Энциклопедия отчаяния

В самом последнем, четвертом, соглашении Тольтеков, мой глаз зацепился за такую фразу: «Смиритесь с тем, что вы не совершенны и не всегда побеждаете». Губы невольно скривились в усмешке, а в голове, словно заезженная пластинка, звучал едкий смешок. Это соглашение не действует на него. Он любит нарушать правила и просто считает себя идеальным. А может и не считает, а является мистером совершенство в кубе. Для успеха нужно немногое — одари природа тебя самоуверенностью на дюжину представителей рода человеческого и в подарок громкое имя. Которое бы звучало и запоминалось. Без всяких заковырок — чем проще, тем лучше. Перелистываю страницу за страницей, а стойкое чувство того, что текст не меняется, не хочет покидать меня. В чем подвох — в авторах статьи, в героях, или во мне? Деньги правят миром: живите в своих картонных коробках и неосуществимых фантазиях, плебеи. Каждый заголовок, строчка и слово было пропитано этой моралью реальности. — Буржуй, — бормочу я с равнодушием и кромсаю плотную газетенку, разбрасывая помятые клочки, куда придется. Уборщица не одобрит моих действий, но к тому времени след мой простынет и только эхом раздастся: — Все равно, ты потерпишь неудачу. Лучшие всегда остаются в тени, вставляя саблю возмездия прямо в сердце, соблюдая правила честной игры. В первой партии промахнулись мы оба — польстились на еще лучшую перспективу, которая явно наступала не в этой жизни. Отчаянное желание доминировать довело меня до нездорового самолюбования и почти превратило в такое же самодовольное животное, как и мой оппонент. Но общество любит меня больше, а руками народа вершится вся власть высших. Я бы убила его, но, в чем тогда суть всего? Никакое это не доминирование, а устранение. Мое желание шептало мне каждый раз лишь то, что хотело бы увидеть напыщенную газетенку не с звучащим именем. А я желала посмотреть на сцену падения поднятого до небес эго, прям к моим лакированным туфелькам. Желания страшны во сне, а в реальности их лучше и не видеть. А я промахнулась в своем последнем ходе. Он опять решил доминировать и чуть не прогорел в блеске своего триумфа. Быть обвиняемым не в моем убийстве — как низко только можно пасть ради увеселения публики, желающей крови и зрелищ. Жаль, что чистую аристократическую голубую кровь никто так и не продемонстрирует. В тот момент я получила оплеуху и новую преграду в виде невзрачного червя и фобии к ножницам. Ха, будь хоть толпы таких в одном закрытом помещении — а они-то остались бродить на свободе — так только интересней. Я бы рассмеялась ему в лицо и незаметно для него втоптала бы в грязь всех глупых девочек. Третья партия — сплошная заурядность. Было скучно ему, было интересно мне. Мои неприкрытые зевки служили непрочным фундаментом пламени заинтересованности. Все чаще начала ловить себя на мысли, какая я бесчувственная и эгоистичная сволочь. Смотреть, как ряды «подданных» редеют на глазах, с таким сочувствием и участием — предательство нашей схватки. Я хотела наплевать на весь мир ради права быть доминирующим звеном, но что-то в шестеренках механизма, никогда не признающего поражений, проржавело. На четвертом шаге я одержала вверх, чувствуя себя королевой и пупом всей увеселительной программы. Я не предала любви публики, понимая и прислушиваясь к её проблемам, этим и оседлала победоносного коня. Во мне что-то изменилось, а в нем и подавно. Он устал даже сильнее, чем я во всех этих доминирующих глупостях. — Признаешь свое поражение? — черта с два я буду выходить из игры первой и коронным выражением «дамы вперед» ему меня не подловить. Ибо она никогда не прозвучит из его уст — колыбель соперничества отбивала лишь посвященные ему самому дифирамбы. Молчит, но не игнорирует. Какое-то странное сочетание не сочетаемого, а я и не удивляюсь. Совершенство трудно постичь и понять. — «Никто не обязан преуспеть, но каждый обязан стараться делать все как можно лучше», — мне хочется его заинтересовать, пусть эта фраза даже и не озвучивает того, что я хотела ему сказать. — Что? — ты же прекрасно всё понял, просто хочешь клещами вытянуть из меня более четкую и удобную тебе формулировку моих мыслей. Дожидайся, милый. — Мое любимое четвертое Соглашение. Кажется, ты никогда его не слышал, Тогами? Но тебе стоит прислушаться к словам мудрецов и понять, что ты не идеален. Никто не идеален. Исключая меня, естественно, — скажу по секрету, у Бьякуи нет чувства юмора и сожаления к своим противникам. Он всё принимает на свой счет. Он снова молчит и меня это напрягает. Разворачивается, словно принимая поражение: — Доминировать в нашей небольшой и скучной игре всё равно буду я. Клянусь честью семьи Тогами, как будущий глава всего мира. И уходит с видом победителя. Так еще уметь надо. — Да-да, знаю эту реплику наизусть, — улыбаюсь и ухожу в противоположном направлении, но последнее слово будет за мной, прости. — Но будь готов, что твою партию может отыграть кто-то другой в будущем. Мое воображение по непонятной причине вывело ухмыляющегося Тогами, я даже обернулась, чтобы прогнать видение. Нет, показалось: лишь его гордо удаляющаяся фигура, повернутая ко мне спиной.

***

Но границы моей фантазии не могли знать, что моя последняя фраза откликнулась эхом в ушах одного незнакомца, который прореагировал на них громогласным «Апчхи!». После этого незнакомый субъект лишь что-то бурчит о нездоровом тропическом климате и нехватке мяса. Конечно, откуда мне знать о таких невероятных событиях будущего, в котором любая личность может быть отыграна.