Самый удачный день в жизни Северуса Снейпа

С искренней благодарностью Профессору за поддержку в трудные времена, а также моему любимому автору — Агамме — за неиссякаемый источник вдохновения.

      Распахнутая пасть неправдоподобно огромной змеи, окружённой каким-то голубоватым сиянием… змея нападает — раз, другой, третий… хватаюсь непослушными пальцами за безжалостно разодранное горло… чудовищная боль — и в душе отчего-то тёплой волной разливается покой и… радость?! Широко раскрытыми глазами я смотрю на стремительно приближающиеся грязные доски пола. Кто-то приподнимает мою голову — что здесь делает Джеймс Поттер?! И почему у него другие глаза… глаза Лили…       Дамблдор протягивает ко мне изувеченную, обугленную руку, его губы еле шевелятся, произнося: «Прошу тебя, Северус» — но в ответ из моей палочки вылетает зелёное убийственное пламя, и Дамблдор переваливается за перила, летит вниз, широко раскинув руки и уставясь в небо ничего не видящими глазами…       Сквозь сон я уже знаю, что будет дальше, и кричу, изо всех сил пытаясь проснуться, но мой крик превращается в крик Лили, за которым следует ещё одна зелёная вспышка, срывающаяся с конца палочки Тёмного лорда… Лили падает на пол, покрытый обломками мебели, которой она пыталась забаррикадировать дверь… Тёмный лорд смеётся и направляет свою палочку на детскую кроватку: «Авада…»       Крик затерялся в складках пыльных штор и рядах старинных фолиантов, тянувшихся вдоль стен маленькой душной комнаты. Северус рывком сел на кровати, отдышался, пытаясь унять бешено бьющееся сердце, и прошлёпал к окну. Прикосновение холодного стекла к разгорячённому лбу прогнало тёмный морок кошмара — и вместе с ним остатки сна.       — Люмос. Нокс.       Часы у кровати показывали 2:56 ночи. Кошмары, начавшиеся несколько месяцев тому назад, теперь преследовали его едва ли не каждую ночь, неизменно заканчиваясь одним и тем же сюжетом — смех Тёмного Лорда, зелёная вспышка и мёртвая Лили на усыпанном обломками мебели полу. То, чего он боялся больше всего на свете, случалось вновь и вновь каждую ночь, как если бы в мозгу завёлся боггарт. Северус обшарил весь дом сверху донизу в поисках боггарта или чего похуже, но дом был абсолютно чист — «маггловская дыра», как выразился в своё время Люциус, и был в этом абсолютно прав. Обветшалая двухэтажная постройка, как две капли воды похожая на своих соседей, разве что штукатурка держалась чуть крепче на стенах — мать, пока была ещё в силе, наложила на дом кое-какие заклятия. Конечно, после её смерти дом стал стремительно разваливаться, но выглядел всё ещё прилично рядом с соседскими домами, по стенам которых вились трещины в палец шириной.       Маленький промышленный городок пришёл в упадок после войны, когда отпала надобность в той продукции, что поставлял на фронт местный комбинат, отравлявший своими отходами протекавшую невдалеке небольшую речушку. С тех пор река стала не в пример чище, чего не скажешь о самом городке — жители один за другим оставляли его, дома ветшали, закрывались магазины и кафе. Домишко в Паучьем тупике и в лучшие времена не отличался уютом, а сейчас и вовсе производил впечатление нежилого. Обшарпанная гостиная на первом этаже, откуда Северус вытащил все вещи отца и устроил из них большой костёр на заднем дворе. Захламленная кухня с лестницей, ведущей на второй этаж. На втором этаже была бывшая спальня родителей, которую Северус не нашёл в себе сил разбирать и просто запер, и комнатка поменьше, служившая детской Северусу и по совместительству убежищем всех материных книг, которые выводили из себя его отца-маггла. Впрочем, его отцу нужен был только повод выйти из себя и обрушиться с бранью, а то и с кулаками на мать, а в последние годы он обходился без повода. Спёртая атмосфера назревающего скандала была привычным воздухом этого дома.       