***
Кино было паршивым. Либо никто и них просто не смог сконцентрировать своё внимание на бегающих людях. Боевик, так сказать, требует к себе внимания, которое без остатка было потрачено на тёплого и вкусно пахнущего историка рядом. Одна Злата могла бы описать то, как вкусно пахли его вещи, его тело. Пару раз она даже незаметно принюхивалась, считая себя малолетней дурочкой, встретившей первую любовь. Но может в каком-то смысле он и был её первым, ведь прежде такого спокойствия ей никто не мог дать. Его размеренная манера говорить, обдумывать свои слова поражала. Потому что злата не умела этого делать. Абсолютно. Это и привлекало Золотова. Столь открытые личности редко притягивали Диму, но она была исключением, которое хотелось обнимать без остановки, а ещё целовать. Это и происходило в полупустом кинозале, пахнущим попкорном и свободой. Свидания такого типа казались раньше детским лепетом, чем-то глупым и несерьёзным, но в это раз всё было с точностью наоборот. Молчание. Поцелуи. Звуки выстрелов на заднем фоне. Подумав о таком раскладе, Крупицына начала глупо улыбаться, сильнее сжав его руку. Они гуляли по проспекту, говоря о совершенно незапоминающихся вещах, познавая друг друга. Время, казалось, остановилось, и только темнеющее небо напоминало о приходящем вечере. Ноги окоченели до такой степени, что Злата уже сотню раз пожалела о том, что надела юбку. Нужно было надевать штаны, не такой уж и смертельный грех, ведь юбка-то всё равно короткая для похода в церковь. Заметив, что Злата начала дрожать, Золотов предложил ей поехать к нему домой, и они, как два снеговика, были вынуждены плестись к метро, которое было довольно-таки далеко. Они пришли домой, когда пальцы почти не ощущались, а ноги давно превратились в две ледышки. Если Золотов выглядел более-менее довольным, потому что бы довольно-таки тепло одет, то Злата была свержена осенним холодом и успела чихнуть сотню раз по приходу домой к Дмитрию. Его квартира была олицетворением внутреннего мира самого Золотова, на чём Злата заострила внимание совсем ненадолго, не имея сил стоять на ногах. Смутное подозрения того, что она могла заболеть, не покидало. И уже сидя за чаем, Золотов как-то хмуро глядел на её покрасневшие пальцы, в итоге так ничего и не сказав. Но у Златы всегда были темы для разговора. — Завтра меня, возможно, исключат из института, — с улыбкой сказала она, греясь руками о тёплый стакан. — Этого не произойдёт, я читал ваши объяснительные. — И что написал Забегалов? — Виталий отметил только то, что он начал драку и что он во всём виноват. Злата побледнела ещё сильнее. Дмитрий так строго произнёс имя её бывшего парня, что стало не по себе. Она почувствовала не пойми откуда навалившуюся вину. Стало жарко. Слишком несвойственный поступок для Забегалова. — Ты уверен? — Вполне. — Но ведь я написала… — Что он во всём виноват. Я не знаю, как всё было на самом деле, но мне кажется, что завтра может произойти что-то нехорошее. Как обычно Дима не говорил всё прямо, но и без этого стало понятно, что он имел в виду. — Тебя лихорадит? — спросил он внезапно, заметив дрожащие руки Златы. — Немного, — она сделал последний глоток и вышла из-за стола, ещё раз чихнув, — наверное, пора домой. Она прошла по коридору к выходу, потянулась к куртке и замерла, ощутив его руку на талии. — Ты можешь остаться. На улице идёт дождь. И она осталась. Позволила себе быть уложенной им в его кровать, утонула на краю сознания в его запахе и почувствовала, как тепло ей вдруг стало. Казалось, что правильнее этого ничего быть не могло. И пусть у неё был жар.Замёрзшая.
29 ноября 2016 г. в 18:38
Руслан с непроницаемым каменным лицом смотрел на Злату, даже не представляя, как умело у него получилось заткнуть ей рот одним своим невозмутимым присутствием. В нём было что-то, что сокрушало её спокойствие. Возможно, его глаза цвета стали или сжатые тонкие губы. Видимо, он был свято верующим. Таким же, как Золотов. Хотя его чёрные джинсы, расстёгнутая куртка говорили о современности стиля. Никто ведь и не говорил, что святые должны ходить как подобало сотню лет назад. Он выглядел правильно простым и при этом мужественным, обычно к таким притягивает всех особей женского пола, кто, конечно, уже не был влюблён в историка. Как например, Злата.
Ей не хотелось делить на тот момент с кем-то Золотова, она хотела побыть с ним наедине хотя бы четверть дня, узнать, какой он вне института. А он, видимо, думал иначе… Оставалось только догадываться, для чего он притащил с собой друга.
