По прямой

Стрелка часов вяло подползла к отметке «восемь». Восемь утра, начало очередного путешествия. Ведь каждый новый день — новое испытание, очередной отрезок дороги жизни. И никто не может предсказать, какой окажется эта дорога — прямой ли и светлой или в выбоинах и под тенью обстоятельств. За окном вершится история. Где-то там люди радуются победам — значительным и мелким; они взаимодействуют между собой, мельтешат в своём муравейнике и улыбаются погожему началу дня. Некоторые унывают и опускают руки, жалея себя, но всё равно, так или иначе, влияют на окружающий мир. Всё взаимосвязано, и всё создаёт историю, хоть и не всегда каждое событие «выходит в люди». Однако не только там, за окном, всё происходящее запоминает время. То, что происходит прямо здесь и сейчас, так же складывает к себе в копилку. В общем, время — хрупкая ткань мироздания, но одновременно — надёжная и постоянная опора. Невозможно кардинально изменить свершённое — человеку такое не под силу. Да, существовали Маховики. Больше того — раньше некоторые из них давали возможность путешествовать на годы назад. Но время всегда помнит первоначальную хронологию, ещё не переписанную людьми. И потому себе дороже над ним насмехаться — либо всё пойдет наперекосяк, либо станет только хуже, либо же Вселенная найдёт способы вернуться к отправной точке. А жаль. Как? Есть немало способов. За примером далеко ходить не надо — после своего спасения Сириус ненадолго задержался в этом мире. И это он ещё долго скрывался от пронизывающего взора Судьбы. Так или иначе, все завершилось как предначертано свыше. Я никогда особо не размышлял над этими фактами — не было необходимости. Даже в восемьдесят первом, после смерти большей части Ордена, у меня и мысли такой не возникало! Случилось то, что случилось — значит, так нужно Вселенной. И не нам судить о справедливости. А сейчас задумался. Только поздно — ещё пару лет назад Маховики усеяли осколками узорчатые полы Отдела Тайн. Да и зачем мне Маховик? Зачем эта безделушка? Однозначного ответа дать не могу — слишком сложно. Это теперь, глядя на пролетевшие годы с «высоты» своего возраста, понимаешь, насколько сильно оплошал в тот или иной момент. Исправить содеянное — верх мечтаний. Как ни крути — одна из причин. И, конечно же, самая навязчивая. И неисполнимая. Действительно, какой смысл? Чего бы похуже не наворотить. С самого детства ошибки так и сыпались мне на голову. Многие оставили в душе незаживающие раны. Короче, шишек набил немало. Сделанного не воротишь, сказанного — тоже, а я уже проживаю второй век. Но чем старше становлюсь, тем чаще оглядываюсь на прошлое. Нет нужды перечислять все промахи — так и целую книгу написать недолго. Я усмехнулся в усы и пригладил бороду. Что ж, Рита определённо достигла успеха на своём поприще. И самое главное — в последнем опусе ничуть не приврала. Ну, почти… А уж как правдоподобно изложено! Где-то я и сам поверил. Радует факт отсутствия главы с громким названием вроде «Альбус Дамблдор приложил руку к созданию Тёмного лорда». Она же обожает подобные заголовки. Честно говоря, ничуть бы не удивился. Впрочем, не скрою — доля моей вины присутствует. Никак нет — я не науськивал Тома и не подбрасывал ему соответствующую литературу, однако к психологическому состоянию трудного и потенциально опасного ребёнка отнёсся халатно. Мальчик опредёленно нуждался в помощи, но в те годы меня куда больше беспокоили «подвиги» Гриндевальда. Моя очередная ошибка… впрочем, не первая и не последняя. Общее благо — это не просто слова. Сколько же смысла в них кроется! И трактует его каждый по-разному. И я пытался действовать во благо, пускай и по-своему. Мечтал сделать волшебный мир хоть чуточку лучше, а в итоге? После всего хорошего память