***
— И как она? — Тихо спросил старик, закуривая трубку. Юкине откинулся на спинку кресла, закинув за голову руки. — Плохо. Полтора месяца без изменений. — Пояснил мальчик, выпятив нижнюю губу. — Получается, Ято убил одержимую богом душу Хиери, а ее тело все равно не умерло? Интересно. — Прохрипел Тэндзин, выпуская пару облачков сладкого табачного дыма. Юкине решил заглянуть в храм к богу Знаний. Ему больше не к кому было пойти. А смотреть на мучающуюся в болях Кофуку больше не было сил. — Я могу понять тело, что одержимо богом. А вот дух… Это действительно необычно. — Бог усмехнулся, встряхивая трубку, осыпая пепел. — Да еще и свое орудие… Если на душе Хиери было имя. Вы запомнили, где оно? — Эээм… — Юкине покраснел, метая взглядом. — Я как-то ее не осматривал… — На лице появилась невольная улыбка. У Ято сейчас наверняка кольнуло. — Где-то на ноге. — Вы осматривали ее тело? Имя было? — Что? — Юкине покраснел еще сильнее. — Понятно. Вы должны осмотреть тело Хиери, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Если имя перенеслось на ее плоть на ближний берег, то дела будут плохи. Значит она точно стала его орудием, и имя сможет забрать только он. Или оно само исчезнет при его смерти. — Тэндзин снова закурил. — Второй вариант более возможен… — Юкине снова улыбнулся, вспоминая о Ято. Он был уверен, что его хозяин и не раздумывая прикончит Юя. — Да, но только тогда вместе с ним и умрет Хиери. Улыбка тут же исчезла. — У меня есть догадки, что она где-то рядом. В лучшем случае, ее душа блуждает одновременно и далеко, и близко к нам. Дальше дальнего берега. — А в худшем? — Парень скривился. — Она может вместе с этим богом томиться в Ёми, в гостях у Идзанами. — О... Но это невозможно. Она не спускалась с ним… Или… Она попала туда мертвой? — Юкине жевал каждое слово, не в силах произносить эти вещи. — Несколько сотен лет назад была похожая ситуация с одним из шинки. Не с моим, но я принимал участие в обряде. Если ты узнаешь как можно больше о состоянии Хиери, и о ее душе, я смогу тебе помочь вернуть ее. Но у меня есть условие. — Условие? Какое условие? — Парень нахмурился. — Ято ни о чем не должен знать.Глава вторая "Рефлексия"
20 марта 2016 г. в 01:38
Примечания:
О, Чудо! Это случилось! *самоаплодисменты в мою честь*
Вышло меньше, чем планировалось из-за резкой "урезки" сюжета и некоторых изменений. Приятного прочтения~
З.ы. Если встретятся ошибки, будьте добры указать мне на них через публичную бету. Спасибо.
Ледяная вода полоснула тонкую кожу.
Девушка зажмурилась, сгорбилась, прикрывая руками грудь. Мужчина черпал воду из пруда, что располагался внутри дворика, и осторожно выливал на спину богини.
Свежая, еще недавно ожившая трава ласково щекотала босые ноги и ножки стула, свободно развиваясь на ветру. Спокойное утро, тихое и теплое. Это то, чего давно не было в жизни героев.
Первый лучик рассвета озарил темные волосы Дайкоку, медленно спускаясь на обнаженное, замерзшее женское тело.
Случилось то, чего не ожидал никто. Орудия оскверняют богов, и в противном случае, все кончается омовением. Узорной веер, что тогда покрылся скверной, совершенно не был заражен хворью от кого-то другого. Эта болезнь пришла из души, из глубины, что годами, а возможно и столетиями копилась внутри него. Он словно потерял контроль, перестал дышать, ослабил хватку и причинил боль ей.
Кофуку сильнее стиснула зубы, чуть вздрагивая, после очередного ополаскивания водой из источника. Черное пятно бесцеремонно покрывало ее спину, жужжа, искрясь. Тонкая кость позвоночника острой трубкой торчала, оттягивая кожу. Острые плечи и углы таза, четко выраженные ребра. Выпуклые скулы, впалые глаза, вялые сухие губы, ломкие волосы.
