Самый удачный день в жизни Северуса Снейпа

      — Разве непонятно, кто победит? — Петтигрю ёрзает на старинном кресле чёрного дерева, ковыряя роскошную обивку. — Авроры… да, они, конечно, авроры… молодцы. Ступефаями против Авады воюют, много навоюют. Орден Феникса… меньше двух десятков детишек, это же смешно! Половины нет уже, и то — потому что Тот-кого-нельзя называть щадит чистую кровь, как он сам говорил. Даёт время подумать. Вот я и подумал. Министерство не сегодня-завтра падёт, и никто даже протестовать не будет, потому что практически все чистокровные так или иначе поддерживают идеи Пожирателей… может, не так радикально, но все. А всех остальных скоро не останется, может, только тех оставят, кто будет полезен новому режиму. «Священные двадцать восемь» и их деньги и так владеют магическим миром, а при новом режиме им будут гарантированы стабильность и процветание. Mагглы никого не интересуют, кроме Пруэттов и Уизли, да и никуда магглы не денутся. Они друг друга в таких количествах уничтожают, и такими методами, что новый режим им только на пользу пойдёт. А я жить хочу, мне двадцать лет, у меня семья, которой некому помочь, кроме меня. Это вот Бродяга у нас мечтает о героической смерти, вот и пожалуйста, только без меня.       — Трус! Подлый трус! Да как ты мог, ты… — Джеймс вскакивает на ноги, палочка в его руках ходит ходуном, и мне кажется, что в следующую секунду с её кончика сорвётся Авада.       — Убийство Хранителя отменяет Фиделиус. Поменяешь Хранителя — убивай сколько угодно.       Джеймс бросает на меня бешеный взгляд и падает обратно в кресло. Лили бледна, как смерть, руки судорожно комкают у горла широкий ворот свитера.       — Не дождётся он от меня лёгкой смерти. Пойдёт в Азкабан дементоров кормить. — Джеймс вскакивает снова (бестолочь и есть бестолочь, сиди уже, раньше скакать надо было) и начинает метаться туда-сюда, как зверь по клетке.       — Как ты мог, Хвост, сволочь… Бродяга твой друг, он сейчас жизнью ради тебя рискует, задницу твою прикрывает, чтобы ты мог спать спокойно в тепле, когда за ним Пожиратели охотятся.       — Это Бродяга-то мой друг?! — Петтигрю издал короткий нервный смешок. — Бродяга связался со мной только затем, чтобы позлить своего драгоценного папочку. А ты знаешь, Сохатый, мы ведь с Бродягой родственники, да-а… какой-то там семиюродный… ну и ему, видать, дома сказали держаться от меня подальше, летом, после второго курса, потому что в самом начале третьего он ни с того ни с сего упал мне на голову с этой своей дружбой. Он ведь и с Лунатиком связался по этой причине — досадить родителям. Подумать только, благородный наследник дома Блэков водит компанию с оборотнем!       Петтигрю хихикает, утирая со лба пот. Видно, где-то в глубине души он пытается сопротивляться С-Веритасеруму, как и многие до него, и это отнимает немало сил.       — Почему? — голос Лили звучит, как через сотни миль отсюда — слабый, какой-то придушенный и совершенно мёртвый.       — Потому что папочка Сириуса как-то раз неожиданно зашёл к матери в гости, дверь открыла Пруденс, и он, видимо, что-то заподозрил.       — Пруденс — это сестра Петтигрю. Сквиб. Пятно на семейном древе, — поясняю я.       — Нет. Почему ты согласился стать Хранителем изначально?       — О, это из-за тебя, моя дорогая, — Петтигрю облизывает губы и начинает дрожать мелкой дрожью. Видимо, ему страшно не хочется говорить, но зелье не оставляет ему шансов. — Ты не замечала… никто не замечает Хвоста, кто такой вообще этот Хвост? А, есть один такой, ему так повезло, так повезло, что его взяли в свою компанию Мистер-Несравненный-Поттер и Мистер-Неотразимый-Блэк, благодарю, благодарю, — Петтигрю вскакивает и отвешивает несколько церемонных поклонов. На его лице написана ненависть, а за ней проступает страдание. — Справедливости ради надо сказать, что ты и Блэка не замечала. Кажется, именно этим ты его и зацепила, радость моя, моя меднoволосая девочка… не бойся, тебе ничто не угрожало. Тот-кого-нельзя называть отдал бы тебя мне, ведь в пророчестве не было ни слова о женщине, только о ребёнке.       — Что?!!!       Ухх, всегда мечтал выбить палочку из рук Поттера! Какое чудесное ощущение, хвала Мерлину, напоследок хоть порадоваться получится. Определённо сегодня мой день, хоть и последний. Поттер без палочки и под Инкарцеро с Силенцио — что может быть прекраснее. Лили, хотя и обнимает его утешительно, но кроме «Потерпи» никаких действий не предпринимает, а только смотрит и смотрит на Петтигрю мёртвыми глазами. Это пройдёт, милая, у тебя будет ещё долгая счастливая жизнь с этим всклокоченным самовлюблённым выскочкой, раз он тебе так нужен, и эта жизнь станет куда лучше без пары предателей вроде нас с Петтигрю… хм… очаровательная компания у меня, ну да ничего, скоро это кончится.       — Хв… Питер… что ты такое говоришь? Как это я тебя не замечала, ты мой друг!       — Да, друг… у тебя весь свет в друзьях, все хотят погреться в твоём тепле, а у меня плохая кожа, лишний вес и никаких шансов. Никаких талантов, ничего, что могло бы заставить тебя посмотреть на меня другими глазами, как ты смотрела на него, — Питер мотнул головой в сторону Джеймса. — Да ты даже на Нюниуса смотрела иначе, будто у вас общие дела… какие у тебя могут быть дела с этим немытым ублюдком, а? Какие? Улыбочки эти ваши друг другу, как он всё норовил засунуть свой поганый шнобель в твои волосы на Зельеварении… да, что ты так на меня смотришь? Ты-то и внимания не обратила, а вот Блэк обратил, он у нас большой знаток по этой части. Замечал и сходил с ума, я думал, он убьёт Нюнчика и вылетит из школы прямо в Азкабан, вот было бы хорошо… так почти и получилось, только вот Мистер-Выручай-комната вмешался в последнюю секунду… герой! Сохатый у нас герой, да! Он у нас герой и его ждёт героическая смерть. И Блэка тоже. Ты видела боггарт Блэка? Он сам в старости на инвалидном кресле. Я, можно сказать, другу услугу оказываю.       — Как ты смеешь…       — Да вот так и смею, радость моя, так и смею. Всю школу не смел, а пока месяцами крысой в клетке сидел, столько всего передумал и понял — жизнь даёт мне шанс, который больше не повторится. Я не Блэк, чтобы благородно уйти с дороги и не мешать счастью друга. Что я могу тебе дать, у тебя есть всё — деньги, положение, красавчик-муж… а я дам тебе жизнь. Ведь такие, как ты, при новом режиме долго не проживут, даже если станут вести себя тише воды ниже травы. Ты будешь жить! И будешь моей! А ребёнок… ты ещё так молода, у нас будут ещё дети, сколько захочешь, любовь моя…       — Замолчи! Хватит! Хватит, хватит… — Лили стонет, сжав пальцами виски. — Северус… когда это перестанет действовать?       — Веритасерум? Нескоро. Но он и так сказал достаточно. Наложить Силенцио?       — Да. И сними его с Джеймса. Я… я сейчас вернусь, дай мне секунду.       Держится она прекрасно — бледна, как смерть, и пошатывает её, но в обморок не падает, а довольно твёрдо идёт в дальний угол, призывает к себе стакан воды и пьёт его маленькими глоточками, отвернувшись к окну.       За окном наступают стремительные зимние сумерки, но фигуры трёх Пожирателей ещё можно разглядеть. Они уже не первый месяц крутятся тут в надежде найти укрытый Фиделиусом дом Поттеров, но сегодня их шансы были велики, как никогда. Уже нет, слава Мерлину, и торжества от осознания того факта, что это моя заслуга, не может испортить даже то, что я вынужден вернуть Поттеру дар речи и движения. Он какое-то время — увы, недолгое — сидит молча, потом подбирает свою палочку и идёт обнимать Лили. Прекрасно. Подождите, ребята, скоро сможете делать это хоть двадцать четыре часа в сутки, только без меня. Накладываю на Петтигрю Империо. Немного радует мысль о том, что светлому Поттеру придётся применять к своему другу Непростительное минимум дважды в сутки (вообще-то тянет на пожизненный в Азкабане, но этому баловню судьбы, конечно, разве что почётную грамоту не выдадут).       