Величайшее притворство (Greatest Pretend)

Она подобрала волосы кверху, удерживая их руками и чувствуя, как ветер обдувает шею – прежде чем опустить ладони и позволить прядям каскадом упасть за спину. Было не слишком мудро отдыхать или забывать о бдительности. На них вполне могли напасть; либо Пэн устроил бы игру. Но стояла такая жара! Когда-то Эмма жила во Флориде, где солнца было больше, чем на Кубе – но даже ей влажность чёртовых джунглей казалась невыносимой. – Интересно, как ты вообще можешь ходить в таком виде? – Эмма качнула рукой в сторону длинного чёрного плаща капитана. Обернувшись через плечо, тот изогнул бровь. – Щегольски и лихо, как и всегда. Спасибо, что заметила, – ухмыльнулся он и затем остановился, указывая куда-то вверх. – Она здесь. Голос Крюка сделался тихим. Эмма приложила ладонь козырьком к глазам и посмотрела ввысь. Вскоре среди зелёной кроны, высоко над землёй, она нашла маленький скромный деревянный домик. – Тинкербелл. Как только план обменять Генри на Венди был одобрен (пусть Крюк и согласился неохотно), они прекрасно осознали, что нельзя так просто проникнуть в лагерь и похитить девушку. Они нуждались в ком-то, кому Пэн доверял – и притом в ком-то, на чью помощь можно было рассчитывать. Крюк произнёс имя феи так, будто оно являлось для него источником настоящей боли, а с тех пор, как они с Эммой покинули корабль, едва переставлял ноги. Он ещё раз вздохнул и потёр губы. Пальцы его сжались на пристёгнутой к бедру фляге с ромом. Не обращая на него внимания, Эмма ухватилась за первую перекладину лестницы. – И чего мне ждать? Образ крошечной ревнивой феи, вцепившейся в девчоночьи волосы, живо пронёсся в её воображении. Точно так же она время от времени боролась с желанием обозвать Крюка треской. Эта самая Тинкербелл могла быть ростом не больше ладони и говорить на непонятном языке – и это всё, о чём знала Эмма. – Зависит от настроения. Когда она счастлива, она отдаётся этому вся, когда злится... – он задумчиво почесал затылок и ностальгически улыбнулся. Эмма нахмурилась, прежде чем начать своё восхождение к дому феи. Какое бы создание ни пряталось среди ветвей, ей было кристально ясно, что у них с капитаном имеется общее прошлое. И, судя по нерешительному, почти робкому виду Крюка... Словом, Эмма начала догадываться, какое именно. Генри бы смеялся, подумала она, мягко улыбнувшись – и тут же взяла себя в руки. Это было столь же больно, сколько и успокаивающе – знать, что он так близко; однако же невозможность добраться до сына сводила Эмму с ума. Пэн – она была встревожена тем, что тот явно не был ребёнком, ведь дети не излучают столь явственных сексуальных эманаций – так вот, Пэн прошлой ночью обещал, что Генри был и будет цел и невредим. По словам Крюка, бессмертный всегда держал слово; но Спасительнице было очень трудно верить этому тощему самодовольному ублюдку, удерживающему её сына в заложниках. – Стучи потише, иначе, если она спит, тебе не поздоровится, – посоветовал Крюк, когда Эмма достигла домика. Тяжело дышащая и вспотевшая, она несколько раз стукнула по крышке люка, но ответа так и не получила. Молясь, чтобы ей никогда в жизни больше не пришлось взбираться на такую высоту, она открыла дверь и заглянула внутрь. Ничего, кроме ножек стола и пустого гамака. – Я никого не вижу, – она оглянулась на Крюка. – Заходи. Мы подождём её. Эмма распахнула дверь и вскарабкалась внутрь дома – и, выпрямившись, тут же поняла, что ошиблась. Спиной к ней на балконе стояла светловолосая женщина в тёмно-зелёном платье. Солнце путалось в её волосах, собранных в небрежный пучок на макушке; солнце искрами вспыхивало на блёстках, пришитых к её наряду. Она такая же, как я, и ещё у неё нет крыльев. Это была первая мысль, проскользнувшая в голове Эммы – Спасительница сдавленно ахнула, когда Тинкербелл обернулась, услышав, видимо, как капитан закрывает люк. За секунду фея, казалось, замерцала, и слабое сияние, ореолом