Сборник про Первый дом

«Дзынь-дзянь» звенели бубенцы. Карантир несколько раз пытался открыть глаза, чтобы узнать, откуда этот звон. Это звенят пластинки нового доспеха гномской работы? На каждом полированном наплечнике — летящие птицы, на наручах — бегущие лисы. Он с гордостью оглядывает стройные ряды своего войска. Сияют новые доспехи, горят глаза в предвкушении битвы. Бесстрашны и неистовы воины сыновей Феанора! Мы победим, а кто не с нами — пусть кусает локти. Пусть прячутся по своим чащобам, жалкие трусы, недостойные того, чтобы разделить с нолдор торжество победы! «Дзынь…» Или это звон монет, которые ссыпают на весы его помощники? Гномы торгуются упорно, эти уродливые недомерки прижимисты и жадны до наживы, но их мечи хороши, а денег у правителя Таргелиона достаточно. А может это звон бубенцов, что висят на сбруе вастакских лошадей? Союзники никогда не будут лишними, хоть им и никогда не сравниться с нолдор. Но тут холодный липкий страх прокрался в мысли Карантира. Он помнил, перед тем, как в глазах у него потемнело, пришли вести, что вастаки предали Феанорионов. Если поблизости звенят бубенцы, значит, он в плену? Мысль, ясная и безжалостная, снова утонула в вязкой мгле, застилавшей сознание, и он был этому рад. Когда же, наконец, Карантиру удалось разлепить залитые кровью глаза, звон уже стихал, и последнее «дзянь» нолдорского меча об орочий ятаган сменилось гадким хлюпаньем крови и хрипом. Кто-то подбежал к нему, помогая подняться. Раздались мучительно-громкие выкрики: — Лорд жив! Сюда! Сделав над собой усилие, Карантир сел и огляделся. Сейчас рядом с ним были его верные — жалкие остатки войска, еще вчера казавшегося непобедимым. Отряд был небольшим, основные силы Таргелиона оказались отрезаны противником. Но те, кто уцелел, отбились, и им теперь надо было пробираться к своим. Бежать на восток, пока еще все пути не отрезаны ордами Ангбанда. Карантиру помогли сесть верхом. Земля качалась перед глазами, он еле успевал отирать кровь, стекавшую из рассеченной макушки и заливавшую глаза. Нет времени перевязывать раны. Таргелионцы отступали, но вот за спиной у них раздался рев и вой — их заметили орки. Рассеянные отряды бродили по полю битвы в поисках наживы, отколовшись от основных сил. Их было не более нескольких десятков, но соратников Карантира было меньше втрое. — Уезжай, мой лорд, мы их задержим, — сказал бывший советник, а ныне — командующий Хиссаэль. — Нет, — Карантир помотал головой. От этого движения мир закружился, и он едва удержался в седле, вцепившись в конскую шею. — Морьо, друг мой и лорд, ты сейчас не боец, ты только ляжешь тут вместе с нами, погибнешь напрасно. Хиссаэль растолковывал старательно, как ребенку, но он был прав — как иначе разговаривать с раненым, который рвется в бой? — Мы прикроем тебя, пока есть еще силы, — Хиссаэль сжал лорду руку. — А ты потом отомстишь за нас. Договорились? Прежде, чем Карантир успел возразить, советник шепнул пару слов на ухо коню и хлопнул его по крупу. Конь Карантира погиб в бою, и теперь его уносил прочь от врагов и друзей скакун Хиссаэля, друг не менее верный, чем его бывший хозяин. Но вот с севера раздался вой, и серые приземистые тени метнулись через равнину наперехват беглецу. Испуганный конь всхрапнул, встал на дыбы, сбросил нетвердо державшегося в седле всадника и помчался прочь, преследуемый стаей волколаков. Карантир почувствовал, как его губ касается что-то мокрое и пахучее, и застонал. Над его головой раздалось хриплое одобрительное бормотание, а в рот и глотку потек жидкий огонь. Он тут же вскинулся и раскрыл глаза, по крайней мере правый глаз, на втором запеклась корка крови, ожидая увидеть над собой рожи вражьих тварей. Склонившаяся над ним рожа была вся в копоти и вполне сошла бы за орочью, если бы не спутанная борода, бывшая когда-то рыжей, а теперь почерневшая от крови и пыли. Карантир проглотил пойло, что попало ему в рот, и