Крупицына еле улыбнулась, пытаясь изобразить невинность на лице, и мирно зашагала за Золотовым, который казался другим человеком.
Перед входом в церковь Злата с тревожной пустотой повторила все махинации за своими сопровождающими и превратилась в самый косячный центр Вселенной, забыв всё, что пыталась усвоить за ночь. Она неловко повязала предложенную ткань в виде юбки себе на бёдра и надела платок, который спадал и, откровенно говоря, неприятно пах, что заставляло дышать через раз. Конечно, смелости не хватило на то, чтобы пойти и взять другой, поэтому Злата ненадлежащим тоном прошептала матное слово и словила заинтересованный взгляд Руслана, который, кажется, даже не переставал за ней наблюдать. Захотелось вновь выругаться, но она лишь улыбнулась с правильной долей изящества и мудрости, как ей показалось. На деле же молодой человек только что-то шепнул Диме, стоящем около одной из икон и о чём-то думающем. Он выглядел как типичный верующий человек. Отстранённый, думающий о чём-то своём, что явно вносило покой в его жизнь, который так часто она видела в его манере говорения.
— Девушка, что вы встали как вскопанная? Свечки будем покупать? — женщина в сером платке настойчиво смотрела на Злату, предварительно напугав своим резким грубым голосом.
— Нет! — громко ответила она, воздержавшись от желания сказать что-нибудь ещё.
Злата просеменила в глубь церкви, к своим товарищам, пытаясь рассмотреть все красоты, окружившие её. Церковь и правда была очень большой, в таком мерцающем и отдающем золотом помещении чувствуешь себя чем-то большим, чем среднестатистической студенткой.
— Ты всегда себя так ведёшь? — еле слышно спросил Руслан во время церемонии, когда Злата от усталости и недомогания активности облокачивалась на всё, что попадалось под руку.
— У меня живот болит, понимаешь? — не подумав, бросила она и тут же была ухвачена за руку.
От неожиданности Злата потянула руку на себя и ударила локтём сзади стоящего мужчину со смешной формой усов. Извиняться времени не было, Крупицына даже не поняла, как быстро всё дальше начало происходить.
— Ты сумасшедшая маленькая девчонка! — шёпотом кричал он и тащил её к выходу, привлекая заинтересованные взгляды толпы, которые несли осуждающий характер. — Как ты можешь себя так нахально вести?!
— Что происходит? — недоумевая спросила Злата, обречённо выдохнув, оказавшись на холодном ветру около входа в церковь.
— Замолчи и иди домой. Своим присутствием ты лишь оскверняешь чувства верующих!
— Да что происходит, чёрт возьми?! — окончательно потеряв контроль, напрямую спросила она чересчур громко, не заботясь о культурности речи.
— В твоём положении нельзя посещать церковь, глупое создание, — нехотя ответил он, излучая взглядом изнурённость из-за девчачьей тупости. — Стой тут, если так хочется, но я бы на твоём месте пошёл домой.
После сказанного он развернулся и ушёл. Просто ушёл, оставив её наедине со своим мыслями, а ещё с ледяным ветром, который нахально продувал тоненькую курточку и заставлял содрогаться от каждого нового порыва. Слишком холодно, чтобы остаться и ждать, но глубоко неправильно уйти сейчас, подобно маленькой девочке сдаться и остаться ни с чем. Если Злата правильно поняла, то Руслан имел ввиду запрет на поход в церковь с кровотечением. Но ведь она не имела ввиду именно это под болящим животом! Что угодно, но ни это.
И всё же ноги обратно в церковь не вели. Ей не хотелось быть снова вышвырнутой на улицу без суда и следствия. Оставалось только ждать. Назло Руслану. Назло всему миру и всем правилам.
Как бы ни надеялась Крупицына увидеть Диму в ближайшие пять минут, выходящим из церкви, этого не произошло. От отчаяния она заскулила, сжавшись в комок, и продолжила пристально смотреть на входную дверь, усевшись на скамейку. Это было неприятно: знать, что он не ищет её, осознавать, что он мог даже и не заметить этого инцидента, а только продолжать рассматривать притихшую толпу, слушающую святые слова, и быть не тем, кого Злата обычно видела.
Через четверть часа его силуэт нарисовался выходящим из церкви. Злата бросила взгляд полный недовольства на него и вдруг осознала, что не может злиться на него. Ей хотелось улыбаться, ведь он шёл ей навстречу, а его волосы лихо растормошил ветер.
Потеплело в груди. Но лишь минуту назад она сокрушалась от одиночества, а теперь…
— Что произошло?
Его глаза. Такие глубокие и нежные.
— Мне стало дурно.
Его губы. Истинную сладость которых невозможно забыть.