Невесело усмехнувшись, Северус подумал о том, что ничто так не развивает способности к легилименции, как ожидание подвыпившего отца — в каком он настроении придёт, к чему начнёт придираться, что нужно сказать или не сказать, чтобы не получить оплеуху. Наверное, когда-то отец был иным, но Северус помнил только такого Тобиаса, и ко всем воспоминаниям примешивался стойкий запах дешёвого виски. Денег в доме не всегда хватало на еду, а о «чёртовых фокусах» и вовсе думать не приходилось- учебники, те, которые не сохранились у матери, покупались в «Подержанных книгах» у входа в Косую аллею недалеко от лавки тёмных артефактов. Пергамент… ну, к началу учёбы пришлось овладеть какими-никакими навыками трансфигурации. Писем Северус не получал, так как у него не было денег ни на собственную сову, ни на то, чтобы заплатить школьным. Зато у него были книги. Выучившись читать в четыре года по «Сказкам барда Бидля», Северус стремительно поглощал любую печатную продукцию — маггловские газеты, книги в маггловской библиотеке и те немногие волшебные детские книги, что водились в доме — с чудесными живыми картинками. Именно в поисках таких картинок он и открыл впервые один из тех толстых фолиантов чёрной кожи, что стояли на верхних полках. В тот раз (ему не было и шести) мама отобрала фолиант, объяснив, что это только для взрослых — там действительно было мало понятного и практически не было картинок. Но мама редко была в состоянии заметить, чем занят Северус в своей комнате: она либо пропадала на работе, либо они с отцом бурно скандалили (обычно в ванной, под шум включённой воды, чтобы не пугать ребёнка), либо бурно мирились. Северус старался не попадаться на глаза банде соседских мальчишек, поэтому если не бродил по ту сторону реки, то читал материны книги в чёрных кожаных переплётах. Со временем скандалы становились всё чаще, примирения всё реже, а книги открывали дверь в другой мир — мир силы и великих свершений. Интересы тех, кто подбирал книги, лежали во вполне определённой области, и так уж сложилось, что первокурсником Северус знал о Тёмных искусствах больше, чем большинство семикурсников Слизерина, не говоря уже о праведных гриффиндорцах.       — Люмос. Нокс.       Половина четвёртого утра. О, эти гриффиндорцы! Слишком чистенькие для Тёмной магии, о да, конечно, ведь применить Таранталлегру, от которой ноги сами пускаются в пляс, и нет никакой возможности их остановить — это просто милая шалость. «Акваорис», от которого почти неделю Северус не мог и слова сказать без того, чтоб у него изо рта не полилась вода, пока на пятый день не придумал контрзаклятие и не применил его невербально, первый раз в жизни — тоже не более, чем шалость. Мальчики просто шалят. Мальчики ходят вчетвером и шалят, когда он один — а один он всегда. Только к концу шестого курса, когда Эйвери, Уилкис, Розье и Мальсибер увлеклись практической стороной Тёмных искусств и открыли для себя Снейпа — только тогда Мародёры оставили его в покое. Лили в том ночном, последнем их разговоре у входа в гостиную Гриффиндора, дала понять, что Поттер сотоварищи переросли свои шалости — и действительно, отныне при Лили они вели себя с Северусом крайне корректно. Корректность подскочила до потолка, когда рядом с одиночкой Снейпом, на которого так удобно нападать вчетвером, стали околачиваться решительно настроенные слизеринцы. К тому же Мальсибер уже вступил в ряды Пожирателей и не стеснялся применять лёгкие боевые заклинания из арсенала тёмных магов.       Летом после шестого курса возвращаться было некуда — мать к тому времени уже умерла, её магические способности давно иссякли следом за волей к жизни. На похороны Северус не приехал — он похоронил её для себя годом раньше.       В тот вечер он в последний раз пытался защитить её от кулаков отца. Годами Северус просил, умолял, требовал, кричал, даже пытался угрожать матери в попытках заставить её выбросить этого склочного маггла из своей жизни. Мать соглашалась, просила прощения, строила вместе с Северусом подробные планы их новой счастливой жизни — но наутро всё начиналось сначала.       