страшно закашлялся. В голове зазвенело так, словно там ковали вооружение для всего Союза. Нежданный спаситель хлопнул его по спине тяжелой ладонью, удар отразился резкой болью в затылке, Карантир охнул и выругался. — Очнулся? Я же говорил, хорошая перцовка мертвого подымет, а ты тут лежал почти как неживой. Если б не застонал, когда я об тебя запнулся, я бы и не остановился. Много тут вашего брата нынче полегло. Да и наших немало, — словоохотливый собеседник вздохнул. — Спасибо, — прохрипел Карантир, едва отдышался и утер слезы, которые очень кстати помогли разлепить присохшие ресницы и открыть второй глаз. Незнакомец был из наугрим. Богатый опыт общения с этим народом подсказывал Карантиру, что те ничего за спасибо не делают. — У меня нет ничего, чем бы я мог отблагодарить тебя за помощь, но мои братья наградят тебя. — Э, парень, на войне золото не считают. Да и вы так драпали от косоглазых, что и братья твои, небось, хорошо если портки не потеряли. А все этот тупоголовый лорд Карантир, Красная Морда по-нашему. Карантир открыл рот. — Нашел себе союзничков, ничего не скажешь. Только недоглядел, кому они больше союзники — ему или Морготу. Тьфу, пакость какая. Гном действительно плюнул куда-то в сторону. Карантир икнул, отчего пронзительная боль снова прошила затылок. Сказать гному, что этого самого тупоголового лорда он только что напоил перцовкой, у него теперь язык не поворачивался. — Узкоглазые своими стойбищами все озеро испоганили. А дуботряс ваш Карантир перед ними и так и эдак, и подарки, и застолья. Как не догадался, с кем они стакнулись у него за спиной? Дай-ка я лицо тебе отмою, а то страшнее трольей задницы. Гном намочил кусок рукава — по счастью, обычной водой, а не перцовкой — и наскоро протер лоб и щеки эльфу. Попробовал было отмыть и слипшиеся от крови волосы, но быстро махнул рукой. Рана на темени уже засохла и не кровоточила, и гном решил обойтись без перевязки. — Фарви, сын Фрара из Широкозадов, к твоим услу… — начал было гном, но не закончил и махнул рукой. — А, в топку все, нам бы самим пора пошевеливать задом, если мы не хотим, чтобы нас тут взяли тепленькими. Ты-то сам чей-откуда? Карантир почувствовал, что краснеет, и пожалел, что гном отмыл его от грязи. Ему было так неловко, что он даже не злился, хотя и было на что. — Я Морифинве, — буркнул он. Получилось не очень вежливо, но сейчас ему было плевать на вежливость, к тому же гном и сам не жаждал блюсти все те церемонии, которыми славились его сородичи. — Язык сломаешь, — добродушно хмыкнул гном. — Давай-ка, Мори, поднимайся. Сможешь? Карантир оперся о сильную руку гнома и встал. Его тотчас повело, и если бы гном не подставил ему плечо, он, пожалуй, снова бы упал. Было ужасно унизительно чувствовать себя настолько беспомощным и зависимым от доброй воли какого-то недомерка из Белегоста. — Эй, эльф, не падай! Мне еще своих надо догонять. Я тут, видишь, поотстал немного. Тоже по кумполу прилетело. Но у меня-то лекарство всегда с собой — перцовка первое дело, если с головой неполадки. Правда? У Карантира земля перед глазами ощутимо покачивалась, но он счел за лучшее согласиться. — Вот и я отхлебнул как следует, и порядок. Карантир припомнил, что заветное снадобье плескалось на самом донышке фляги. Это объясняло словоохотливость и похвальную бодрость духа доблестного наугрима. Гном подобрал свою секиру, и они тронулись в путь. К счастью, все отступающие войска Союза двигались на юго-восток, и Карантиру не пришлось просить гнома проводить его к своим. После всего сказанного просить ни о чем не хотелось. — У нас как говорят: каков мастер, такова и кузня. Или так: куда воевода, туда и рать. Так что не спроста Красномордому лорду достались лживые союзники, ой, не спроста. У них душа кривая оказалась, а у него — темная, так говорили у нас. Карантиру хотелось развернуться и как следует врезать правдолюбцу за такие слова. Но и развернуться он бы