Величайшее притворство (Greatest Pretend)

Утренний свет лился сквозь ловец снов, висевший на окне, и ложился на пол и стены лёгкими, колеблющимися, геометрически правильными тенями. Джон вспомнил день, когда впервые увидел ловец снов. Тогда он был подростком. Тётушки подарили оберег для того, чтобы никто не мог заглянуть в его сны. Все, кто когда-либо имели несчастье столкнуться с Пэном, но кому посчастливилось спастись, все, кто знал, сколь далеко простирается власть вечного мальчишки в мире сновидений, нуждались в этой вещице – подчас единственном способе защититься. Впрочем, Джон подозревал, что больше ловец снов ему не пригодится. Он провёл пальцами по обнажённой спине Тигровой Лилии, прослеживая узорчатую тень. Джон не хотел будить её, но та перевернулась и крепче прижалась к его боку. Едва ли Дарлинга можно было назвать монахом, однако он вёл аскетичную жизнь, полную ограничений и воздержания. Он попросту не знал, как жить иначе. Теперь былой жизни и стремлениям пришёл конец, и Джон ощущал себя странно – будто лишился ориентира, будто огромный груз, давивший на плечи, исчез. От чувства свободы кружилась голова. И всё же Джон знал, что без Тигровой Лилии его новообретённая независимость была бы неполной. Пустота, которая долгое время грызла его изнутри, наконец исчезла. Лилия переживала гибель Неверлэнда совсем не так, как Джон: для неё остров был местом рождения, домом и королевским троном, которых она впредь была лишена. Джон остро ощущал смерть Неверлэнда, но радовался новой, вольной жизни, Тигровая Лилия же оплакивала её. – Мы могли бы отправиться за границу, путешествовать, – прошептал он и сонно поцеловал её плечо. Лилия улыбнулась, но тут же нахмурилась. – Если выйти за пределы города, то сразу теряешь воспоминания… Может, это не так уж и плохо, – задумчиво пробормотала она. Джон приподнялся на локте и взглянул на неё сверху вниз. Тигровая Лилия была поразительно красива – даже в печали. – Мы могли бы отыскать способ. Думаю, три десятка лет в одном месте – это более, чем достаточно. Особенно в таком отвратительном месте, – презрительно фыркнул он. Лилия игриво шлёпнула его по груди. – Сторибрук – скучный город, но он – единственный дом, который у меня теперь остался. Ты… Ты можешь уйти, если хочешь. Я не останавливаю тебя, – запинаясь, проговорила она. Дарлинг долгое время молча смотрел в её лицо, а потом склонился к ней ниже. – У меня нет дома. У меня есть только офис и машина. Я даже не в своём мире, – ответил он. Этот мир был почти точь-в-точь, как родной, однако здесь не было могил его родителей. В этом мире Дарлинги были лишь героями сказки, а у них не бывает ни останков, ни могил. Именно эта ужасная, болезненная мысль дала жизнь идее собрать всех оставшихся членов семьи Дарлинг под одной крышей, однако в глубине души Джон знал: его дом будет там, где находится женщина, лежащая рядом с ним, – будь это хоть в маленькой квартирке в холодном Сторибруке, хоть в туманном Лондоне или в сотнях миль под поверхностью моря. Он думал о ней почти тридцать лет, и теперь собирался последовать за ней, куда бы она ни направилась. Чёрный котёнок с трудом вскарабкался на кровать. Лилия подхватила его и нежно заворковала: – Но я не оставлю тебя, моё сокровище. Она поцеловала котёнка и усадила его на покрывало. – Венди хорошо держится. Даже ни разу не заплакала, – задумчиво проговорил Джон, безуспешно пытаясь не хмуриться, и потянулся погладить котёнка, который тут же принялся мурлыкать. Лилия хмыкнула, размышляя. – Мы с ней долго не виделись, но она изменилась. Она больше не та сестра, которую ты