В тот памятный вечер привычный скандал перерос в драку, Северус кинулся на защиту матери — но мать, как всегда, приняла сторону отца — только в этот раз это был не окрик, а полновесный «Ступефай». Тогда, обездвиженный до утра, Северус полностью осознал тот факт, что мать устраивает такой расклад, что она никогда не оставит отца, она никогда не примет сторону своего ребёнка, который ей не больно-то и нужен. Что бы ни делал Тобиас, мать всегда находила ему оправдание: всё так, как оно есть, и никогда не изменится.       «Ночной рыцарь» подбросил Снейпа до Лютного, где он и провёл остаток лета в весьма сомнительной компании, варя весьма сомнительные зелья. Зато на билет до Хогвартса заработал.       На шестом курсе всё изменилось — Северус из изгоя превратился в признанный авторитет в области Тёмных искусств. Его опасались, с ним советовались, его мечтали заполучить на «собрания» новоиспечённые Пожиратели смерти.       Северус всё ещё колебался — пока Эйвери не поразил его рассказом о том, что Тёмный Лорд способен летать без метлы. Летать без метлы? Это будет покруче коронного пике Поттера! Это то, что может помочь вернуть расположение Лили… о, как он ошибался! Лили восприняла эту новость с плохо скрываемым отвращением, а после того последнего разговора их общение и вовсе прекратилось. Северус разрывался между нестерпимым желанием заговорить с ней и невозможностью и дальше унижаться на глазах у всей школы.       Теперь, когда его больше ничто не сдерживало, Северус с головой ушёл в новую область приложения своих талантов — изготовление опасных и запрещённых зелий для Тёмного лорда. Тогда Тёмный лорд благоволил к талантливому подростку и щедро делился с ним знаниями, от которых у Северуса захватывало дух.        Седьмой курс Северус выдержал только потому, что ему было некуда возвращаться. Куда бы он не направлялся, везде были либо ухмыляющиеся Мародёры, либо, того хуже, Лили в объятиях Джеймса. Джеймса! Из всех выбрать этого выскочку, эту заносчивую, избалованную, высокомерную посредственность! Она же не выносила его все годы в Хогвартсе, и вдруг такая перемена, как если б её опоили Амортенцией… Зимой он стал обладателем Тёмной метки на левом предплечье и репутации личного зельевара того, кто её поставил.       Амортенция… булькающий в заброшенном туалете для девочек котелок, благоухающий Лили — запахом её прозрачной кожи, её тёмно-рыжих волос, её тонкой шеей, там, где она переходит в плечо… в самом начале пятого курса Северус неловко повернулся к Лили на уроке зельеварения и неожиданно уткнулся в её шею. Лили добродушно посмеялась и забыла об этом через пару минут, а Северус всегда использовал это воспоминание при вызове Патронуса. Амортенция получилась совершенной — и никогда не была использована по назначению.       Я меряю шагами узкий пятачок ровной поверхности над обрывом. Обманул величайшего светлого мага, вызвал его сюда якобы посланием от Тёмного лорда, только бы успеть рассказать ему — а там пусть Круцио, пусть что угодно, любая пытка — хуже всё равно не будет. Я б сдох ещё тогда, когда Тёмный Лорд назвал фамилию ребёнка, вот только ей от этого никакой пользы не будет. А она должна жить! Господи, я никогда не верил в тебя. Должен заметить, что это было взаимно, да и насолить ты мне старался при каждом удобном случае, а возможности твои не в пример круче моих… нет, не так, вечно я всё порчу… Господи, пожалуйста! Пожалуйста. Я сделаю всё, что угодно, пусть только она живёт. Женой Поттера, матерью его сына, пусть она родит ему ещё с десяток, пусть, пусть ненавидит меня, презирает, пусть никогда больше не заговорит со мной — всё равно. Пусть только живёт. Ты же Всемогущий…       Мир вокруг взрывается ослепительным белым сиянием, оно ослепляет даже сквозь веки, и я, в ужасе от того, что не успею ничего рассказать, кричу: «Не убивайте меня!»       