не сумел, не шатаясь, и дойти до своих потом в одиночку не смог бы. И все же, как он мог не увидеть, что предательство зреет у него под носом? Неужели проклятье Намо отобрало у них и удачу, и прозорливость, и способность постигать движения души? Ульфанг был скрытен, но смел и хитер, его сыновья — отважны и сильны, разве это не лучшие союзники в войне? — Кто же мог знать заранее? — пробормотал он. — Да что ты, Мори! Это же яснее ясного — либо воин, либо так себе, говнецо и продажная душонка. Вот среди наугрим таких нет! Не все можно купить за золото. Верность не продается, эльф! Карантир про себя только хмыкнул. Столетиями он торговал с гномами, задабривал их уступками, умасливал большими и выгодными сделками, сыпал им в подарок без меры нолдорских самоцветов. Столько прогибался перед этими недомерками, чтобы заручиться их дружбой, как этого хотел Маэдрос. О, Карантир вложил в подготовку к этой войне сил не меньше, чем остальные братья. Гораздо больше. А на поверку оказалось, что и провал решающей битвы — тоже большей частью его заслуга. Карантира и без того мутило, а от таких мыслей и вовсе стало худо. Едва успев сделать шаг в сторону он рухнул на колени, и его вырвало. Пока он пережидал головокружение, гном нетерпеливо топтался рядом. — Ну, ты там проблевался? Идем, а то сейчас набегут орки, как бы нам с тобой на пару продристаться не пришлось. Карантир вытер рот ладонью. — Да заткнись, наконец! — не выдержал он. — Ой, гляди, какой щепетильный, — фыркнул гном и неожиданно совершенно серьезно добавил: — Да мы и так по уши в таком дерьме, что хуже не бывает. Глядишь, и не запачкаешься. Карантир не стал пререкаться. Гном был прав, хуже не бывает. Его верные, его друзья погибли, он сам позорно бежал, союзники их предали. Хотя предатели и были убиты, о чем Маэдрос успел послать сообщение, но что случилось потом, где его братья, живы ли они — неизвестно. Вся восточная часть кампании провалена, и Фингону теперь придется выкручиваться одному, уж слишком туго им пришлось, чтобы думать о помощи Хитлуму. Карантир старался переставлять ноги, не думая ни об усталости, ни о постоянной ноющей боли в висках. Несколько раз они издалека видели тела, оставшиеся после отступающей с боями армии, но гном решил обойти их стороной, чтобы не столкнуться с мародерствующими орками и с волколаками, которые с темнотой придут за трупами. Ночь они переждали в овражке, просыпаясь от каждого шороха. В самую темень низкие тучи окрасились алым, словно на севере загорелся огонь, послышался глухой рев и крики. Они выглянули из своего укрытия, но смогли разглядеть только отсветы пламени, пробивающиеся то ли через туман, то ли через плотные клубы дыма. — Дракон! — прошептал гном. — Я слышал о нем. «А мой кузен даже его видел и, говорят, хорошо ему наподдал», — чуть было не проговорился Карантир. Гном вскочил было, чтобы броситься на север, в бой, но поглядел на Карантира и залез обратно в укрытие. К рассвету всполохи угасли и крики затихли, но заснуть спутникам так и не удалось. Они побрели дальше и к полудню, который из-за плотной пелены пыли и гари был едва светлее ночи, наткнулись на след. Широкая борозда развороченной земли вела на север. Пройди они здесь вчера — встретились бы с чудовищем Моргота. Фляга с водой давно опустела, заветная перцовка кончилась. Карантир великодушно отказался от своей доли, ему и без того было слишком тошно. Фарви торопился, ему не терпелось нагнать своих соплеменников, но Карантир не мог идти быстрее, хотя старался и шел до тех пор, пока не падал без сил. К вечеру они наткнулись на следы побоища. Сначала гном споткнулся об орочий труп, и они понадеялись было, что здесь победа была за союзниками. Но потом Карантир увидел эльфа с раскроенной головой. Потом еще и еще — всего десяток мертвых эльдар и почти вдвое больше — орков. В войсках Ангбанда не было заведено подбирать своих павших, а у эльфов, как видно, было