Здоровый больной

      — Таська, ну почему ты вечно свою жопу дома оставляешь? — Маня измеряет комнату шагами, тринадцать в длину и пять в ширину.       — Неуд по физкультуре фигня, мне не привыкать, — отмахиваюсь я, закидывая в себя кукурузную палочку. — Я кататься не умею.       — Ты на фигурное катание ходила, не надо мне тут лялякать!       — Две недели. И за это время я научилась профессионально шнурки затягивать, не более, — на любой аргумент я найду десять, так что со мной тягаться не вариант.       — Тася, там будет куча народу, не только наш класс и параллельный. Может, — она на секунду останавливается, видимо думает, продолжать или нет. — Может, ты себе там парня приглядишь!       — Маша! — зло, осуждающе и пылая ненавистью произношу я.       Как же надоели эти нравоучения по поводу личной жизни. Да, у меня её нет, и ближайшие лет семьдесят я не планирую ей обзаводиться. Носки и трусы сама могу раскидывать фен-шуем по всей комнате, помощники, а уж тем более соперники мне в этом деле не нужны.       — А что Маша? Тебе, дорогуша, семнадцать, а ты ещё ни с кем не целовалась!       Ну что за наглая ло... Хотя нет, правда. Но пали-и-ин, это сугубо моё дело. И решением этой проблемы я должна заниматься сама, а не прибегать к помощи подруги, пусть и лучшей. Не виновата я, что мне в семнадцать лет хочется чувствовать комфорт не только внутри себя, но и снаружи. Об этом свидетельствовали футболки, кофты, толстовки на два, а то и на три размера больше, джинсы, кеды или ботинки. А на моське лишь подведённые брови и бибикрем. Это был не минимализм, это был стиль бомжа. Мой собственноручный придуманный стиль. И я не собиралась его рушить только по тому, что обществом принято иметь парня.       — Таська, если ты сейчас не начнёшь собираться, я прибегну к запрещенному плану, — в её глазах что-то сверкнуло, я не придала никакого значения.       — Валяй, — а пачка с кукурузными палочками тем временем опустила. Беда.       — Тё-о-о-ть Алё-о-о-на, — замычала Маня. Ну что же, удачи. После заявление о гиперактивности и приводов к врачу, маменька вряд ли куда меня пустит. Разве что в туалет.       — Маш, звала? — моя мама самая быстрая женщина, секунда и она в комнате.       — Да, тёть Алён, Таська не хочет идти на каток! — терпеть не могу писклявость, ну ничего, Плетнёва, сейчас тебя обрубят на концу.       — Тая, в чём проблема? — палин, ма, чо за серьёзность, не уж то я в тебе ошиблась?!       — ... Я ей и говорю, что пара уже парня искать, а не выходя из комнаты она вряд ли кроме пыли что-то найдёт, — жужжит где-то над ухом Машка.       — Маш, побойся Бога, какие парни! — а не, всё нормально, родительница на моей стороне. И я уже готова расплыться в победоносной улыбке, как вдруг мама продолжила, — ни один парень её не прокормит, — раз. Во-вторых, её воронье гнездо, — кивая в сторону моего причесона, — не то, что парней, оно ворон не привлекает. Ну и в-третьих, ей даже гинеколог не пригляделся, поэтому, Маш, будь аккуратнее, — так, стоп, женщина, ты на что намекаешь вообще?! А Плетнёва тем временем уже заливается смехом. Сволочи. Гады! Нет, это уму непостижимо, сначала родительница беспокоиться о моей чести, подозревая в интимной связи, а сейчас преспокойно заявляет, что какие парни вокруг меня! Ну точно безлогичная женщина.       — Я не лесбиянка!       — Дочь, не переживай, я приму любой твой выбор. Ты только Маше жизнь не рушь, она вроде как по мальчикам, — мама улыбается и выходит из комнаты. Тоже мне, шутница. Прям преемница Петросяна, его жена уже начала ревновать. Тьфу ты, угораздило же родиться на этот свет. И где я только так нагрешила?       — Смотри не лопни, — бурчу я, закидывая ноги на кровать. — А то получишь премию Дарвина за самую нелепую смерть, — язвительность явно мой конёк. Хотя насчет Дарвина я не уверена.       — Кострова, я разрешаю на каток идти в твоём любимом стиле. Только не перетрудись, иначе вместо тебя, со мной пойдёт Петя.        Я. Её. Убью.       Петя наш местный бомж, это так, на всякий пожарный.

***

      "Как же хорошо, что накрасилась"— подумалось мне, когда мимо меня прошёл какой-то чувак. Весь вечер пыталась приглядываться к любым парням, которые попадались мне на глаза, пытаясь убедить не только Машу, но и себя в первую очередь, что не лесбиянка я. Как мне казалось, задачу я выполнила. Но мне лишь казалось.       — Пошли кружок прокатимся? — Маша слабо улыбнулась, это её тридцать вторая попытка вытащить меня с лавочки.       — О-ох, Пленёва, когда ты меня уже оставишь в покое? — страдальчески протянула я.       Конечно, всю обстановку, которая окружала меня я создавала специально. Моё страдальческое выражение лица заслуживало Оскар. Мне нравилось, что надо мной шутят, мне нравилось подшучивать и самой над собой. Я была уверена в том, что лишь позитивный взгляд на мир — залог успеха. Моё счастье выражалось в страданиях. Я любила страдать, но не терпела, когда страдал кто-то рядом. Странная мазохистка, в общем.       — Никогда, — спокойно заявила подруга, — даже на том свете я тебя достану!        Вот знаете, ни капли в этом не сомневаюсь.       — Ну пошли, — как-то чересчур вяло отзываюсь я. По правде говоря, мне и самой жутко хотелось прокатиться, но внутренняя вредность не давала. Мне порой кажется, я благодаря вредности и не помру никогда. Мол все умирают, я что все? Не, так дело не пойдёт, поживу-ка я ещё лет пятьдесят.       — Здо-о-о-рово, — протягиваю, набирая скорость. Лечу, сама не видя куда. Машка сзади что-то орёт, бедняга, надорвётся, завтра будет кряхтеть. Секунда, решаюсь вспомнить молодость, а именно две недели фигурного катания и... Развернуться на ходу.       Секунда.       Две.       Три.       — Чё-о-орт, — мычит кто-то подо мной. Жмурюсь, надеюсь, не ребёнок.       — Сорян, братан, не хотела, — бормочу я, слезая с... парня. Матушка, Бог снизошёл и решил послать мне парня. И срать, что контуженного. Зять любой в хозяйстве пригодится.