Вот так дела, однако… многое проясняет с Блэком. Благородный гриффиндорец, — я саркастически хмыкаю. — Шляпу пора в утиль. Убить предполагаемого соперника (хм… это даже где-то льстит, что он меня в качестве соперника рассматривал, ну надо же… впрочем, не на Поттера же ему срываться) руками… пардон, зубами и когтями друга (подставив при этом самого друга и обожаемого директора) — не каждый слизеринец на такое способен. Кровь есть кровь: поколения тёмных магов не могли породить ничего иного.       Джеймс нежно обнимает Лили за плечи и шепчет её что-то утешительное, не забывая бросать на меня испепеляющие взгляды поверх плеча. Теперь и твой мир разрушен, Поттер — один из твоих близких друзей — предатель, второй влюблён в твою жену, но предусмотрительно держится от неё подальше… Мерлиновы подвязки, а оборотень-то оказался самым приличным человеком в этой компании. Меня разбирает смех, наверное, это нервное. Или я потихоньку схожу с ума? Или просто чертовски устал и хочу спать, но выспаться в этой жизни мне, очевидно, не светит. Изображаю приступ кашля, чтобы не рассмеяться — не хватало ещё, чтобы Лили запомнила меня хихикающим идиотиком. Пусть хоть последние воспоминания обо мне у неё останутся… приличными.       Лили успокоительно похлопывает Поттера по руке, проводит ладонями по лицу, и они оба направляются в мою сторону.       — Северус, ты… — Лили запинается и кусает губы. Я что? Я прощён, любимая? — Ты… — она просто смотрит на меня своими зелёными глазами, и в них больше нет льда.       Поттер за её спиной меняет цвета не хуже вилоусого хамелеона. Я ему сейчас не завидую — быть обязанным жизнью злейшему врагу — опыт не из приятных, что ж, добро пожаловать в клуб, Золотой мальчик!       — Квиты, Снейп, — цедит он сквозь зубы.       Презрительно улыбаюсь — да ты-то мне ничего не должен. Ещё неизвестно, кто кого бы там положил, доберись я до вашего ручного оборотня со своей Сектумсемпрой.       — Сев, я всегда буду помнить, что ты для нас сделал. — говорит Лили, и вот тут уже улыбаюсь по-настоящему, только выходит как-то криво — слишком давно не практиковался.       — Я был уверен, что Хранителем у вас Дамблдор.       — Он предлагал.       — И?       — Ну… — Лили замялась. — Мы с Джеймсом решили иначе.       Понятно. Мистер-ума-палата решил иначе. Чувствую, как в груди снова закипает злость. Ладно, это уже не имеет никакого значения.       — Петтигрю должен быть жив и здоров, и постоянно на виду. Он сбежит при первой же возможности. Ты знаешь, что он анимаг?       Кивают оба. Прекрасно.       — Вариантов на самом деле немного. Лично я за то, чтобы держать его в надёжной клетке в его анимагической форме. Действие Империуса ослабевает со временем, и это небезопасно.       Если закрыть глаза, то остаётся только ощущение присутствия Лили — её особый запах, корица и мёд, и зелёные яблоки, и нечто неуловимое, горьковатое, только её… И кажется, что всё хорошо.       Но пора и честь знать. Посвящаю их в своё… маленькое затруднение. Нет, я не могу просто исчезнуть, это уже пытались сделать до меня — самые везучие из них схлопотали Аваду, о менее везучих в присутствии Лили я счёл за лучшее промолчать. Нет, благодарю за комплимент, но, увы, я не настолько сильный окклюмент — всему есть предел, и, когда Тёмный Лорд сопоставит факты, он вскроет меня, как маггловскую консервную банку. Откроет для себя много нового, но благодарности, боюсь, мне от него не дождаться. Поттер всерьёз предлагает мне укрыться в Хогвартсе. Ну где же спрятаться слизеринскому гаду, как не за спинами детишек. Правда, учитывая, чьи младшие братья и сыновья некоторые из этих детишек, долго прятаться мне не придётся. И нет, Азкабан — это не «крайний случай», это крайне ненадёжное убежище, потому что не сегодня-завтра дементоры перейдут на нашу… на сторону Тёмного Лорда.       — Тогда ты останешься у нас, Северус, — говорит Лили, и она действительно имеет это в виду. Каждый день видеть их с Поттером объятия и поцелуи?       — Лучше в Азкабан, — наконец-то мы с Поттером пришли к трогательному консенсусу.       