обо мне могут осквернить недалёкие люди. Правда, ещё есть шанс вскочить в последний вагон уходящего поезда. Надо всего лишь остановить Тома. Точнее, умереть, пытаясь остановить Тома. Мой внутренний огонь угасает с каждым днём, по телу расползается сковывающий холодок, а старые кости скрипят и жалуются. В общем, не думаю, что мне осталось долго. В любом случае, в самом ближайшем будущем придётся паковать вещички для нового увлекательного путешествия, так не уйти ли красиво и по совести? Зная, что сделал всё возможное? Уйду как герой, прихвачу с собой испачканное бельишко, а напоследок потреплю Волдеморта. Ведь Гарри же легче будет… хотя бы чуточку. Хочется в это верить. Верю ли я в силу пророчества? Несомненно. Вот почему если речь о нашей стычке с Томом, я такой пессимист. Гарри и только Гарри может положить конец этому безобразию в магическом мире и обеспечить покой на долгие годы. И больше никто этого не понимает… ни Фадж, ни Люциус. Ох уж эта парочка! Эх, проморгал я начало их политической «дружбы». Хотя, сказать по-хорошему, в последние годы я многое упустил: и Квиррела, и о василиске додумался поздновато, и Барти Крауча-младшего проглядел... Что поделать, возраст-то почтенный. Конечно, на него всё не валю — просто нужно помнить. Да и маразм подступает, чего тут таить. Став смертным, без подпитки крестражей, Том теперь гораздо уязвимее, однако его сумасшествие выросло в разы. И абсолютно неизвестно, насколько сильно уничтожение всех якорей отразилось на и так основательно расшатанной психике. Теперь он непредсказуем и опасен, словно раненый зверь. И если верить слухам, ещё больше алчет крови. Пусть рейды в обычный мир и прекратились, но головы союзников летят только так. Хотя я не против. Главное, чтобы Северус не попал под раздачу. А тот заперся у себя в Паучьем Тупике. И только изредка высовывает нос из подвала, где ставит никому не нужные эксперименты. Впрочем, на все собрания Тома является нарочито вовремя. Ну ещё бы! Опоздал — и Круцио в качестве приветствия. А потом докладывает обо всём мне. Правда, с опозданием. Конечно, если нет срочной необходимости. В конце концов, я-то не швыряюсь Непростительными прямо с порога. — Альбус, он совсем слетел с катушек, — хрипел Северус в Больничном крыле, пока Помфри обрабатывала резаные раны. — И с каждым днём зверствует всё сильнее. Не уверен, что он осознаёт происходящее. Просто зверь какой-то с инстинктом убивать и причинять боль. И никаких конкретных идей у него нет. Обезумел окончательно. Оставалось только вздыхать. А что ещё делать? Что же касается Гарри, тут одновременно всё и просто, и нелегко. Что есть абсолютное зло и существует ли оно в принципе? Можно ли однозначно охарактеризовать свои деяния, когда веришь, что они правильны и нужны? Выстроенная со временем система ценностей и верность выбранной идеологии определяются свершёнными поступками. А последние свидетельствуют о внутреннем стержне. Ведь он определяет поведение человека. Только вот мой стержень давно уже покрылся ржавчиной. Это когда я был молодым, смотрел на мир совсем иначе — наивно и глупо. Но одновременно был гораздо гуманнее. К чему я это всё это веду? Прожив долгую и насыщенную жизнь, я стал смотреть на неё под другим углом. Сколько стоит одна жизнь, когда на кону сотни? А какова цена двух жизней, если можно спасти тысячи тысяч? Я же не юный моралист, я адекватно мыслящий человек. Казалось бы, это незыблемая истина, которую могут постигнуть все без исключения. Но нет, не хотят. С точки зрения Гарри, Астории, Дафны и прочих пострадавших, я — Люцифер во плоти и то самое абсолютное зло. Но ведь во имя великой цели надо чем-то жертвовать! Ведь все жертвы не напрасны — никто и ничто не будет забыто. Я знаю — это легко понять, но