— Но холодно ведь…
Она смотрела ему в глаза, улыбаясь и мечтая уйти с ним дальше от жизни. Его полный беспокойства мягкий взгляд нравился ей ничуть не меньше его манеры хмуриться, как обычно это делал её отец в минуты глубоких раздумий. Золотов же напрягался так очень часто, будто пытаясь продырявить истину внутри неё взглядом.
— Теперь стало тепло.
Один чёрт знает, как ей удалось сказать это. Ничего более розового и нежного Крупицына не произносила за свою жизнь. Лёгкость обстановки сопутствовала, и невозможно было заткнуть внутреннее «Я».
— Злата, наверное, было неправильным идти сюда с тобой, — после минуты мельтешащих по друг другу взглядам сказал он.
— Что случилось?
— Давай закончим эту игру.
Все мысли разлетелись по разным углами осталась лишь вещественная пустота в голове, которая мешала сосредоточиться на его словах. Злата в неверии застыла на месте и с неимоверной болью прикусила губу.
Не имея сил пошутить или обернуть всё вспять, как это бывало раньше, она лишь ляпнула:
— Какую?
— Я не имею права поступать так со своей девушкой. — она потянулась к нему, но шаг в сторону дал знать, что делать этого не стоило, — Это свято.
Злость нашла место для выхода. От отчаяния в груди начало болеть, гореть и умертвлять. Она больше не хотела коснуться его щеки или просто обнять. Жалость к самой себе вдруг наполнила всё тело. Говорила душа.
— Да что ты знаешь о святости? — громче прежнего сказала она, поменяв обличье, — Как можно говорить о своей фальшивой возлюбленной, как о бремени всей жизни? Посмотри на себя, Валерьянович, в этой жизни нет места старым традициям, которые вымерли ещё до твоего рождения. Ты никому ничем не обязан! А твои внутренние терзания напрямую зависят от твоего окружения, которое просто не может не лезть не в своё дело. Да, возможно, я ошибаюсь, но именно так я вижу эту ситуацию. Чувства, Золотов, вот, что свято!.. Это единственное, что нужно беречь и так же рьяно защищать, как ты свою Марту. И, знаешь, к чёрту тебя. Твоего друга. И всех твоих родственников. Я больше не хочу быть участником этой игры, как ты выразился. Адьёс.
С секунду она смотрела на ошарашенное лицо Золотова, потом сама поразилась, как сумела так чётко всё изложить, а потом вдруг подорвалась на месте и тронулась в неизвестную сторону. Подальше от историка.
— Злат…
«Златы больше нет для тебя, придурок.»
— Подожди.
«Только попробуй пойти за мной.»
— Да стой же ты! — его рука резко одёрнула несущуюся девушку за плечо и развернула к себе дрожащее тело.
Отчего она могла дрожать, он не понимал. Казалась такой сильной, когда говорила, и такой самоуверенной, что в миг стало понятно, как всё это время ей было тяжело. С силой он потянул её в свои объятия, а она с огромным внутренним усилием переборола гордость, растаяв в его теплоте. Уткнувшись носом в плечо, она лишь мечтала, чтобы он не переставал обнимать, потому что глаза слезились так сильно, что было практически невозможно удержать слёзы. Это можно было бы назвать эмоциональным взрывом, который мог так эффективно и чутко прекратить только он.
Из церкви вышел Руслан. Злата видела это в оба глаза, но молчала, выглядывая из-за плеча Дмитрия, как из домика. Его тихое дыхание не хотелось тревожить чужим присутствием, поэтому они стояли, не двигаясь, до последнего.
— Дима, что здесь происходит?
Золотов выпустил Злату из объятий и с некой долей растерянности посмотрел на друга. Злате же захотелось запечатлеть лицо Руслана на камеру, дабы смеяться в грустные дни над таким потерянным лицом.
— Она замёрзла, и я решил её согреть.
— Ты с ума сошёл? —совершенно спокойно то ли спросил, то ли утвердил Руслан, став ещё более мрачным.
— Всё в порядке, не беспокойся.
На лице Руслана нарисовалась усмешка, которая вдруг воспротивилась Злате, как и он сам. Парень кинул полный острого недовольства взгляд на девушку и ушёл. Просто ушёл, состроив обиженное лицо. Крупицына боялась, что Золотов мог пойти следом, остановить его, но он не стал, только молча смотрел вслед уходящему другу. Ей стало неудобно и одновременно до смерти приятно, ведь это был словно своеобразный выбор, который был сделан в её сторону.
Она улыбнулась, пересчитала бетонные плиточки под своими ногами, а потом вдруг ощутила, что он взял её руку в свою, такую тёплую и отчего-то родную.
— Не хочешь в кино?
Сумасшедшая идея посетила её голову, но она промолчала, только активно закивав, будто потеряв способность говорить.
— Тогда пошли.