Объясняю ещё раз про Тёмную метку и её свойства — рано или поздно Тёмный Лорд найдёт по ней меня, а со мной и Лили.       — Тёмный Лорд, — брезгливо морщится Поттер. — Ты слышишь, с каким пиететом он говорит об этом маньяке?       — Этот маньяк до завтрака успевает забыть больше, чем ты узнаешь за всю свою жизнь, Поттер, даже если ты ограбишь Фламеля, — фыркаю я.       — Хватит уже! Угомонись, Северус. Не надо недооценивать противника, Джеймс. Давайте лучше подумаем, что можно сделать.       — Представить всё так, что я принял бой и попал под Обливиэйт.       — Представить?       — Я должен выглядеть, как после боя. Предоставь это Джеймсу, — ухмыляюсь я.       — А Обливиэйт?       — А Обливиэйт должен быть настоящим и максимально сильным. Таким, чтобы Тёмный Лорд оставил меня в живых.       — Но это же… практически стереть личность? — в голосе Лили звучат боль и страх. Страх за меня. Боль за меня. Прости мне эту радость, Мерлин.       — Второй вариант — это смерть. Быстрая и безболезненная. И до того, как до моей головы доберётся Тёмный Лорд.       — Нет! — Лили вскакивает на ноги. — Нет, должен быть другой выход!       — Другого выхода нет. А Поттер будет только рад.       — Ах ты… я понял, чего он добивается, Лилс! Он хочет выставить меня в твоих глазах уродом, который бьёт безоружного!       — Что-то в школьные годы тебе не шибко это мешало, Поттер? Или тебе неловко при Лили? Так мы можем выйти. Защищаться не в моих интересах, так что можешь быть спокоен.       — ХВАТИТ! Как дети маленькие! Никто не станет на тебя нападать, Северус, и тем более никто… Северус? Что с тобой? Что случилось?       Как бы я не старался, жгучую боль в тёмной метке — признак раздражения Лорда — скрыть не удаётся.       — Он меня ищет, Лили. И он очень недоволен. Наверное, Яксли уже нашли… У нас очень мало времени. Нескольких лёгких порезов от Флагелло будет достаточно, Поттер. И Обливиэйт должен быть очень сильным.       Но Поттер не двигается с места, а левое предплечье не перестаёт пульсировать и гореть, даже пальцы немеют.       Кажется, у меня нет выбора. Ну же, скажи это, давай, давай, трус!       — Лили, я хочу… попросить прощения за то… за ту сцену у озера. Прости меня, пожалуйста. — Разворачиваю палочку остриём к себе. — Авада…       — Нееет!!! — Лили отшвыривает свою палочку и хватает меня за руку, как обычная маггла. — Не смей! Сев… я… я сделаю, что ты просишь.       — Мне надоел этот чёртов фарс! — кричит Джеймс, и тотчас где-то наверху раздаётся детский плач.       — Фарс?! Он только что чуть не убил себя, ты что, слепой?!       — Я ему не верю!       — А я верю!       Ребёнок наверху заходится в плаче.       — Идём. — Лили подбирает свою палочку и берёт меня за руку, как когда-то в детстве. Сто тысяч лет тому назад.       Я всё ещё жив, и Лили держит меня за руку. Сегодня определённо мой счастливый день, и перекошенная от ярости физиономия Поттера служит приятным дополнением к этому факту.       — Лили, я не позволю тебе подвергать нашего сына угрозе, он же Пожиратель! Он наверняка что-то задумал. Он наверняка выжидает…       -…пока у тебя отрастёт мозг, Поттер, и рискует состариться в ожидании несбыточного, — поднимаюсь по лестнице, увлекаемый узенькой тёплой ладошкой. Красивый дом, я не смог бы дать тебе такой. И пухлый, багровый от плача малыш в манежике тоже, увы, не мой — вылитый папаша, только глаза, сейчас зарёванные щёлочки, сияют чистым зелёным светом, как у матери. Больно-то как, а?! Ничего, выдерживаешь же ты как-то неудачные аудиенции у Лорда. Потерпи. Да я-то что, я готов терпеть вечно, только бы наблюдать эту уютную домашнюю картину — мамочка с малышом, разбросанные игрушки, подушки с мишками и слоником, весёленькие занавесочки, только вот чувствую себя вором. Незваным гостем из чужого опасного мира.       — Мама тут, солнышко, не плачь, — Лили склоняется над манежиком, с трудом вытягивая ребёнка. Тот таращится на незнакомого дядю и от удивления перестаёт плакать. Рядом с манежиком пожилая домовуха почтительно кланяется Лили и принимается что-то тараторить о хозяйстве, мелко потряхивая головой.       — Принни, не сейчас, милая. Ты можешь занять Гарри ещё немного?       Но малыш вцепляется в Лили руками и ногами, и наотрез отказывается переезжать на ручки к домовухе. Умный мальчик, я с тобой полностью солидарен.       — Лили, что там происходит? — орёт Джеймс снизу.       — То же, что и всегда, Джеймс. Гарри хочет только со мной. — Лили усаживает малыша на бок и зовёт меня на следующий этаж. Мерлин, этот дом огромен!       — Куда мы идём?       — К порталу. Он здесь на третьем этаже. Джеймс проложил его перед самыми родами, он ведёт к двери приёмного покоя Святого Мунго и…       — И ты его уничтожишь. Никаких порталов, никаких сов, ничего. Пообещай мне.       Лили открывает дверь в маленький изящный будуар. На столике, среди бессчётного количества баночек, флакончиков, заколок и прочей девичьей ерунды лежит большая серебряная щётка для волос-портал.       Она спускает малыша с рук и высыпает перед ним разноцветные ленты и заколки, которые тот с удовольствием принимается перебирать. И вдруг начинает плакать, горько рыдать, зажимая себе рот рукой, чтобы не испугать ребёнка.       — Господи, Сев, что ты наделал, что ты наделал! Я так боялась все эти годы увидеть твоё имя в списке убитых.       Боялась за меня. Думала обо мне. Все эти годы. Нет, так не бывает, такого не может быть, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — Ну не плачь, Лили, ну что ты… — до дрожи хочу обнять её, как в детстве, но не решаюсь. — Вот я здесь, живой. Я так по тебе скучал, думал, с ума сойду… и сошёл, наверное… Всё же хорошо теперь, правда! И… пожалуйста, прости меня за то… у озера. Лучше бы мне было попасть под Силенцио до конца жизни. Пожалуйста. Через минуту я об этом и не вспомню, зато минуту буду абсолютно счастлив.       — И-и-идиот… я тебя уже сто лет как простила. Если бы ты только не связался с этими… Сев, гад ты! — Лили бьёт меня с размаху по плечу, и в ту же секунду левая рука взрывается немыслимой болью. Немеет левая щека и даже глаз, я хватаюсь за руку, с трудом сдерживая крик и пытаясь сфокусироваться на плывущем в багровом мареве лице Лили.       — Сев?! Сев, что с тобой?!       — Я… бесконечно жалею об этом… что связался с ними… давай, у нас нет времени. — вытираю что-то мокрое с лица тыльной стороной ладони — кровь? Вот почему мне полегчало — магия Метки на какое-то время удовлетворится этим. Тёмный лорд действительно очень, очень недоволен моим отсутствием.       — Это он, да, Тот-которого-нельзя-называть? Очень больно?       Осторожно киваю, но голова всё-равно гудит и пульсирует:       — Не тяни. Бей изо всех сил, это единственный мой шанс.       — После того, как ты… как я… пожалуйста… просто встань рядом со щёткой, вот здесь, — по лицу Лили не переставая текут слёзы, а я абсолютно, безоблачно счастлив. Ну что я за скотина такая? Сейчас… ну сейчас… трус, давай, трус, трус, скажи ей!       — Подожди. — опускаю палочку на туалетный столик. — Не давай ему дотрагиваться до неё, обещаешь? Этому своему…       — Обещаю. Сев…       — Подожди. Это я выдал вас Тёмному Лорду. Если ты захочешь меня убить, я пойму. Только выслушай.       Торопливо рассказываю о том, как подслушал часть пророчества, как узнал во время собрания Ближнего круга о чьих детях идёт речь, как валялся у Лорда в ногах, как вымолил себе Лили, как бросился к Дамблдору, предав всех своих бывших соратников, как не спал ночами и видел её, среди обломков мебели, на полу, в отсвете угасающей зелёной вспышки.       Лили слушает, не перебивая, а потом просто молчит. Лицо уставшее и измученное, но палочка, направленная мне в голову, не дрожит.       — Когда мы победим, Северус, я тебя найду. И тебя оправдают. А потом… Чёрные глаза встретились с зелёными, и за секунду до того, как звонкий высокий «Обливиэйт!» стёр его из этого мира, Северус добавил невербально «максима». Иллюстрация https://disk.yandex.ru/client/disk|slider/disk/001.jpg