помнишь. – Поверь мне, я знаю. Я лишь надеюсь, что у неё нет никаких сумасшедших планов, касающихся Пэна. Он наконец-то оставил нас в покое, и если нам без него будет хорошо, то так всё и останется. Я знаю о чувствах Венди и не испытываю по этому поводу восторга, но я принимаю их. Однако сейчас, спустя столетие, она в конце концов свободна. – Я знаю, что ты желаешь Венди только лучшего, но она не ребёнок. Никому в здравом уме не придёт в голову считать её ребёнком. Ты не можешь принимать за неё решения, – мягко пожурила Лилия. Поначалу Джон сурово сжал губы, но потом сдался. – Я просто хочу, чтобы она была в безопасности. Он крал её у нас раз за разом, и мы ничего не могли с этим поделать. Я люблю Венди, пусть даже иногда она и выглядит, как птица, готовая кинуться на добычу, – усмехнулся он. Тигровая Лилия широко ухмыльнулась. – Она – королева. Это была игра, но в Неверлэнде, стоит лишь подождать достаточно долго, и уже не разберёшь, где реальность, а где грёзы. Мы называли её королевой и говорили с ней. – Королева? Вроде тебя? – с напускным смирением спросил Джон. Лилия гордо подняла подбородок, и он тут же припал к её горлу. – Третья в очереди наследования. И самая безответственная среди своих братьев и сестёр, – драматично вздохнула она, а затем подняла глаза к потолку с решительностью во взгляде. – Я хочу найти их… Возможно, я уже не третья… – Хм-м-м, Джон Дарлинг, принц-консорт. Да, это звучит очень соблазнительно, – проговорил Джон, губами касаясь груди Тигровой Лилии, и рассмеялся, когда та потянула его вверх и принялась целовать. Котёнок спрыгнул на пол, протестующе мяукнув.

***

Время – это изобретение человечества. Нет ни вселенских часов, отсчитывающих секунды, ни глашатая, который объявляет, когда завершается час и на смену ему приходит другой. Оно – лишь способ привнести смысл и порядок в жизнь, иначе обречённую превратиться в хаос. В Неверлэнде время стояло на месте. Венди измеряла его воображаемое движение теми часами, что она проводила, бодрствуя и погружаясь в сон, и сменой десятилетий, который проходили перед её глазами в грёзах. Она догадывалась, что Питер отмерял его при помощи «сейчас» и того момента, когда в его руках окажется Сердце Истинно Верящего, – будто отстающие часы, чьи стрелки отсчитывают столетие за столетием. Не было никаких сомнений, что Питер ощущал время, однако он обладал даром создавать приключения и события, которые, казалось, длились безумно долго, – Венди никогда не могла с уверенностью сказать, закатилось ли уже солнце и всегда ли луна смотрела на них сверху вниз с небосвода. Маленькие дети не чувствуют течение времени, они просто живут в нём – почти как и сам Неверлэнд. Взгляд Венди остановился на часах, висящих над барной стойкой. Бабушка Лукас, стоявшая за ней, передала Майклу две кружки чая. Было восемь с четвертью, утро, шёл второй день с тех пор, как она оказалась в Сторибруке. Незадолго до этого Венди перебрала одежду в магазинчике провидиц и выбрала простое зеленовато-голубое платье и синий кардиган. Каждый раз, когда она вспоминала, что все её платья и юбки, кропотливо созданные её собственными руками, теперь превратились в пепел, на глаза наворачивались слёзы. Не было ничего непоправимого в этой потере – некоторые Потерянные так и не смогли спастись с острова, – но воспоминания всё равно то и дело без предупреждения приходили к ней, и Венди не могла бороться с печалью. – Не могу перестать смотреть на часы. Время идёт так быстро, – призналась она. Майкл сел напротив и кивнул, чуть улыбнувшись. – Хочешь, я куплю тебе часы? – Я не спущу с них глаз, – шутливо