей лучше, через пару дней выпишут, — и добавляет, словно прочитав мои мысли, — ты не переживай, я не спешу. У сестры уже был, она спит. А тебя поймал, когда собирался уходить. Дома тоже никто, кроме кота, не ждет.  — А родители? — срывается вопрос. На лице парня промелькнула тень.  — Они… их нет давно.  — Прости, — виновато.  — Это уже прошло. Мы молчим. Джуго треплет рыжие пряди, о чем-то думая. Кровать под нами просела и сравнялась по высоте с полом. А я зачарованно отмечаю, какой же все-таки притягательный этот мужчина. Какие у него широкие плечи и тренированное тело. Его даже толстая теплая кофта не скрывает. Как в нем сочетается сила и мягкость. Наверняка, в своих боевых искусствах он едва ли не монстр, устрашающий соперников своими габаритами. И какой он в жизни — мягкий, так трепетно заботящийся о людях. Не только о близких, но и незнакомых — таких как я.  — Ино, чего ты так задумалась? — интересуется он. Я не спрашиваю, откуда ему известно имя - Сасаме, наверное, сказала.  — Просто хочется домой, — вру, что размышляю о тоске по дому. Но не говорить же истинные мысли. Зеваю, неловко прикрывая ладошкой рот.  — Ты отдыхай, ладно? — он встает с кровати, накидывая на себя пальто. — Быстрее выздоровеешь и уедешь отсюда.  — Ты заходи, — прошу-предлагаю ему, на что парень улыбается и кивает.  — До встречи, Ино. *** И снова чувство спокойствия и легкого счастья окутывает меня, заставляя забыть про утреннюю пытку. На улице бушует метель, поэтому я бесцельно бродила по корпусу, старательно избегая лестницы, ведущей в подвал. Все, что хоть чем-то напоминало Гаару, вызывало во мне тоскливое ноющее чувство. Радостные воспоминания о ночных посиделках затмевались дымкой грусти и горечи. Потому что все изменилось — больше не было ничего такого. Больше не было сдержанных полуулыбок, больше не было теплоты в вечно-холодных глазах цвета моря. Больше не было его голоса — бархатного, тихого, спокойного, — потому что больше не было ночных рассказов. А я, глупая, запрещающая себе влюбиться в него, ставящая клеймо, табу на это чувство к нему, штамп «нельзя» — все-таки влюбилась. В утонченную натуру, в горделивую осанку, в аристократичные манеры, в умение держаться, в изысканность его фраз. В его бледность лица и кроваво-красные пряди волос. В спокойное дыхание и холодные руки. В его особенность, потому что он был другим, пахнущий сигаретами и свежей мелиссой. Непонятно только одно — почему все исчезло так, как будто ничего и не происходило. И от этого неведения было больнее всего. К вечеру приходил Кабуто, весь в снегу — метель разыгралась сильнее. Стряхивая с пепельных волос снежинки, он шумно рассказывал о авариях из-за погоды, о перекрытых дорогах и о том, что ему нужно улетать в командировку, а рейс могут отменить.  — Господи, маленькая, а это что? — он бережно взял мою руку, проводя пальцем по покрасневшей вене. Парень стал называть меня «маленькая» после того, как мы выяснили, что между нами разница в десять лет — ему двадцать девять.  — Переставили катетер, — отмахнулась я, не желая вспоминать неприятный процесс. Мужчина понимающе кивнул, сосредоточенно рассматривая пострадавшую руку.  — Но такой реакции не должно быть, — пробормотал он, а потом добавил уже веселее, — я тут тебе шоколад принес. Только помнишь — по кусочку!  — Теперь мои дни станут красочнее, — пропела я, радуясь любимому лакомству. Врач лучезарно улыбнулся, а потом засобирался:  — Так, мне в аэропорт пора уже. Хорошо, что успел к тебе - я же не мог не попрощаться. Рад, что ты идешь на поправку, — мужчина легонько щелкнул меня по носу, — ну, не чуди тут без меня.  — А ты на долго? — разочарованно поинтересовалась я. Он мне стал как старший брат, о котором я мечтала всю жизнь. Но, увы, я — единственный ребенок в семье. Поэтому сейчас мне было немножко грустно, что Кабуто уезжает.  — Может быть, на неделю, но не загадываю, — врач застегнул зимнюю куртку и подмигнул мне, — как вернусь — ты узнаешь первой. Я горделиво вздернула голову — конечно же первой. Само собой.  — Пошли, проведу тебя до выхода, — поднялась с кровати, отламывая кусочек одной из только что принесенных шоколадок. Кабуто укоризненно покачал головой, и открыл дверь, выпуская меня первой. Мы быстро прошли к основному выходу из корпуса, где мужчина остановился.  — Дальше я уж сам как-нибудь, — улыбнулся он и, поднимая мое лицо за подбородок, чмокнул меня в лоб. Постоянно так делает, когда прощается. Такой отцовский жест. А я в ответ обняла. В палату я возвращалась бегом — совсем забыла о вечерней капельнице. Блондинка уже принесла установку в мою палату и все приготовила. Я быстренько юркнула под одеяло, высунув только руку с катетером. Она проделал все необходимые манипуляции, и по моим венам заструилось лекарство.  — Нормально все? — равнодушно уточнила медсестра, на что я коротко кивнула, — приду скоро. И покинула палату, хлопнув дверью.       Я лежала, разглядывая потолок, стены и коридор за специальным окошком палаты. Как бы мне сейчас хотелось снова увидеть Гаару. Поговорить о каких-то мелочах. Да хоть просто помолчать. Мне не хватало его присутствия. Почему-то возникло неприятное чувство тошноты, а вены стало жечь слишком ощутимо, чтобы терпеть. Что-то точно пошло не так, и я хотела было позвать кого-нибудь, но не получилось — сердце начало биться, как сумасшедшее, а дыхание не успевало подстраиваться под ритм. И я поняла, что задыхаюсь.       Виски разрывало от усиливающейся боли, накатывали приливы жара, и казалось, что температура одним стремительным скачком повысилась до максимальной отметки. По телу будто разливали раскаленный свинец — все неимоверно жгло, я будто чувствовала, как каждая клетка внутри меня сгорает. В паническом порыве избавиться от ощущений, я выгибалась дугой, в лихорадке силясь отцепить шнур капельницы от катетера. Но рука каждый раз просто хваталась за воздух - координация движений сбилась полностью. Я порывисто вдохнула, но кислород так и не достиг легких. Еще вдох, еще и еще — но все бесполезно. Как рыба, которую выкинули из воды на сухой берег под палящее солнце. Казалось, что кровь в венах просто кипит. В глазах замелькали точки, легкие будто сдавило тисками от нехватки воздуха, а в ушах раздался ужасный гул. Из последних сил дернув рукой, я поняла, что реальность куда-то уплывает.       Паническая мысль «я умираю» молнией пронеслась в угасающем сознании.