её окружавшее, мигнуло – после чего она будто бы стала маленькой и тусклой, и неяркий свет солнца проходил сквозь фею, как через бумагу. Когда-то Эмма жила в доме престарелых: туда приходили старые люди, которым только и оставалось, что доживать последние годы, и она видела то, что скрывалось в их глазах. Однако она никогда не видела подобного выражения у кого-то, выглядевшего столь молодым. Шокированная и не понимающая, что происходит, Эмма вздрогнула, когда меч Крюка со звоном упал на пол. Тинкербелл резко отвернулась и вцепилась в перила. Капитан двинулся к ней и остановился у неё за спиной. Ему явно было очень неловко. – Тинк? – голос Крюка был низким, хриплым и взволнованным. Эмма никогда не слышала таких его интонаций. Что-то очень близкое к ним проскальзывало, когда он вспоминал о смерти Милы или сожалел и стыдился того, как поступил с Бейлфаером. За исключением редких, ничего не значащих реплик, он до этого и не говорил о Тинкербелл. Да ведь я и не спрашивала... – Что ты здесь делаешь? Ты что, действительно думаешь, что можешь вот просто так вломиться?! – её голос был резким, однако Эмма могла поклясться, что фея глубоко смущена. Её плечи сутулились. Капитан поднял было руку, чтобы коснуться её, да так и не осмелился, заколебался. Эмма вдруг ощутила себя лишней и отвела глаза – но всё равно взглянула на них вновь, не в силах остановить себя. – Ты в порядке? – наконец спросил Крюк с нежностью, которой трудно было от него ожидать. Тинкербелл расхохоталась, и её плечи упали. – Ты знаешь ответ. И знаешь уже очень давно, – сказала она со вздохом, прежде чем резко выдохнуть и развернуться. Эмма собралась с духом – но женщина, смотревшая на них теперь, вовсе не выглядела больной; на самом деле, она казалась воплощением здоровья. Округлое лицо с гладкой розовой кожей, сияющие голубые глаза... Тинкербелл была прекрасна. Взглянув на неё, Крюк вздохнул. – Гламор. Как давно ты используешь этот трюк? – Достаточно давно для того, чтобы дурачить тебя, – сурово отпарировала Тинкербелл, и Эмма подавила улыбку. Язык феи был, как острое копье, и она явно была не из тех, кто терпит идиотов. Ничуть не оскорблённый капитан ухмыльнулся, и они посмотрели друг на друга, словно старые друзья. Эмма прямо-таки кожей ощущала притяжение между ними, которому оба сопротивлялись, словно бы вели бой. – Я скучал по тебе, моя леди, – тихо, с чувством сказал Крюк, чуть склонив голову, и светло улыбнулся; и впервые за всё время выражение презрения на лице Тинкербелл исчезло. Напряжение пропало, и они одновременно заключили друг друга в объятия – пират поднял миниатюрную фею, чтобы их лица оказались на одном уровне. Он держал её так, словно она была невиданным сокровищем, и Эмма, как никогда смущённая, отвлекла себя разглядыванием убранства домика. Чайники, сковородки и кастрюли свисали с потолка на крюках. Их было слишком много – больше, чем если бы они по-настоящему использовались. Но тем, что действительно привлекло внимание Эммы, стали прикреплённые к стенам полки. Скопившиеся на них крошечные бутылочки были снабжены аккуратными ярлыками, и Спасительница наклонилась ниже, чтобы прочесть надписи. Семена мака, чернила кальмара, мор-шиповник, пыльца фей... Последнее зелье было везде, куда падал её взгляд – оно оказалось скучной серой пылью, немного блестевшей на свету. У ног Эммы громоздился раскрытый мешок с этой же дрянью. Она взяла маленький фиал с тусклой и явно бесполезной пыльцой и встряхнула его, улыбаясь. Не особо радующая глаз материя внезапно позеленела, затрепетала и превратилась в скопище ярких искр. Брови Эммы в изумлении приподнялись. – Ничего себе. – Ты что делаешь?! – грозный окрик Тинк обрушился на неё сзади, и Эмма от неожиданности уронила фиал прямо в мешок. Некогда безжизненная, удручающе никчемного вида пыль взметнулась и выплеснулась на пол тысячей ярко горящих, крошечных осколков изумрудов. Эмма дёрнулась, вскинула