сказала Венди, однако слова её были правдивы. Пусть Сторибрук был лишь сонным маленьким городком для его жителей, Венди он казался полным движения и жизни. Вместе с Питером она путешествовала по разным мирам: Венди побывала в Оз, чтобы собрать маковые семена, которые помогали Питеру уснуть, в Фантазии и Стране Чудес. И всё же каждый раз, едва успев оглянуться, ей приходилось возвращаться в Неверлэнд; у неё никогда не оказывалось и минутки, чтобы спокойно понаблюдать и обдумать то новое, что представало перед её глазами. Лишь в Сторибруке у неё, наконец, появился шанс. Венди сделала глоток чая – о чай, славный чай! – и тут кто-то поставил перед ней на стол тарелку, полную взбитых сливок и бананов. – Пирог «Баннофи». Пробовала когда-нибудь? – спросил Нил. Из-за его спины выглядывали Эмма и Тинкербелл. Венди улыбнулась и покачала головой. – Тогда готовься к потрясающему удовольствию, – театрально провозгласил он. Венди рассмеялась и принялась за еду. Тотчас с её губ сорвался громкий стон. Майкл усмехнулся и пригласил Нила, Эмму и Тинк присоединиться к ним. – Попробуй, Тинк. Это что-то невероятное, – проговорила Венди и подтолкнула к подруге ложечку. Ей не требовалось второго приглашения. Это была их первая встреча с тех пор, как они спаслись из Неверлэнда. Глядя на фею, с аппетитом уплетающую пирог, Венди с радостью отмечала признаки выздоровления – та почти сияла. Сама же Венди испытывала странное смешение чувств – счастье и грусть. Тинк, теперь здоровая и сильная, скоро должна была родить. Долгие годы Венди прятала глубокое сожаление и зависть, однако сейчас они отпустили её, ведь теперь она могла расти и, быть может, даже дать жизнь ребёнку, – раньше она и не смела мечтать о подобном. Венди подняла голову и встретилась взглядом с Эммой, которая задумчиво её разглядывала. Что-то в ней будто оборвалось и ухнуло вниз. Она держала Эмму на руках, когда той было лишь несколько часов отроду, но теперь Эмма превратилась в женщину, мать своего собственного дитя. Тревога вновь шевельнулась в Венди, – она никогда ещё не чувствовала себя чем-то столь неправильным, неестественным. – Как Генри? – мягко спросила она. – С ним всё в порядке. Он сейчас с Реджиной, – откликнулся Нил. Эмма продолжила пристально смотреть на Венди, и та, не мигая, уставилась в ответ в ожидании вопроса. Несколько долгих секунд спустя – Венди остро ощущала их течение, – Эмма вытащила толстую пачку бумаг. – После того, как родился Генри, я всё время получала эти открытки, – проговорила она и положила их на стол. – Открытки на день рождения, на Рождество, Пасху и даже на Хэллоуин. Раньше я думала, что их посылал Нил, но это была ты. Эмма откинулась на спинку дивана. Нил взял карточки. Венди показалось, что он выглядел пристыженным. – Да, так и есть, – в конце концов призналась она. – Я наблюдала за тобой с тех самых пор, как ты была ещё ребёнком. Все мы наблюдали, – Венди указала на Майкла, и тот кивнул. – Я не должна была, но, когда я увидела тебя, совсем ещё малышку, в том трактире, я не могла себя остановить. Ты была настоящим человеком, одинокой потерянной девочкой, а вовсе не сосудом, нужным для рождения Генри. Так же и он сам не был сосудом для Сердца. – Так вот что думал Пэн, да? – спросила Эмма. Венди медленно кивнула, и женщина с отвращением покачала головой. – Думаю, он это делал для того, чтобы отдалиться от правды. Он хотел сохранить рассудок холодным, – сказала Венди, рассеянно постукивая себя по груди и задевая пальцами кулон в виде напёрстка. Металл был тёплым. – Я знала, что открытки ничего не исправят, но мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы показать: ты не одинока. – Они… Они много для меня значили, – сбивчиво ответила Эмма и снова собрала карточки в аккуратную стопку. Вздохнув, она выпрямилась и снова недоуменно взглянула на Венди. – Что у него было на тебя? – На меня? – в замешательстве моргнула та. – Да. В конце ты встала на нашу сторону, помогла нам, а, значит, ты не была ему по-настоящему предана. Ты очень долго была в Неверлэнде. Я просто пытаюсь разобраться во всём. Долгое время Венди молчала, тиканье часов громко отдавалось в её ушах. Наконец, она склонила голову в сторону феи и сказала: – Думаю, я последовала совету Тинк: была на своей собственной стороне. Когда я стояла там, на доске над бушующими волнами, а Птица Нет освободилась из клетки, я знала только одно – что я хочу жить, и больше ничего не имеет значения. Наверное, любой бы так чувствовал себя на моём месте, но раньше я никогда не испытывала ничего подобного – настолько сильного стремления, за которое я могла бы ухватиться. Я люблю Питера, но не хочу умирать за него, – она усмехнулась без тени веселья. – И это ужасно, потому что он пожертвовал собой, чтобы спасти меня. – Что ты имеешь в виду? – спросил Нил. Венди посмотрела на Тинк, и та передёрнула плечами. – Думаю, тебе стоит рассказать свою часть истории. Ты – совсем не та маленькая девочка, улетевшая из окна спальни. Не более, чем я – фея, которую можно оживить, похлопав в ладоши. – Правда? Вот чёрт! – пошутил Нил. Тинк тыкала его пальцами в бок, пока он не перестал смеяться. Венди улыбнулась, кивнула, но тут же вновь помрачнела. – Это долгая история, и кое-чего я уже не вспомню. Майклу придётся дополнить мой рассказ, – она взглянула на брата. Он кивнул, соглашаясь. Венди глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться, прежде чем продолжить. – Это не добрая детская сказка. Полагаю, я предстану не в самом лучшем свете, но это правда, и это произошло со мной. Думаю, всё началось со снов… Она говорила несколько часов, пока голос её не охрип и не стал срываться, а на столе не выстроились пустые чайные чашки, однако под конец пусть Венди и ощутила себя опустошённой, всё же ей стало легче. Рассказ дался ей с трудом, и, судя по бесстрастным лицам Эммы и Нила, слушать его также было непросто. Когда она замолчала, они ещё долго сидели, обдумывая услышанное. Наконец, Эмма наклонилась вперёд и покачала головой, еле сдерживая гнев. – Я была рождена, почти что создана, чтобы выполнить задачу, но это не единственная моя цель, не единственная судьба. Да, на мою долю выпало немало дерьма, но у меня всегда был выбор, я всегда могла отказаться, если бы хотела, я чувствовала это. Я могла уйти и прекратить делать то, что не хочу, и я так и поступала. У меня не всегда получалось, но это было моё право как женщины, как личности. Мне очень жаль, что всю свою жизнь ты была такой… скованной. Венди сидела, тяжело привалившись к спинке дивана. Ей хотелось ответить что-нибудь, но слова не шли. Она знала, что её жизнь мало напоминала идеал, что Питер всегда был ей помехой и не позволял ей поступать так, как ей того хотелось, однако со временем она научилась противостоять ему, не смиряясь с обстоятельствами. Венди стиснула кулон-напёрсток в кулаке, ощущая, как он пульсирует в такт с сердцем в её груди. – Теперь ты свободна, ты в безопасности, – проговорил Нил. Венди метнула в него острый взгляд. – Я всегда была способна позаботиться о себе. – Мы знаем это, – улыбнувшись, ответила за него Эмма. – Ты не ребёнок. Мне бы и в голову не пришло считать тебя ребёнком. Но ты говоришь об Истинной Любви, и я не могу