Черная хворь пожирает ее, медленно, растягивая дни до конца.
Мужчина думал… Нет. Он знал об этом. Что ее жизнь в его руках, что он должен сделать все.
Мертвый должен спасти живую. Тень должна спасти свет. Ночь должна спасти солнце.
Дайкоку выплескивал ковш за ковшом на ее спину. Въевшееся пятно медленно, по краям уменьшалось. Это замечал только он, каждый миллиметр, который мог уходить в течении нескольких дней.
Почему не провести обряд? Почему не покончить с этим сразу?
Она не разрешает. Ее вера в свое орудие — он не виноват.
— Хватит. — Тихо, хрипло приказала Кофуку. Это был далеко не приказ, в нем не было силы. Это скорее мольба.
Мужчина опустил ковш. Он нежно обвернул ее белым полотенцем, и присел на корточки перед ней. Ее губы дрожали, слегка посинели.
— Ты хорошо выглядишь, — заметил он, улыбнувшись, и заправил тонкую прядь ей за ушко. Внутри него все сжалось. За последние несколько дней она действительно стала выглядеть лучше, в ней стало больше живого.
Тонкие пальцы девушки легли на его щеку, она криво улыбнулась.
Дайкоку подхватил ее – в его руках она казалась маленькой девочкой.
— Потом еще раз. — Промямлила богиня.
— Нет, ты слишком слаба, я не хочу, чтобы ты еще и простудилась. — Заботливо ответил мужчина.
Казалось, время жалело их, не трогало. Они были не от мира сего: уединились в своем домике, и когда безумная череда событий кружилась в новой бури, они были не причем, стояли в стороне. Они были теми двумя, кто оказался самыми слабыми.
— Черт. — Выругался Дайкоку, хватаясь за веник. Пустые бутылки, бумага и прочий мусор небрежно валялись на полу на чердаке. Мужчина нередко заходил сюда, его не покидала надежда снова увидеть его. — Кофуку, напомни мне, чтобы я при следующей встрече с Ято накостылял ему. Опять намусорил.
Богиня слабо улыбнулась, крепче укутываясь в одеяло. Она сидела на верхней ступеньке лестницы, и наблюдала за своим орудием.
— Как ты думаешь, Яточка вернется? — Прохрипела она.
— Вернется. Всегда возвращался, — проворчал в ответ мужчина, убирая мусор, а потом чуть тише добавил: «лучше бы не возвращался». Конечно, это была ложь.
Кофуку печально посмотрела на Дайкоку, поднимаясь.
— Он же не оставит нас? Не исчезнет навсегда? Не уйдет? — В ее голосе было нескрываемое волнение.
Дайкоку обернулся на богиню, выдохнув, и прикрывая глаза.
— Пока тело Хиери дышит, он будет с нами. Будет с ней.
— Что же с ней стало… Почему она не умирает?
Этот вопрос проскакивал в разговор не первый раз, но часто являлся последним. После него они расходились, молча, и даже не говорили больше до следующего дня. Они не знали, не могли ответить разумно. А оставались лишь безумные, невозможные догадки.
— Я уверен, что она жива. — Бормотал Ято спустя пару дней после того, как Хиери попала в больницу. Он нервно метался из угла в угол, схватившись за голову руками, крепко сжав свои волосы, чуть ли не вырывая их. — Она жива, и я ее не убил. Возможно, ранил…
Бог обращался в пустоту. Он уже с первых дней поставил на себя крест, и думал, что это бремя понесет в одиночку. Юкине смотрел вдаль, в сторону от хозяина, не желая его видеть, не говоря уже и о нахождении в одной комнате. А внутри словно горячее железо, обжигающее, колющее. Дайкоку в очередной раз пытался выпроводить бога из дома, что приходил к ним только поныть и покричать. Сейчас тяжело было всем, но только Ято выдавал свои перепады настроения – сначала ругается, плачет и пьет, а потом исчезает на несколько дней, без предупреждений. Юкине даже не переживал, оно ему не нужно. Лишь нескрываемая злоба, что потихоньку копилась, иногда покалывая хозяина.
Время текло медленно. Прошло полтора месяца после смерти Хиери. А смерть ли это? Тело живо, значит и душа цела. Вот только очень далеко. По мнению Ято.