голову, собираясь извиниться – и застыла. Крюк и Тинк смотрели на неё с ошалелым, почти глупым выражением на лицах, которое немедленно начало превращаться в едва подавляемое потрясение. Наконец, капитан, не в силах сдержаться, ликующе завопил и стиснул Эмму в объятиях, целуя её. – Свон, ты сделала это! – заорал он со счастливым смехом, и слегка смущённая, но довольная Эмма оттолкнула его, требуя отпустить. Крюк с неохотой повиновался. Тинкербелл сделала вид, что не заметила столь экспрессивного проявления эмоций пирата, и занялась разглядыванием зелёной пыли. Она прижала пальцы к губам, и её глаза засияли. – Она ожила... Как ты вернула ей волшебство? – слабо спросила фея, в то время как Крюк, наклонившись, зачерпнул с пола обрётшую магию пыльцу. Ещё более растерянная, Эмма лишь покачала головой. – Сделала что? Я просто потрясла её. – Нет. Пыльца фей в Неверлэнде инертна. Иногда она работает, но, в общем-то, обычно магия утекает прочь. Как и всё здесь, – объяснила Тинк, подходя к ней, и склонила голову набок. Эмма почувствовала себя неловко под настолько пристальным вниманием, в особенности учитывая то, что объектом их беседы являлись вещи, с которыми она до конца не свыклась. – Я, м-м-м, обладаю магией. – В самом деле? – Ну, думаю, да. Тинк улыбнулась. В её глазах вспыхнул огонёк ревности. – Большинство людей, практикующих магию, нуждаются в её источнике. Здесь, например, магия зависит от веры. Феи используют пыльцу и палочки в качестве проводника. Но есть и те, кто сами по себе источники... – Точь-в-точь как мисс Свон! – вставил сияющий, словно начищенный пятак, Крюк, присев на низкий столик. Эмма не могла припомнить, видела ли она пирата хоть когда-нибудь до такой степени счастливым. Впрочем, кажется, это было больше, чем счастье – это было настоящее облегчение. Он смотрел на фею с возрастающей надеждой. – Ты спасена, Тинк. Фея опустилась обратно в гамак, глядя то на сверкающую массу, которую Крюк переливал в её руку, то на Эмму, всё ещё пребывая в странном удивлении, не позволяющем поверить в очевидное. От такого внимания той стало неловко, и Эмма не придумала ничего лучше, кроме как выглянуть в окно. Захватывающий дух вид верхушек деревьев снаружи заставил ход её мыслей измениться. Она так надеялась, что Генри был в безопасности – как физически, так и морально... Мысли о том, как проявилась её магия, Эмма решила отложить, чтобы подумать об этом в более подходящее время. Сейчас – Генри. – На самом деле, мы должны были увидеть тебя вот из-за чего... – начала она, и Тинк ухмыльнулась. – А-а, так разве не для того, чтобы поздороваться? – она стрельнула глазами в сторону Крюка, выглядевшего немного смущённым, – и лицо того мигом стало каменным. Он выпрямился. Глаза Тинк сузились. – Ты не только не ободрал шкуру крокодила. Ты теперь делишь с ним добычу. – Едва ли, – сухо ответил Крюк. – Сущность этого партнёрства в его удобстве... Но да, моя месть мертва и погребена. Так как королева всё ещё дышит, я могу сделать вывод, что и ты точно так же изменила своим целям? – Да... Хотя я не могу понять, почему ты его простил. Крюк усмехнулся и взглянул на Эмму. – Из-за неё. Полностью поглощённый Спасительницей, Крюк не мог видеть вспышку боли, отразившуюся на лице феи – а вот Эмма её заметила. Теперь, когда стало полностью ясно, что в их прошлом не было ничего платонического, она внутренне сгорала от смущения. Они с Крюком флиртовали, подшучивали и поддразнивали друг друга, и в то же время она неохотно отдавала себе отчёт в том, что всё это ей нравилось. Впрочем, пусть Эмма и находила пирата очень привлекательным, далее в своих мыслях о нём она не заходила. Она, возможно, стала тем самым ветром, что изменил его курс – образно выражаясь – но настоящие причины, заставившие капитана помогать Эмме и её семье, были совершенно иными. – Нил. Нил причина тому, что он здесь, – мягко сказала она, и улыбка, появившаяся на лице капитана, исчезла. Тинк