заставить себя поверить. Мои родители – Истинная Любовь друг друга, и их чувства такие сильные и чистые, что, честно признаться, для окружающих это иногда тяжело, – усмехнулась Эмма, но тут же снова посерьёзнела. – Он похитил тебя, манипулировал тобой, врал до последнего, что не может вылечить, чтобы ты оставалась запертой на острове рядом с ним. Он убил одного мальчишку, а потом подстроил гибель второго просто из-за того, что он не так на тебя смотрел. Если бы кто-то сделал нечто подобное с тем, кого я люблю, я бы привязала к той шкатулке груз и зашвырнула подальше в океан. Чтоб его. Эмма закончила свою страстную речь. Нил смотрел на неё с гордостью и немного с удивлением. Эмма всегда была сдержанной, но не из-за того, что чувствовала неглубоко, – наоборот её чувства были необычайно сильны. Ей лишь с трудом удавалось выразить их как следует. Венди опустила голову, позволяя словам проникнуть в свою душу. Сердце в её груди отозвалось жгучей болью. Она отдавала себе отчёт, что Эмма была права в каждом своём слове, и жизнь Венди не принадлежала ей с тех самых пор, как ей исполнилось семнадцать. Пока она раздумывала над этим, Тинк, хмурясь, выпрямилась на своём диване. – Ты говоришь об Истинной Любви так, будто она – сплошь счастье, радость и «Жили они долго и счастливо», но это не так. Я не виню тебя. В этом мире все заблуждаются, как и ты, но всё не настолько просто, не настолько радужно. Когда я ещё могла летать, я помогала людям находить их счастливые финалы, а моей специальностью была Истинная Любовь. Тогда я была наивной и глупой, я считала, что Истинная Любовь бывает только такая, как у твоих родителей. Иногда людям улыбается удача, и они, и впрямь, получают такую любовь как у Белоснежки и Прекрасного Принца, но не всегда. Ты должна понимать, что Истинная Любовь – редкая судьба. Она сплетает две души в одну, и влюблённые бессильны против этого. Любовь поражает их, как вспышка молнии, – фея щёлкнула пальцами и продолжила с горечью: – У них нет выбора. Но не каждая душа способна к счастливой, простой жизни. Иногда они несут в себе проклятье. Тинк замолчала и печально посмотрела на Венди. Она всегда мучительно переживала из-за того, что когда-то из прихоти помогла ей отыскать Истинную Любовь. Фея лишь хотела ободрить подругу и доказать себе, что от Любви так просто не отвернёшься. Глубоко погрузившись в мысли, она нежно погладила живот. – Истинная Любовь или там не Истинная, у тебя всегда должен быть выбор, но у тебя его не было, – сказала Эмма. Венди кивнула и выпустила из пальцев кулон. Она приняла решение. – Весь этот мир у твоих ног, – весело проговорил Нил, пытаясь привнести немного радости в тяжёлый разговор. – Ты можешь встречаться с друзьями. Ходить на вечеринки и просыпаться с жутким похмельем! Можешь сделать кошмарную татуировку и научиться водить, путешествовать, встречать новых людей. Есть столько всего интересного, Венди. – Поступить в колледж? – чуть слышно отозвалась та и перевела взгляд на брата, который слушал её задумчиво и напряжённо. – Я хочу немного прогуляться. Мне многое нужно обдумать, – продолжила она. Тинк встала, чтобы пропустить её. Майкл также приподнялся с дивана, но она жестом велела ему остаться. – Я хочу пройтись одна. Со мной всё будет в порядке. Увидимся за чаем. Мужчина расстегнул ремешок часов и передал их Венди. – Чтобы ты следила за временем. В четыре. – Я приду, – ответила она и махнула рукой на прощанье. Когда Венди вышла за порог, она прижала часы к уху и прислушалась к беспрерывно щёлкающему и тикающему крохотному механизму, спрятанному за гладким циферблатом.