некому, поэтому все они лежали так, как и погибли, вповалку, свои и чужие. Фарви уже давно протрезвел, а при виде этой картины стал неожиданно серьезным и строгим. Карантир постоял молча, потом подошел и склонился над одним из эльдар. Это было не его отряд, не Хиссаэль с дружиной, но больно от этого было не меньше. По эмблемам на щитах Карантир распознал воинов Маглора. Гном подошел и тронул Каратира за руку. — У нас нет воды. А у них, — он кивнул на мертвых, — может быть. Посмотри ты. Я мог бы и сам, но это твои, так что лучше тебе. Карантир стиснул зубы. Меньше всего он хотел шарить по телам погибших. Но сделать это было необходимо, а еще важнее — проверить, вдруг кто-то из них еще жив. Он наклонился над одним из воинов. Надежда оказалась напрасной. Карантир перенес погибших на ближайший холм, чтобы они не остались лежать рядом с орками. Гном, почесав бороду, взялся помогать, и это было хорошо, одному феанорингу не хватило бы сил. Выкопать могилу они не смогли, и Карантир просто укрыл тела плащами. Гном заставил его съесть кусочек лембаса и подкрепился сам, ведь мертвым пища не понадобится. Потом они по очереди отпили из фляги с вином, прощаясь с павшими по обычаю гномов. — Теперь идем, — сказал Фарви, утерев бороду. — Надо уйти отсюда подальше. — Подожди, — попросил Карантир. Неимоверная усталость навалилась на него. Он сел в пыль у подножия сложенного кургана. Погибшие нолдор не были его близкими друзьями, некоторых из них он едва знал, а кого-то теперь, из-за ран на лице, и вовсе невозможно было узнать. Но это был его народ, они погибли, а он отступил и выжил. Карантир поднял голову к укрытому низкими тучами небу и запел. Голос слушался плохо, в горле царапало от пыли, которая была повсюду на бывшей Ард Гален. Но после первых нот стало как будто легче дышать, и Карантир продолжил уже уверенней и громче. Ему показалось, что тучи разошлись, и на миг открылось чистое небо и звезды. Это было почти невозможно, и Карантир решил, что ему мерещится от усталости. А может быть, это было чудо. Те, кто погиб в войне, и правда заслужили прощания под светом звезд. Фарви сидел рядом, невольно заслушавшись. Когда песня закончилась, Карантир вынул из ножен меч и положил его себе на колени. — Ты иди, — сказал он гному, — я побуду тут до утра, а потом тебя догоню. — Не дури, Мори, — устало сказал гном. — Сюда придут пировать волколаки, а может и еще какая дрянь. — Я поэтому и останусь. Посторожу, хотя бы одну ночь. — Ты не стоишь на ногах. И ты сказал, что у тебя есть братья — ты им нужен. Живым. Пойдем отсюда. Фарви говорил непривычно серьезно. Карантир вдруг остро почувствовал, как ему не хватает его братьев — прямо сейчас. Он десятилетиями мог не видеться ни с кем из них, и, надо сказать, не особенно скучал, но сейчас он не знал, живы ли они, и останется ли в живых он, и ему очень захотелось оказаться рядом с ними как можно быстрее. Он встал и, бросив прощальный взгляд на курган, побрел за гномом. Найденный лембас прибавил сил, и они смогли пройти еще много, прежде, чем стали спотыкаться на ходу. Переночевав, а точнее — переждав вполглаза самое темное время — они продолжили путь. Вечером Карантир разглядел с восточной стороны облако пыли. Они спрятались, легли на землю и замерли, надеясь, что враги их не заметят. Но, коснувшись ухом земли, Карантир услышал знакомый стук копыт. Это были кони нолдор. Тогда он поднялся во весь рост, и вскоре его окружила четверка всадников со звездами на груди. Карантир узнал капитана разведки Химринга. — Лорд Карантир! — воскликнул капитан, соскакивая с коня. — Какая радость, что ты здесь! Он рассказал, что и Маэдрос, и остальные сыновья Феанора вместе с теми силами, которые удалось собрать после разгрома, стоят временным лагерем неподалеку. Что Карантира искали и высылали за ним несколько отрядов, один из которых не вернулся. Что вторая часть армии Таргелиона встретилась с отрядами