Сияние стремительно гаснет, оставляя меня слепым, и я не могу рассмотреть, как ни стараюсь, пришёл ли Дамблдор один или с ним авроры, и следующим, что я увижу, будет покрытый струпьями рот дементора. Салазар с дементорами, оно того стоит, только бы он дал мне сказать — и я говорю, сбивчиво рассказываю великому светлому магу о своём невольном предательстве и о смертельной опасности, угрожающей лучшему, что есть в этом мире.       — Тёмный Лорд отметил ребёнка Поттеров, как Избранного, но он не станет рисковать, он убьёт их обоих. Я… я просил его… но она ведь никогда не отступится от своего ребёнка. Спрячьте её… спрячьте их всех!       Я жду удара легилименцией, но то, что накрывает меня, не идёт ни в какое сравнение с ожидаемым. Тёмный лорд силён, он входит в сознание, как отточенная бритва, беспрепятственно вспарывая его, и нет таких блоков, которые можно было бы ему противопоставить. Но Тёмный лорд нетерпелив, особенно к «соплям» — они вызывают в нём омерзение и скуку, и, погребя что-то действительно важное под грудой трогательных детских глупостей, можно быть уверенным, что он брезгливо отдёрнет своё сознание от увиденного. Но Дамблдор… я максимально открылся, отступился от себя — пусть смотрит, не до дурацкой слизеринской гордости сейчас, пусть увидит всё и поверит, и спрячет её, и она будет жить… но и в открытое сознание он вломился, как локомотив на полном ходу, выворачивая за мгновение наизнанку всё, абсолютно всё, с силой, превосходящей любые представления о силе. Краешком сознания я ещё успел ужаснуться тому, что если он входит с такой силой, что же будет когда он выйдет — Тёмный лорд выскальзывал, как клинок из выпотрошенного тела, оставляя чудовищную головную боль, дрожащие ноги и тошноту. Но Дамблдор вышел из моего сознания мягко, едва ли не бережно.       — А что я получу взамен, Северус? — услышал я его голос, и он уже не звенел от ненависти и презрения.       — Всё, что угодно, — «поверил, поверил, поверил!!!»       — Прошу тебя, Северус, — Дамблдор протягивает ко мне обугленную руку в умоляющем жесте, — Прошу тебя…       — Авада Кедавра! — с кончика моей палочки срывается зелёный луч и Дамблдор медленно, медленно, медленно падает с вершины Астрономической башни…       — Люмос. Нокс.       Половина пятого утра. Северус не заметил, как задремал в кресле, но кошмар настиг его и там. К головной боли и общей разбитости прибавилась боль в затёкшей спине. На улице всё ещё стояла непроглядная темень, холодный ноябрьский ветер бросал в окно пригоршни мокрого снега.       Интересно, сколько он ещё так протянет? Постоянная защита изматывает, как бы не силён был Северус в окклюменции. Наиболее опасные воспоминания надёжно покоятся в Омуте памяти в Хогвартсе, там Тёмному Лорду до них не добраться. Нет, это не он. Да и невозможна легилименция без зрительного контакта… хотя мало что осталось невозможным для Тёмного Лорда. Тёмный Лорд — величайший волшебник, его знания безграничны, его сила неизмерима, и он не потерпит между собой и абсолютной властью никого. Да, он пообещал сохранить жизнь Лили — но если она будет держаться в стороне, а она не будет. И поэтому Северус — человек Дамблдора. Он был бы верен любому, кто мог бы её защитить. За секундную несдержанность, когда бешеный нрав его отца вкупе со стыдом и гневом завладели языком Северуса, он уже расплатился — самым дорогим, что было в его жизни. Больше в ней ничего ценного не осталось, ничего такого, чем можно было бы заплатить за другую секунду — когда Тёмный лорд мгновенно и безоговорочно поверил пророчеству. Но Дамблдор пока принимал в уплату сведения, ясно дав понять, что придёт время — он примет и саму жизнь. Пускай. Лишь бы она жила.       — Люмос максима!       Северус встал с постели и, поёживаясь, побрёл в ванную. Холод в доме стоял невыносимый — электричество работало с перебоями, а дом давно нуждался в ремонте. В ванной сквозь щели в рассохшейся раме окна свистел ветер. Ванная — самое ненавистное место в доме, оттуда всегда доносились звуки ссоры или рыдания матери, плохо заглушаемые звуком льющейся воды. Вот кусок голой стены — отец разбил кафель ударом кулака в ту ночь, когда Северус в последний раз вступился за мать. Где-то в этой же ванной через год после этого нашли тело отца — с матерью умерли все её охранные заклятия, и он, в очередной раз напившись, упал и сломал себе шею.       