трудно принять. Тут можно вспомнить детскую загадку про паука и муху. Спасти муху — оставить паука без еды, бросить её на произвол судьбы — и паук оближет лапки и скажет спасибо. Вечная дилемма. Им надо понять свою значимость и ценность — все они спасают многие жизни. Ради Общего Блага. Хаос и пустота означают неведение, порядок и полнота — знание. Многие знания — многие печали, и ведь неспроста. Человек — высокоразвитое существо, он состоит из разных крупиц неосязаемых материй — эмоций, чувств… и это прекрасно, хотя порой мешает принимать решения объективно и взвешенно. Являясь таким же человеком, как и любой другой, я тоже способен испытывать калейдоскоп переживаний. Но вместе с тем ясно предвижу, что предстоит преодолеть этому молодому человеку. И мне за него страшно — вот в чём заключается неприятная сторона Знания. Я привязался к мальчонке и догадываюсь, чем всё закончится для Гарри Поттера. И мне грустно. Печально осознавать свою беспомощность, ведь от меня практически ничего не зависит. Не могу же я откреститься от собственных принципов, не так ли? В пустом Большом зале звонко и одиноко стучала вилка по тарелке и тренькал кубок, касаясь блюдца. Самое обыкновенное утро, если отринуть бессмысленные измышления об истории и времени. Но что-то меня беспокоило, что-то грызло изнутри. Фигурально выражаясь, Хогвартс умер. Только я, привидения да поскрипывающие доспехи — больше никого в замке нет. Ну, разве что частично одушевленная бутафория и слепки умерших волшебников. И вообще, шутка ли? За всю свою жизнь я впервые застал школу в таком состоянии — без преподавателей и учеников. Всегда оставался хоть кто-то, сидел по левую или правую руку, с кем можно было перекинуться словечком и поговорить на отвлечённые темы. Странно находиться здесь в одиночестве. И тут рука моя замерла. С вилки соскочил кусок жареной отбивной. Глаза округлились, от шока я впал в ступор. Немая сцена. — Авада Кедавра! Рефлекторно завалившись назад, я грохнулся на спину вместе со стулом и резво откатился туда, где высился массивный стул Хагрида. Иногда казалось, эта махина загромождала чуть ли не ползала, зато теперь дала возможность перевести дух. Проблема в том, что неожиданности возникают... неожиданно. — Знаешь, Том, давненько не видел тебя на завтраке в Хогвартсе. Почему вдруг сегодня? — подбросил себя левитацией и, не особо утруждаясь, отклонил пару сизых лучей. Воздух ощутимо потеплел. Вот теперь стоим лицом к лицу ярдах в пятнадцати друг от друга. Он по обыкновению скалится, и со свистом «дышит» ненавистью сквозь стиснутые зубы. Я же развернул ладонь на уровне груди в его сторону и вытянул вперёд руку с палочкой — стандартная стойка, если собираешься обороняться. Такой защиты ненадолго хватит, но понять, когда он совсем слетит с катушек, я успею. Кажется, во мне проснулся чисто научный интерес. Конечно, если он снова не кинет Аваду. — Где диадема, старик? Где она? — Размашистые движения по диагонали — и в меня полетели столы. Впрочем, всё тщетно — напоровшись на почти прозрачную преграду, по которой лишь рябь прошла, мебель превратилась в груду обломков. Что ж, пока это только разминка. Словно первокурсники развлекались, пугая друг друга искрами. — Не имею ни малейшего понятия, — буднично и дружелюбно ответил я. Мы начали осторожно кружить по залу. — Признаюсь, я тобой немного разочарован. Мне доложили, твой рассудок серьёзно повреждён. Впрочем, это даже не половина того, что ты с собой сотворил. Похоже, уничтожение крестражей окончательно тебя толкнуло за грань безумия. Он злобно зашипел. А между тем, пока он ещё не слишком резвился, я уже две минуты решал весьма насущную проблему — снимал с Большого зала защиту против аппарации. Сбежать отсюда и сам дьявол не сумеет, а