Куруфина, и они вместе вырвались из окружения. Гном стоял поодаль и смотрел на эльфов во все глаза. Наконец он покашлял и обратился к Карантиру. — Ты уж прости, лорд, что я тебя не признал, — пробормотал Фарви, еще раз прочистил горло и поскреб бороду. — Такими словами честил, что совестно теперь. Карантир поднял голову. Он и позабыл про гнома. Возникшая между ними за эти два дня и скрепленная опасностью близость, почти дружба, теперь казалась лишь случайным знакомством. Однако долги надо платить, и Карантир махнул гному рукой. — Идем с нами, я говорил, что мои братья вознаградят тебя. Я помню. Он знал, что гномы очень трепетно относятся к такого рода обещаниям. — Да что уж, — помялся Фарви. — Такое дело, вам и идти-то теперь некуда, о каких наградах речь. А мне пора догонять моего государя. — Не спеши, гном, — нахмурился разведчик. — Последовать за государем Азагхалом ты всегда успеешь — путь до Чертогов Ожидания нынче короткий. Он победил огненного змея Глаурунга и пал в бою. Твои сородичи несут его тело на восток, чтобы почтить как героя. Фарви замер на миг, а потом лицо его изменилось, и он как подкошенный рухнул на землю, заходясь в беззвучных рыданиях. Эльфы смотрели на него с удивлением и сочувствием. Карантир поморщился, но попросил у капитана фляжку с вином и присел рядом с Фарви, протянул ему. — У вас же так полагается, да? Фарви поднял покрасневшие глаза, отпил глоток. Вслед за ним отхлебнул и Карантир, и воины Маэдроса. Фарви поднялся и, поклонившись эльфам в знак прощания, пошел прочь. Лагерь разгромленной Восточной армии расположился на небольшом холме, когда-то покрытом соснами, от которых после Браголлах остались только обгорелые пни. За поллиги до него стояли сторожевые посты, а сам лагерь был окружен повозками. Внутри периметра располагались шатры, горели чахлые костерки из сухих трав и кустиков, которыми порос холм. Еще по дороге Карантир узнал, что все его братья ранены, что Амрас был на волосок от смерти, и до сих пор без сознания, и Амрод от него не отходит, а Келегорм и Куруфин разведывают пути отступления. Поэтому, когда навстречу ему бросился Маглор, Карантир не удивился, и обнял брата как мог крепко. Маэдрос сидел расстеленном плаще у входа в шатер. Увидев его лицо, Карантир замедлил шаг. Он вспомнил, каким радостным предчувствием горели глаза брата перед битвой. Сейчас он выглядел совершенно иначе, и виной тому была не усталость и не боль от ран, Карантир это знал. Свет в глазах погас, черты лица окаменели. Карантир хотел его обнять, но не смог, а вместо этого преклонил колено. — Прости, мой лорд и брат, это моя вина. Я взял на службу Ульфанга и его сыновей, и поэтому… — Ни слова больше, — сухим, выцветшим голосом произнес Маэдрос. Он не мог подняться, на ногу был наложен лубок, но он притянул Карантира к себе, заставил сесть рядом и обнял за плечи. — Ни слова об этом. Это наша беда. Я один виноват во всем. Король погиб. Ты знаешь, Морьо? Фингон погиб. Маэдрос издал странный звук, похожий на сухой всхлип. — Я так боялся, что ты пропал, — добавил Маэдрос, прижимая его крепче. Карантиру стало тяжело дышать. Непролитые слезы комом застряли в горле. Как могло случиться, что они проиграли! Как могли потерпеть поражение сыновья Феанора, когда победа была так близко! За считанные дни, от былой мощи и славы нолдор, от могущества Первого дома остались лишь жалкие осколки. Ему — впервые за это время — захотелось плакать. Но заплакать Карантир не мог, рядом были братья и соратники, поэтому он стиснул зубы. Он разозлился на Маэдроса за его горе и за его заботу. Надо не оплакивать поражение, а действовать. Больше нет королевства нолдор, больше нет союзников и друзей, остались только они семеро и Клятва. И месть. Теперь уже ничто не важно — ни честь, ни правда. Ни закон, ни любовь — услужливо подсказала память. Пока сыновья Феанора еще живы, надо торопиться. Исполнить обещанное любой ценой.