***

Чайки кружили над водой, следуя за рыбацкими лодками прочь в открытый океан. Вскоре в заливе остался лишь пиратский корабль, со скрипом и лязгом опускающийся и поднимающийся на волнах. Венди быстро огляделась, взошла по сходням на палубу и направилась к капитанской каюте. Она видела, как Крюк шёл в сторону города, так что там никого не должно было быть. Впрочем, даже если бы Венди и встретила кого-нибудь, она бы сказала, что забыла что-то на борту. Каюта как всегда представляла собой образец порядка и чистоты. На видном месте по-прежнему висели картины в рамах, на которых была изображена школа, в которой в юности учился Киллиан. Однако Венди пришла не для того, чтобы разглядывать их, – она принялась шарить в резном рабочем столе, выдвигая ящики и взламывая те, что оказывались заперты. Бесполезно. Венди выпрямилась, раздумывая, нет ли у Тинк того, что ей нужно, но тут кто-то прокашлялся за её спиной, и она резко обернулась. – Что-то забыла? – поинтересовался Крюк, небрежно привалившись плечом к дверному косяку. Венди поначалу собиралась соврать, но всё же решила сказать правду. – Чернила кальмара. Я знаю, что ты охотился на этих созданий, когда Питер не убил кальмара и его детёныша. Они у тебя остались? – прямо спросила она, внимательно глядя на пирата. Тот шагнул к ней. – Возможно. Хочешь кого-нибудь заморозить? Дай угадаю. Тёмного? Венди не отрицала. Она подошла ближе к Крюку и просительно заглянула ему в лицо. – Что бы ты ни думал о Питере, мальчики не заслуживают того, чтобы оказаться запертыми в той ловушке. – Прошу, не обобщай. Тот долговязый как раз там, где и должен быть, – зло бросил пират. Венди закатила глаза, а потом пристально посмотрела на него. – Ты убил Руфио. Он не заслуживал смерти… – Он собирался убить Тинк. Я бы сделал это ещё сотню раз. Да, его смерть – моих рук дело, но ты и сама знаешь, кто за всем этим стоял. Так что, если ты пытаешься вызвать у меня приступ чувства вины, ты обратилась не к тому человеку, – резко проговорил Крюк. Венди подавила вспышку ярости. – Пожалуйста, Киллиан. Будут у меня чернила или нет – я всё равно пойду против Голда. Однако ты, скорее всего, спасёшь мне жизнь, если дашь их мне, – гневно ответила она. Пират вздохнул. Он положил руку Венди на плечо, заставив её сесть, и уселся напротив, наклонившись так, чтобы их глаза были на одном уровне. – Ты всегда была упрямицей. Вижу, годы ничуть не изменили твой характер. Я помню тот день, когда я впервые увидел тебя, – испуганную и такую юную, с ужасом глядевшую на смерть моих людей. Когда он прогнал тебя, я надеялся, что ты никогда не вернёшься. Моё сердце упало, когда мы встретились снова. Мы оба знаем, что из себя представлял Неверлэнд, помним, что нам пришлось вынести, но ведь дело было отнюдь не в острове – виной всему был Пэн, всегда. Отпусти его, – с нажимом произнёс Крюк. Венди фыркнула. – Похоже, сегодня каждый считает своим долгом наставить меня на правильный путь. Будто бы мне самой ума не хватит. Я хочу освободить его, всех их, но то, что я буду делать после, – мой собственный выбор, который я не обязана ни с кем обсуждать, – раздражённо сказала она. Пират ухмыльнулся и отвесил ей поклон. – Как будет угодно моей леди, – шутливо проговорил он и вздохнул. – Я чувствую себя кораблём без якоря. Он всегда был, этот остров, однако по-настоящему заметно именно его отсутствие. Тинк в этом со мной согласна. – Она хорошо выглядит, – с теплотой в голосе откликнулась Венди. Киллиан улыбнулся. – Я не знаю, из-за чего это – помогла пыльца или то, что Неверлэнда больше нет, – однако с тех пор, как она оказалась в Сторибруке, ей гораздо