Бишамон получила серьезное ранение, когда пасть призрака захлопнулась на ее ноге, чуть не откусив. Она первая, кто потеряла счет времени. Неделю в кровати, а потом в мыслях и раздумьях о своем. Казума винил себя, что не остановил, конечно, как еще. Все ее орудия были взволнованы, но с пробуждением богини, потихоньку беспорядок утих.
Кофуку долго лечится от осквернения, медленно теряя шансы на жизнь. Она давно не может совершать каких-либо активных действий, лишь медленно передвигаться, и еле-еле шевелить губами при разговоре.
Нора исчезла вместе с Гуном. Ято молился о их смерти в первые дни, но позже остыл, старался забыть о этих воспоминаниях. Ненависть поселилась в нем уже давно, стала его настоящей сестрой, что всегда была рядом. Он сильно изменился, и не таков как прежде. Одержим иллюзиями и Хиери. Хотя, это не одно и тоже?
Вокруг нее был круговорот боли, печали и ненависти. Отчаяния, злобы и лжи. Каждый, кто навещал Хиери оставлял после себя много негативной энергии, что и свидетельствовало бурями. Но в гуще всего этого зла был цветок. Красный, яркий, живой.
Девочка упорно толкала большой стул к окну, скрепя им по полу. Взобравшись на табурет, она открыла окно, что несколько минут назад закрыла мед-сестра. Окно всегда должно быть открытым.
— Масу! — Послышался за спиной недовольный голос врача. — Что ты тут делаешь? Тебе нужно быть в своей палате.
Ребенок пугливо обернулся, держась за пластиковую ручку окна. Быстрым шагом врач подошел к девочке, хватая ее за руку.
— Можно я останусь? — Тоненьким голоском пролепетала Масу, а на ее глазах стали появляться наигранные слезы. Это всегда помогало.
— Ну… Не открывай окно. Ты же не хочешь, чтобы она простудилась? — Более ласково ответил ей мужчина, еще сомневаясь в своих словах.
— Но через окно приходит бог. Он иногда навещает ее, и если я закрою окно, он не сможет зайти сюда… — Бормотала Масу, вытирая слезы.
— А-а-а, — догадливо протянул врач, улыбаясь детской наивности. — Бог значит. Ну хорошо, пусть окно останется открытым. Да и тем более, весна уже, не так холодно.
Девочка радостно захлопала в ладоши, и нехитрым движением открыла окно. Врач не спеша удалился. Конечно, он посчитал это детской выдумкой, и позволил ей еще немного «поиграть».
Свежий воздух ворвался в душную палату, раскидывая занавески, ударяя приятной волной прямо в лицо девочки.
Она часто, очень часто приходила к Хиери: играла с ней, читала ей книжки, рассказывала смешные истории и истории из детства, считала ее своей подругой, или даже сестрой. Ее палата находилась этажом ниже, была немного меньше, чем палата Хиери, и напичкана разным сложным оборудованием и проводами, которые цепляли ей по ночам. Масу запрещалось ходить, вставать, покидать палату, но из этого ребенка позитивная энергия так и исходила, не позволяя сидеть на месте. Врачи ничего не могли поделать с этим, и все разрешали, конечно, под наблюдением. Но за последний месяц ее привычным маршрутом стал подъем по лестнице, проход по длинному коридору и поворот направо, к ней. Масу хорошо сблизилась с Саюри – матерью Хиери, да и с некоторыми членами семьи Ики, что приходили навещать ее.
Однако ближе всех ей был бог.
— Ты уже здесь? — Немного насмешливо позади сказал Ято, спрыгивая с подоконника. На нем не было футболки, а расстегнутая олимпийка обнажала его торс и живот. Девочка взглянула на бога, но тут же отвела смущенный взгляд в сторону. Как ни как, это смущало ее. — Есть изменения?
— Нет, — Масу взобралась на край кушетки. — Она все спит и спит. Интересно, что ей снится?
Парень медленно подошел к Хиери, не сводя глаз с ее лица. Внутри него каждый раз все сжималось, в ожидание чего-то. «Вот-вот и она откроет глаза, и проснется. И вернется. И останется со мной».
