Энциклопедия отчаяния

До «не могу» можно вынести многое: пока дружишь сам собой. Замечаешь горящий мост, и дружеский очаг уже начинает отдавать холодом, а звук натянутой струны становится настойчивей. Когда не видишь собственного отражения и забываешь о значении «я», то терпению наступает конец. Хотеть изменить себя на корню одно из самых типичных желаний. Тот, на кого хотят быть похожим; тот, кто хотел бы забыть о своем, не радующем существовании, становятся равными перед этой волей. Этот маленький незаметный шажок словно приближает нас к желаемому. Но, кажется, только он остался за этой гранью и выходит за рамки понимания. Еще не настали времена, принятия таких изменений, ведь люди так завистливы. Бесятся потому, что сами так не могут. А во мне кипит лишь чувство жалости, которое он бы принял намного благосклонней. Я не знаю его истории — он никогда её не рассказывал, никому. Желание и жизненный опыт толкали его на откровения, но внутренний голос шептал, что стоит повременить. Или это был иной голос, он сам не мог определить, ибо запутался в путанице собственных настоящих личностей. Его историю слушали другие, но все они были неблагодарными слушателями. Слышали этот рассказ неисчислимое количество раз. Почему же я так уверенно рассказываю о нем, человеке, который не может толком рассказать сам о себе? Тут уж как посмотреть. Я мало знаю жизнь, не люблю носить маски, хорошо разбираюсь в людях. Или как мне хотелось думать. Просто я далека от компаний и слишком возвышаюсь надо всеми. Только как одинокий наблюдатель, никогда не окрыленный чувством превосходства. Думаю, он тоже был по-своему один, ведь компанию ему составляли многие, общаясь не с ним. Я умолчала, что видела Тогами в прошлом. Ибо, обычные смертные знакомства с ним не водили, а я являлась необычной. Еще ниже того уровня, чтобы стоять рядом с самим Тогами, но достаточного, чтобы издали увидеть силуэт непревзойденного потомка. В тот день я пожимала руку самому воплощению недостижимого человека и чувствовала, что моя планка так и не поднялась. Его рукопожатие было слишком крепким, а волнение при слове «друг» очевидным. Тогами не мог водить друзей — только мельтешащих подданных. Этому парню их явно не хватало, никто перед ним мельтешить не хотел. Приходилось всё делать самому. Сил ему придавали не живые эмоции от спектакля, ведь ноль от них превращался в минус. Приходилось верить в умные книжки и вредные советы, и налегать на стимул, придающий энергии. Так применять роль за ролью становилось сложнее, но с приходом тяжести на тело, на душе груз стал легче. И хорошему актеру никогда ничто не помеха, ибо он пустая оболочка, обладающая терпением. Но и эта дамба когда-то прорвется, так же, как и старые костюмы, только швы разойдутся еще сильнее. Мне не нужны были друзья, по его словам, и ему они не сдались. Но отчаянная игра в лидерство и репетиция ответственности говорила об обратном. Странно, что он так ценил тех, кого должен принимать за ненужные декорации. Так бы поступил Бьякуя Тогами. Он плохо сыграл свою роль, пытаясь одурачить меня превосходным подражанием. Если бы силилась угадать, то высветлила бы безумную теорию — ему снятся дурные сны. Кошмары, повествующие о несуществующем человеке, чья жизнь была наполнена трудностями и лишена мирских радостей. Герой был даже не главным. У него не было задатков для этой важной роли: ни семьи, ни друзей, он был ничем. Эту историю в последующем он расскажет Хинате и никому не сможет сказать, кто стал автором этой повести. Выдумщиком была сама жизнь, превращая своего героя в ноль и даже меньше. Я до сих пор ничего не знаю о нем. Лишь выдвигаю теории, ведь в душу он заглядывать не позволяет. Он исполнял данные обещания. Сказал, что не позволит произойти преднамеренному убийству — Тогами держит слово. Лидер очень ответственен, до маниакальной зависимости и веры в то, что всё будет разыгрываться по его сценарию. Но он забывает, что сюжеты слагает не сам, лишь подстраивается по жизни. Видимо, именно здесь что-то изменилось и настоящая повесть должна быть рассказана. В самом конце, когда побочная ветвь завершится. Завершится для всех его подданных, для их лидера. Этим планам не суждено было осуществиться — Тогами не обещал, что не умрет сам. Лидер сыграл свою последнюю роль неудачно. Он может защищаться тем, что не ожидал подобных условий, — обстановка давила сама по себе. Но я ему не поверю, выступая самым придирчивым критиком. Он плохо вжился в очередного персонажа, было слишком много его самого. То, к чему стремился он при жизни. Возможно, не буду рассуждать уверенно. Ибо до сих пор его не знаю. Тогами не подумал о последствиях, он знал только общее очертание своих глобальных намерений. Не ожидал, что чувство ответственности может погубить его. Хотя, о чем он вообще думал? Думал ли… Нам его никогда не раскусить. Сложно читать между строк, хотя это самая важная часть всей истории. Смысла искать можно лишь в них. Лить слёзы о лидере бесполезно — кто-то обязательно станет на его замену. Более подходящий, не разыгрывающей ответственности, как это делал… Знать бы его настоящее имя. Ведь, последнее прозвище ему не к лицу. Хотя, запутавшись в собственных личинах, я не буду осуждать его за глубокую амнезию. А прекрасным лидером станет Соня — она принцесса, у неё это в крови, не то что у некоторых подражателей истинных вожатых. И я до сих пор не могу ручаться с точностью — я бы хотела знать его лучше, лучше даже, чем он сам. Но терпимость к бесчисленным «себе» у него пропала тогда, когда струна не могла больше растягиваться. Подловила момент, когда жизнь покинула тело неизвестного, пытающегося стать чем-то, помимо ничего.