лучше. Она почти сияет, – простодушно воскликнул он. Венди закусила щёку. Это был не её секрет, но, боже, как же ей хотелось всё рассказать. – Так вы?.. – Не знаю, – сдержанно ответил пират. В его глазах отразилась тревога. – Она хочет увидеться с монахинями, но не говорит, зачем ей это. Венди вскинулась, взволнованно глядя на него. – Монахини? Но там же Голубая Фея! Это она – причина наших несчастий! – Она не собирается перенимать у Голубой её скверные привычки, Дарлинг, не беспокойся на этот счёт, – пошутил Крюк, но та покачала головой. – Но там феи. Ты лучше всех знаешь, как Тинк жаждет, чтобы её приняли обратно, как она хочет вернуть свои крылья. Кто знает, на что она пойдёт ради этого. Может, она даже примет сторону Голубой Феи! – вскричала Венди. Она знала, что её подозрительность ненормальна, но ничего не могла с собой поделать. Крюк с беспокойством взглянул на неё, обдумывая, после чего пренебрежительно мотнул головой. – Весь шум из-за одной феи. Не можешь же ты всерьёз верить, что это она причиной всему? Я знаю, что именно Голубая забрала крылья Тинк, но изображать её великим умом, кукловодом, дёргающим нас за верёвочки на протяжении столетий… Это же просто немыслимо. Он не верил, и Венди не могла его винить. Она прищурилась. – Как ты оказался в Неверлэнде? – спросила она. Пират моргнул и, поёрзав в кресле, ответил: – Когда я был мальчишкой, мой корабль потерпел кораблекрушение. Меня выбросило на остров, где Пэн и нашёл меня. Это была счастливая случайность. Должно быть, я проскользнул в одну из тех русалочьих дверей между мирами. Он считал произошедшее судьбой. Я не знаю, сколько времени я провёл в Неверлэнде. Кажется, прошли годы. В конце концов я ушёл, жил со своей тётей Эмили, а потом стал моряком, – проговорил он чуть неловко. Киллиан не был человеком, охотно делящимся своими переживаниями. – А потом? Как ты стал пиратом? – У мистера Сми был боб. Он сказал, что это подарок феи… – сказал он, а затем смолк, размышляя. Венди не сомневалась, что мистер Сми встретился с Голубой Феей или с одной из её подручных. Она была в сердце этой паутины, и сейчас в своём разговоре они коснулись одной из её ниточек, основы сложного плана. Но почему? Почему из всех мест во всех мирах именно здесь? – Я знаю, что в этом городке полно злодеев, – сказала Венди, многозначительно глядя на Крюка. Тот хмыкнул. – Но среди них есть один – худший, и никто даже не подозревает об этом. – Даже если то, что ты говоришь, – правда, теперь это уже не смеет значения. По слухам, она умирает, так что какие бы проделки она не готовила для нас, мы в безопасности. Сурово сжав губы, Венди поднялась на ноги. – Меня ничуть не заботит, умирает она или нет. Я хочу, чтобы она ответила за то, что совершила, призналась во всём перед лицами тех, кому причинила зло. А это значит перед теми, кто сейчас в Ящике Пандоры, и жителями города. – Что ж, если она признает вину, я признаюсь в том, что я – круглый дурак. У меня больше нет чернил кальмара. Я бы дал их тебе, раз ты собралась встретиться с Голдом. Возьми с собой Бея. Думаю, он – единственный, кто может помешать Румпельштильцхену превратить тебя в птицу или чего похуже, – сказал пират и улыбнулся. – Будь осторожна. Венди пошла было к двери, но, заметив сумку Тинк, висевшую на подлокотнике кресла, обернулась. – Если ты любишь Тинк, ты помешаешь ей пойти в монастырь. И вообще, если ты любишь её, ты скажешь ей об этом, потому что она не будет ждать тебя вечно. Теперь ей нужно думать не только за себя, – проговорила она и вышла за порог. Пират в замешательстве моргнул. Первые проблески догадки прокрались в его разум.