Сказать, что Ято было очень плохо без нее, не сказать почти ничего. Но мало того, еще и перепалки с Юкине. Кофуку и Дайкоку далеко не до него, у них своих проблем много. К тому же, в какой-то части он в них тоже виноват. Бишамон тем более все равно, что с Ято. Ну, она так считала, а чувствовала совсем другое, убеждая себя до последнего, что помогла ему лишь потому, что пыталась спасти Такамагахари. Но в свете последних событий, что произошли между ними, их можно назвать союзниками, и этот мир был многим на вес золота, ибо жизнь без их войн стала немного тише и спокойнее.
Поэтому Ято был предоставлен самому себе. Он не искал утешения больше нигде, и близким ему человеком стала Масу. Единственная, кто могла разделить с ним его потерю. Поэтому у него был вдвойне сильный стимул приходить навещать Хиери.
Масу, девочка лет десяти, с большими глазами цвета закатного солнца. Попала в больницу около двух месяцев с подозрением на красную волчанку. Врачи пытаются в корни пресечь ее развитие всеми силами. Ребенок, что слаб здоровьем, но силен духом. Сильнее любого взрослого.
Говорят, что закат чьей-то жизни является рассветом жизни другого.
— Господин Ято. — Начала Масу, болтая ножками, с которых свисали больничные тапочки. — А что вас связывало с госпожой Хиери?
Парень в очередной раз усмехнулся, закрывая лицо руками. Пожалуй, она могла заставить его улыбнуться даже тогда, когда ему было невыносимо тяжело на душе.
— Ты можешь не называть ее так. — Он опустил ладони, и присел на кушетку с другой стороны. — Зови ее просто – Хиери, как когда-то звал ее я. Но она не услышит.
«Что вас с ней связывало?». Этот вопрос был настолько част в их беседе, как и вопрос «Где душа Хиери?» в разговоре Кофуку и Дайкоку. Но здесь Ято просто-напросто уходил от ответа. Не хотел лишний раз ворошить так ему теплые и любимые воспоминания. Тепло исчезает, и появляется холод. Холод снега, что он сжимал в своих руках в тот день. День, когда исчезла последняя бабочка, скрылась в лучах солнца, меж облаков.
Тогда к нему пришел отец, и сказал слова, что причинили ему самую большую боль. Он вспомнил о потере Сакуры. И теперь он снова потерял кого-то дорого. И снова он умер от его рук. И лишний раз убедился в том, что он самый настоящий бог Бедствий. И лживые, как он считает, слова об обратном душат его, затормаживают на его пути.
Юкине направил его на убийство всего плохого в этом мире, раз он только и умеет убивать. Но увы, это же направление и пошло против него.
— Масу, знаешь, — Ято резко похолодел. — Спасибо, что ты не бросаешь ее. Когда меня нет, ты можешь за ней присматривать. Только у меня есть просьба.
— Какая? — Внутри нее все сжалось в страхе, что сейчас он попросит что-то ужасное.
— Не приходи к Хиери ночью, ни в коем случае. Никогда и ни при каких обстоятельствах не покидай своей палаты.
— А… А почему? — Она задумчиво поднесла палец к губам.
Ответа снова не последовало. Ято понимал, что такая девочка как она заинтересовала бы любого аякаши с дальнего берега. А ночью их очень много. Он знал, что они приходят к Хиери, что возможно, они как-то глумятся над ее телом, но не мог ничего сделать. Без оружия приходить опасно, а к Юкине идти не хотелось. Не то, чтобы Ято было неприятно с ним общаться, скорее ему было стыдно и неловко перед ним. Юкине на него смотрел, как на человека, что предал его. И возможно, так оно и было для паренька.
Но чуть обдумав ответ, Ято сказал:
— Тебя заберет бабайка.
Это было единственное логичное объяснение для ребенка.
Она посмотрела на него, как на ненормального. Она не верила?
Для пущей убедительности, бог поднял над собой руки в виде больших лап, и стал пугать ими девочку:
— Бабайка! — Насмешливо рычал Ято, исказившимся «злобным» голосом.
Масу взвизгнула, и со смехом побежала к окну, от «чудовищных лап».
Солнце за тонким стеклом медленно погружалось за горизонт, окрашивая город.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.