вот перемещаться внутри — запросто. Ножу сквозь масло пройти — и то сложнее. Всё-таки я уже не так резв, а тут есть возможность уравнять шансы. На самом деле, всё сложилось просто превосходно. Теперь нет нужды искать Тома по всем норам — на следующий же день после письма Фаджа он выполз сам. Судьба, видать. — Твои крестражи больше тебе не помогут. — Я могу провести ещё не один ритуал, — прохрипел незваный гость. На его бледное лицо «наползла» тень, зрачки стали напоминать пару раскалённых угольков и, казалось, теперь прожигали насквозь. Такое ощущение, будто его тяжёлый взгляд меня задерживал. Словно приглашая начинать, он ещё раз швырнул Аваду. Каких-то полвека назад я находился в самом расцвете сил, был могуч и несгибаем. Битва с тем же Геллертом много сил не потребовала — мы были одинаково искусны и никак не могли достать друг друга хоть каким-то проклятьем. Да и ничего особенно мощного не использовали. Лишь раз противник метнул смертельное проклятье. Да и то на удачу, даже не рассчитывая попасть. Да, сейчас я по праву хозяин Бузинной палочки, но никакого преимущества это не даёт. Если сравнивать с первой палочкой, заклинания выходят мощнее, область воздействия — шире, но в скорости я заметно уступаю Тому даже с учетом возможности аппарировать. В очередной зайдя слева, я припомнил одно мерзкое проклятье времён моей молодости. Как только изобрёл, Геллерт тут же любезно мне его продемонстрировал на крысе. Ну а позже — и на людях. Неприятно было наблюдать, как кости сами себя выдирали из быстро гниющего тела и вспыхивали пламенем. Том в очередной раз ушёл с линии атаки, а мой луч проделал в стене отверстие размером с кулак. Ну а следом отвалившаяся плита с грохотом разбила пол на куски. Зазмеились чёрные трещины. — Закончились аргументы посветлее, а, Дамблдор? — Том холодно рассмеялся. — Вспоминаю далекую молодость. Эх, были же времена! — я безмятежно улыбнулся, прикрываясь высшим щитом от разрезавшей воздух серой молнии. В воздухе повис запах озона, а затем послышался гул, словно после удара в гонг. Кружа по всему залу, я не забывал «тасовать колоду» — хаотичные метания с места на место не позволяли ему втянуться в мой ритм и предугадать следующий прыжок. Наши лица блестели от пота, а палочки беспрестанно «качали» силу из магического ядра. Уже минут через пять я почувствовал себя неуютно, а ещё через пять началась одышка. Бой затягивался, и чем дольше, тем быстрее меня покидали силы. Что ж, неудивительно. Являясь (по большей части) специалистом в области боевой трансфигурации, я «вливал» всего себя в бесполезные преобразования, от которых противник уходил с почти беззвучным хлопком. Пару раз удалось удивить Тома — на выпущенные мною зелёные лучи он «любезно» ответил тем же. Тщетно. Сверкали вспышки, Хогвартс трясло, а Большой зал буквально бился в конвульсиях. Целых окон почти не осталось, а стены рушились и чернели, прикоснувшись к буйству могущественной стихии. Из-за постоянно сталкивающихся проклятий стало практически нечем дышать, а места для аппарации следовало выбирать особенно тщательно — некоторые участки пола напоминали огромные чернильные кляксы. Словно врата в Ад без промежуточных остановок. Два потока магии в очередной раз столкнулись, но неведомым образом не разлетелись, а соединились. Образовалась связь. Да, вроде той, что получилась у Тома с Гарри на кладбище, но немного иного рода и происхождения. Ведь у наших палочек не могло быть одинаковой сердцевины — так совпали заклинания. С удовлетворением заметив, что одолеваю и переигрываю противника, я усилил напор. Лицо раскраснелось, вены вздулись, а руки затряслись. В ответ Том бешено взревел, с видимым усилием сумел направить лучи в потолок и с хлопком убрался подальше. В самом начале