***

Ломбард мистера Голда загромождали предметы и безделушки, принадлежавшие людям, прожившим свой век вполсилы. Каждый из них был не более чем запылённым напоминанием о землях, населённых драконами и гномами, где высились башни, в которых вечным сном спали красавицы. Они несли в себе такую печаль, что Венди, ступив внутрь магазина, остановилась, переживая острое чувство потери. Все эти вещи были покинуты, а жизни, которые они некогда наполняли, угасли так давно, что уже и не вспомнить. Казалось, она бродила среди привидений. Голд, вертевший в пальцах палочку из тёмного дерева длиной с предплечье Венди, тотчас убрал её в сундучок. Этот человек совсем недавно вырвал её сердце, но сейчас улыбался ей приятной улыбкой, как и любому другому посетителю. Венди вздёрнула подбородок, но заговорить не успела. – Я знаю, зачем ты здесь, но, боюсь, ты опоздала. – Зачем я здесь? – Ты пришла за шкатулкой, конечно же, – ответил мужчина, и его золотой зуб сверкнул в полумраке. – У меня её больше нет. – Её забрали? – взволнованно спросила Венди, торопливо подходя ближе. Невозмутимо глядя на неё, Голд поднял палец. – Не забрали. Никто ничего не может забрать отсюда без моего ведома и желания. Нет, я… обменял её, – он указал на сундучок чёрного дерева, куда он спрятал палочку. – Ящик Пандоры передаётся от продавца к покупателю, из рук в руки. Никто не владеет им долгое время – он проклят. – Кто купил его? – потребовала ответа Венди, с силой опуская ладонь на стеклянную витрину. Тёмный широко улыбнулся. – Ты кое-что сказала на корабле, и я принял это к сведению. Кое-что о том, что всеми нами играют, как фигурками на шахматном поле, и я подумал о некой крылатой женщине, клинически одержимой голубым цветом, – проговорил он, поглаживая сундучок. – Эта палочка принадлежала очень злой фее, которой Голубая когда-то нанесла поражение. Поговаривали, что её палочка была уничтожена, потому что была слишком могущественна, и её переполняло тёмное волшебство. Однако… – маг постучал по крышке. Венди кивнула. – Она сохранила её. – Именно так, до этих самых пор. И Голубая отчего-то решила, что Ящик Пандоры – приобретение более ценное, чем палочка. Почему бы это? – Не знаю, но я должна его вернуть, – она отвернулась шагнула к двери. Голд пожал плечами. – Боюсь, здесь я не могу помочь тебе. Поправочка: не хочу. В отличии от тебя, меня совершенно устраивает то, где сейчас находится Пэн. Признаюсь, я полагал, что в этом мы сойдёмся. В конце концов, он выбирал между твоей жизнью и сердцем Генри, и мы оба знаем, каково было его решение. Оставь его, мисс Дарлинг, живи своей жизнью и забудь Питера Пэна. Венди не ответила и выбежала из магазина. Дверь захлопнулась за её спиной. Она сжала в кулаке кулон. Он был зачарован так, чтобы Венди могла найти Питера, где бы тот ни был; он теплел и бился, точно сердце, когда Питер находился поблизости. И сейчас он чуть подрагивал в её пальцах. Венди подняла голову и вгляделась в кромку леса, за которым, она знала, прятался монастырь. Кулон тотчас стал горячее. Она обязательно вернёт Ящик Пандоры. Однако, шагая к магазинчику провидиц, Венди вновь и вновь возвращалась мыслями к предупреждению, которое получила в этот день. Оно бесконечно кружило в её разуме, точно карусель. Оставь его.