печально кивнула, и из её глаз заструились слёзы. – Реджина рассказала мне о том, что случилось. Я... сочувствую вашей потере. Мы оба знали Бея, когда он был здесь, и, честно, я желала бы сделать для него больше, – призналась Тинк, а Крюк согласно кивнул. – Никто не дал бы больше, чем я. Если бы Мила была жива, мы бы вырастили его, и, даже когда её не стало, у меня появилась такая возможность. Я мог стать отцом для него, должен был защищать его от всех бед, но... я принёс его в жертву моим целям. Так я и теряю всё, – он с грустью взглянул на Тинк, а та улыбнулась и пожала плечами. – Кто из нас безгрешен? – Я не мог защитить Бэя, пока он был жив. Значит, я буду защищать его сына, пока способен на это, – пылко сказал Крюк, и Тинкербелл впилась в него странным, нечитаемым взглядом. Она положила ладонь на свой живот и изогнула губы в усмешке. – Осторожней, Киллиан, ты снова говоришь почти как джентльмен. – Да, миледи, можно забрать мальчика из Итона... – пошутил Киллиан, и Эмма собралась было спросить его о школьных годах, о том, откуда он, но одернула себя. Только одно было сейчас важно по-настоящему. Только Генри. Она склонилась ближе к Тинк и одарила её долгим глубоким взглядом. – Ты поможешь нам вернуть моего сына? Фея прищурилась. – Ты знаешь, что Пэна не победить. Ты знаешь это лучше, чем кто бы то ни было, – она обратилась к Крюку, который кивком подтвердил её слова. – Возможно. Но мы оба знаем, что его гордыня никогда не вела его к добру. Действуя прямо, мы ничего не добьёмся, но есть один способ уравнять наши шансы, – он поднялся и выглянул в окно, будто опасаясь шпионов. – Мы не можем забрать Генри, значит, мы должны отыскать другой способ спасти его. То, что нам нужно – Венди. – Венди? – Тинк моргнула и выпрямилась в своём гамаке. – Слушай, нам нужен кто-то, кто мог бы без помех доставить Венди к нам. Кто-то, кто может свободно зайти в его лагерь. Нам нужна твоя помощь, – объяснила Эмма, в отчаянии глядя на фею. Глаза Тинк сделались прозрачными. – Что же заставляет вас думать, что вы можете доверять мне? Крюк устало засмеялся и опустился обратно на стол. – Ну хватит, Тинк. После всего, через что мы с тобой прошли? Мы всегда поддерживали друг друга. Мы всегда прикрывали друг другу спины. Тинк смотрела на него; в ней явно происходила внутренняя борьба. Наконец, заметно напрягшись, она покачала головой. – Те дни остались в прошлом. Теперь у меня есть только одна спина, о которой мне должно заботиться. Моя. Почему я должна рисковать? – Ты больна, – решительно сказала Эмма, и фея вонзилась в неё яростным и вместе с тем испуганным взглядом. Эмма с напором продолжила: – Говоришь, магия исчезает? Так вот, я думаю, это как раз то, что вам нужно. Я дам вам это, – она указала вниз, на рассыпанную по всему полу пыльцу. – Если мы заберём Венди, я сделаю тебе столько этой пыльцы, сколько понадобится. Даю слово. Тинк закусила губу и потёрла пальцами свой бок. – Если Питер узнает, что я вам помогаю, он снимет с меня голову. – Он не убьёт тебя, Тинк. Питер слишком любит тебя, – возразил Крюк, и Тинк сжала губы в тонкую ниточку. Она наклонилась вперёд и сурово зашептала: – Помнишь ли ты, что случилось с людьми, покусившимися на Венди? Крюк побледнел и сглотнул. – Это та реакция, на которую мы и рассчитываем. Она единственная, о ком он заботится, исключая его самого. Она наш единственный козырь. Пожалуйста, Тинк. Я обещаю, что никто не причинит ей вреда. Она ещё одна, кого я должен был защитить, для кого обязан был сделать больше. Сейчас я могу. Когда мы увезём Генри, ты сможешь покинуть это потерянное место, ты и Венди. Ты не привязана к нему больше. – Я смогу покинуть... – пробормотала она, глядя куда-то сквозь них. Уголок её рта дёрнулся в лёгкой улыбке, и Эмма поняла, что Тинкербелл теперь на их стороне. По крайней мере, пока это в её интересах. Вскоре, если удача им улыбнётся, Генри будет спасён и возвращён в семью.