битвы столы и скамьи перемололо в труху, а вот теперь погиб и шедевр Основателей. Такой урон ещё нескоро ликвидируют. В такой игре можно победить лишь одним способом — положиться на удачу и ждать ошибки соперника. Малейшее промедление, незначительная промашка — и один из нас уже не поднимется. Эдакие кошки-мышки с переменным успехом. Здорово напоминает игру в шашки, когда на доске остались только две дамки. Упорно пытаются друг друга «съесть», но безрезультатно. Наколдованная водяная сфера за доли секунды разбухла до невероятных размеров, и дальше я не медлил. Трясущейся рукой указал палочкой вниз — и многотонный шар, столкнувшись с полом, с грохотом взорвался мириадами брызг. Во все стороны рванула высокая волна, гася пожары и доламывая стены. Но тут у меня подкосились ноги, и я упал на колени. Немного не рассчитав, я потратил слишком много сил. И теперь вода плескалась почти по всему залу примерно на уровне пояса. Сухо осталось только вокруг меня. Чары подвластны хозяину, поэтому для меня они никакого вреда не представляли. Внезапно Том предстал прямо передо мной — разведя руки в стороны, он отодвинул воду к стенам, пробив коридор. Вскоре я понял, что лечу головой вперёд прямиком через открытую дверь. Сильно ударившись в коридоре о стену, я уже не сумел подняться. Что-то прошипев на парселтанге, Том провёл левой рукой перед палочкой, а потом сделал выпад правой. Избитый, уставший и взмокший, я даже палочку поднять не успел — невидимое проклятье впилось в руку, которая мгновенно обуглилась и осыпалась. Вместе с палочкой. — Вот и всё, старик. Теперь Министерство падёт гораздо быстрее. Боль — естественная реакция на любое повреждение. Именно она «сообщает», что с организмом что-то неладное. Но сейчас всё и так ясно. По всей видимости, Том заодно использовал и сильнейшее обезболивающее, но гул в ушах заглушил его слова. Всё, на что меня хватило — остаться в сознании и наблюдать, как из плеча толчками выплёскивается кровь, растекаясь лужицей и поблёскивая на солнце. Выпадая из реальности, оказываясь то тут, то где-то в иномирье, я даже не пытался остановить вытекающую из меня жизнь. Проклятье всё равно смертоносное, убьёт в любом случае. — Авада Кедавра! — таки сумел я расслышать и приготовился уйти. Но прошла секунда, две, три, а я либо всё там же, либо сразу же угодил на раскалённую сковороду. И тут сквозь пелену я увидел, как заваливается набок безжизненное тело Тома. Однако его безумный смех до сих пор стоял в ушах. Так выходит, мы не одни? — Дамблдор, — манерно растягивая имя, произнёс светлый абрис. — Лю... циус, — я попытался улыбнуться сухими губами. — Вижу, вы в несколько затруднительном положении, — заметил он, снова бросив обезболивающие чары. В себя я до конца не пришёл, но хоть слова стал воспринимать не со второго на третье. — Я бы сказал, бывший Тёмный Лорд в гораздо более затруднительном, — прошептал я, едва-едва ворочая языком. Люциус усмехнулся и совсем не аристократично пнул труп бывшего хозяина. — Я оказал ему большую услугу. — Отсмеявшись, он присел рядом на корточки. Единственной оставшейся рукой я попытался схватить его за рубашку, но пальцы попросту по ней скользнули. Рука повисла, а на рубашке Люциуса остался багровый след, след моей крови. — Мир ведь получил необходимое, не так ли, господин бывший директор? Избавление состоялось? Он усмехнулся. Я только кивнул. Сил нет... даже на мысли. — Не дайте... рухнуть этому миру. Будьте благоразумны... Помните... об общем благе... Малфой поднял с пола мантию-невидимку. Так значит, вот как он проник в Хогвартс. Ну а я вновь стал терять сознание. И, похоже, окончательно. — Ни в коем случае, Дамблдор, — Люциус кивнул без тени насмешки. — А теперь и вам необходимо отдохнуть. Авада Кедавра!