Северус поднял глаза на своё отражение в запылённом зеркале — тёмные круги под глазами, тонкие бескровные губы с нависшим над ними крючковатым носом, длинные чёрные волосы уныло свисают вдоль бледного, как у вампира, лица. Тяготы последних двух лет легли двумя морщинами над переносицей — а ведь ему нет и двадцати одного.       Северус подозрительно покосился в сторону подтекающего душа, ронявшего капли ледяной воды на кафель, и решил, что волосы можно помыть и в другой раз. Чёртовы патлы нужно было мыть каждый день, иначе они свисали мерзкими сосульками, — но не в такой же холод! Бодрящее зелье. Охолонь-трава по усовершенствованному рецепту — лучше прослыть импотентом, чем участвовать в развлечениях Ближнего круга. Зелье, повышающее концентрацию. Прощай, печень… ах да, и последнее — зелье, улучшающее зрение. Через несколько минут предметы приобрели чёткие очертания, и окружающая действительность стала ещё менее привлекательной.       Зрение, очевидно, стало портиться ещё в детстве — мать запрещала читать по ночам, и, огребя пару раз за льющийся из-под двери слабенький свет, Северус наловчился читать при свете тогда ещё работавшего уличного фонаря. В школе последним, чего ему недоставало, было звание очкарика — да и чёртов Поттер не преминул бы пройтись в своём стиле: «О, Нюниус, польщён — ты так стараешься подражать мне? Подарить тебе метлу для малышей?». Учителя, правда, жаловались на жуткий почерк, но в общем было терпимо. А на седьмом курсе Северус изобрёл Ясноглазое зелье — и сразу пожалел, потому что новым абсолютным зрением он видел на каждом углу милующихся Поттера и Лили.       Северус накинул верхнюю мантию, провёл рукой вдоль книжных полок в спальне, маскируя их под сборники дешёвого фэнтези, и вышел из дома в промозглую ноябрьскую мглу. Рассветом и не пахло. Ветер немного утих, но мокрый снег продолжал падать крупными липкими хлопьями. Северус прошёл мимо заколоченной аптеки, где раньше работала мать, и свернул на точно такую же улицу, разве что брошенных домов здесь было поменьше.       «Каких ещё доказательств превосходства крови волшебников вам надо, Северус? — высокий и изящный Люциус Малфой в расшитой серебром чёрной мантии морщит аристократический римский нос и помахивает перед ним тростью с серебряным набалдашником. «Какое убожество! Какая маггловская куча драконьего дерьма!». «Я здесь родился и вырос, Люциус». «Мой бедный друг! Ничего, скоро установится новый, правильный порядок, и при нём вы займёте место, достойное ваших способностей, Северус. Весь Визенгамот будет толпиться у вас в приёмной. Ну что вы машете рукой? Дружеский совет — меньше распространяйтесь о вашем отце-маггле. Истинно чистокровных в наши горькие времена осталось немного, но вы понимаете, есть вещи, о которых не говорят в приличном обществе, коему вы, без сомнения, принадлежите. О Мерлин, что это за запах?! Магглы это едят?! Кроме шуток?!»       Первый год в Хогвартсе для Северуса был скрашен ненавязчивым участием Малфоя. Единственный отпрыск древнего рода волшебников, входящего в «28 священных родов», Люциус Малфой, тогда староста Слизерина, сразу приметил и взял под свою опеку замкнутого неопрятного мальчишку, снисходительно закрыв глаза как на его происхождение, так и на его социальное положение. Он говорил с ним на переменах, вызывая завистливое уважение других первокурсников, жёстко пресёк попытки поднять странного новичка на смех и развлечения ради обучал различной (с точки зрения Северуса) ерунде — как отвечать на приветствие, как кланяться, как и чем есть этих драккловых омаров… Впоследствии Северус не раз вспоминал эти уроки с благодарностью.       Через год Люциус окончил Хогвартс и уехал в своё родовое имение, но на Рождество и на именины Салазара Слизерина посылал Северусу сову со сладостями, пергаментом, хорошими перьями и прочими мелочами, которые тот никогда не мог себе позволить. Летом после окончания последнего курса неожиданно пришло приглашение на свадьбу от Люциуса, к которому прилагалось коротенькая записка — мол, мне необходим будет толковый и надёжный помощник перед столь ответственным мероприятием, был бы искренне благодарен за вашу помощь. Только истинный аристократ Малфой мог так непринужденно приютить у себя нищего сироту в ожидании результатов аттестации. И известие о смерти отца пришло именно в поместье Малфоев, и именно Люциус настоял на том, чтобы сопровождать Северуса в его первую поездку в опустевший родительский дом за книгами («Вы ведь не откажете мне в этом маленьком приключении, друг мой, должно быть, занятно посмотреть на то, как живут эти магглы»). Бесценная библиотека Эйлин Снейп его удивила, но заинтересовала мало, хоть он и отдал должное её древности. Всё-таки Люциус был не столько человеком знания, сколько человеком меча, вернее, палочки. Но магглы, которых до этого он видел преимущественно на картинках, оставили неизгладимое впечатление — и его нельзя было назвать приятным.       К свадьбе Люциус получил от Северуса пузырёк безупречно сваренного Феликс Фелицис и особую настойку для его молодой жены Нарциссы — будучи знатного рода, Нарцисса отличалась слабым здоровьем и ещё более слабыми способностями к деторождению. Её средняя сестра, несмываемое пятно позора, смогла родить, только выйдя замуж за маггла, а старшая, Беллатрикс, спустя семь лет после свадьбы всё ещё не подарила родовитому мужу наследника.       Тем летом после окончания школы, казалось, всё только начиналось — Тёмный Лорд обучал своих последователей глубочайшим тайнам Тёмных искусств, Северус совершенствовался, окружённый товарищами, равный им, признанный самим Тёмным Лордом, и закрывал глаза — и уши — на некоторые их выходки и разговоры. Но слово «власть» звучало теперь чаще, чем «знания», любые средства оправдывались высокой целью, а в окружении Тёмного лорда всё чаще стали появляться откровенные садисты вроде брата и сестры Кэрроу, да и вчерашние приятели по школе менялись не в лучшую сторону. Тёмный Лорд становился сильнее день ото дня, но Северус всё чаще и чаще задумывался о его мотивах — была ли это та же неутолимая жажда знания, что жгла и самого Северуса, или это была жажда иного рода? Та, которую утолить можно только всеобщим повиновением, всеобщим отказом от величайшей ценности тёмных магов — свободы… Тёмный лорд всегда был гениален на грани безумия, но в последнее время Северус всё чаще гадал, не переступил ли он эту грань? Когда это произошло? Когда он призвал под свои знамёна оборотней, когда окружил себя людьми вроде Яксли, Руквуда и Кэрроу, когда стал пропадать на несколько недель, возвращаясь из странствий всё менее похожим на человека… Северус не знал.       Сейчас сыну Люциуса, малышу Драко, было полтора года, а поместье Малфоев служило чем-то вроде тренировочной базы для Пожирателей и ставки для их Лорда. В докладах Дамблдору Люциус фигурировал в качестве человека недалёкого, но заносчивого и одержимого собственным величием, который плохо понимает, с кем он имеет дело, и львиную долю времени действует под Империусом.       Вот и берег реки. Северус перестал кутаться в верхнюю мантию и раскинул руки навстречу ледяному ветру. Успокоить свой ум. Отсечь все мысли. Отсечь все чувства. Позволить ветру выхолодить кожу, выхолодить сердце, выхолодить разум. Стать пустым и холодным, как предрассветный мрак. Северуса перестала бить дрожь, хотя его руки стали ледяными. Нет ничего, кроме мглы, ветра и падающего снега — нет никакого Северуса Снейпа, он пуст, и холоден, и един с ночью — и в следующую секунду на берегу реки действительно никого не осталось, только мокрый снег стирал следы того, кто стоял здесь секундой раньше.