***
Эта ночь была уже третьей или четвёртой. Вновь Эду снились кошмары, но он отказывался мне о них рассказывать. Вновь с криками ужаса просыпался Ричард, будя сестру. Вновь я чувствовала, как в мир выбрасывается колоссальное количество энергии. А самое ужасное — я понятия не имею, что делать. Я не знаю, как оградить семью от кошмаров, я не знаю, как прекратить выброс этой силы, которая с лёгкостью может стать приманкой для стервятников. Или для НЕГО. Я содрогалась от одной только мысли о том, что в одну из ночей я могу вбежать в детскую и увидеть, как тёмная фигура склоняется над колыбелью, сверкая алчными колючими бледно-зелёными глазами. Этой ночью меня разбудил вопль Эда. Я вскинулась на кровати и зажгла свет. Зажмурившись, Лафнегл метался во сне, не в силах проснуться. Перепугавшись, я звала его, пока он, наконец, не распахнул глаза, с облегчением и благодарностью глядя на меня. Чувствуя, как в груди бешено колотится сердце, я опустила голову на его грудь, тщась скрыть выступившие слёзы. Я хотела спросить, что он видел, когда раздался вопль Ричарда. Не тратя времени на расспросы, я бросилась к сыну. Минут через десять я снова заглянула в спальню. Эд уже куда-то ушёл. На смятой постели расползлось кровавое пятно. Ледяная волна ужаса накрыла меня. Дрогнувшим голосом я окликнула мужа. Слабый голос Лафнегла донёсся из кухни. Я торопливо спустилась туда. Эд стоял возле комода, пытаясь найти что-то в одном из ящиков. Багровое пятно влажно поблескивало в свете лампы. — Что произошло? — Дрогнувшим от страха голосом прошептала я, глядя, как Эд достаёт из ящика пузырёк с Бадьяном. — Дурной сон, — просто ответил Эд. — Не поможешь? Я выхватила из его дрожащих пальцев пузырёк и задрала футболку. Глубокий порез растянулся на несколько дюймов. Я застонала от ужаса. Могут быть повреждены мягкие ткани. Удивительно, что Лафнеглу вообще хватило сил спуститься. Словно вторя моим мыслям, Эд покачнулся. Я поспешно усадила его на стул. Бледное лицо покрылось испариной. Закусив губу, чтобы не дать панике поднять голову, я оторвала от футболки лоскут ткани и прижала к ране. Бадьян тут не поможет. Дрожа от ужаса, я бросилась к буфету. Среди пузырьков должен быть где-то Рябиновый отвар. Окровавленные пальцы оставляли следы на пузырьках, в голове роились беспорядочные мысли, почти выталкивая наружу панику, ледяной змеёй скользнувшую по спине. — Ради всего, почему обязательно нужно рисковать жизнью, а потом латать себя на кухне? — Пробормотала я, заглушая мысли. — Иначе неинтересно, — раздался слабый шёпот. Пальцы нашарили нужный пузырёк. Вытащив зубами пробку, я осторожно вылила отвар на лоскут бинта. Пропитавшуюся кровью футболку я потом выкину. Смоченный зельем бинт коснулся раны, Эд зашипел от боли. — Потерпи немного, хорошо? — Тихо попросила я. — Скоро всё будет хорошо. Правда ты тут всё кровью залил, придётся крововосполняющее пить неделю. — Опять… — Хмыкнул Эд. — Прямо как тогда, в январе. — Не вижу ничего смешного, — пробурчала я. — Я чуть от страха не умерла тогда. Я и сейчас бы умерла, но сперва тебя вылечить нужно. — Марс… — Тихо, даже как-то неуверенно позвал Эд. — Я видел ЕЁ. Я вздрогнула и едва не уронила пузырёк с Рябиновым отваром. Новая волна страха накатила на меня, осев на губах привкусом пепла. — Уже не в первый раз, но тогда было как-то… не так. Я имею ввиду, она стала сильнее. — Не хочу этому верить, — прошептала я. — Просто… не хочу. Из Пустоты не возвращаются. — Она сказала, что смогла вернуться по следу наших детей. Я почувствовала, что начинаю дрожать. — Сказала, выбралась на «изнанку». — Изнанку чего? — Не знаю. Мира? Реальности? Понятия не имею. Боги… Как страшно. Я зажмурилась, и под закрытыми веками вновь вспыхнули эти страшные злые глаза. Далёкий смех отзвуком раздавался в ушах. Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. — Я возведу защиту, — пролепетала я. — Щиты, барьеры, всё, что угодно. Постараюсь оградить тебя с детьми. Буду стеречь ваши сны. Нельзя допускать, что… что… Голос сорвался. Холодная рука Эда легла на моё плечо. Я подняла голову. Серые глаза яркими искрами горели на бледном лице. Я поймала себя на том, что прижимаю окровавленный бинт к себе, что рана на боку Эда уже затянулась. Всхлипнув, я порывисто обняла Эда. Тот слабо охнул. — Я не хочу тебя терять, — прошептала я. — Не могу и не хочу. — Так просто ты от меня не отделаешься, — хмыкнул Эд, целуя меня в висок. — Да и я без боя не сдамся. Ты же меня знаешь. А если что… зато вы с детьми будете живы. — Нет! — Со злостью сказала я, не отнимая лица от его плеча. Не хотела, чтобы он снова видел мои слёзы. — Нет, не смей. Не будь героем. Если ты умрёшь, то я не смогу… не сумею… без тебя я не справлюсь. Эд промолчал, поглаживая меня по голове и прижимая к себе. Я вздохнула. Нужно ещё Крововосполняющее найти… Кажется, мы с Лили наварили его пару котлов месяц назад.***
[Часть текста была повреждена при пожаре]
В гостиной повисла тягучая тишина. Только возгласы соседских детей, долетавшие с улицы, испуганной птицей метались в помещении. Первым опомнился Сириус. — Значит… — Севшим голосом начал он. — Значит, Вы-Знаете-Кто… выбрал Гарри? Джеймс кивнул, понурив голову. Лили молча сжала его руку. Мы с Эдом переглянулись. — Что говорит Дамблдор? — Спросил Ремус. — Предлагает заклятие «Фиделиус», — сказала Лили. — Отсиживаться, значит. Как крысы, загнанные в угол? — Фыркнул Эд. Лафнегл был всё ещё бледен после ранения. — Мы не в праве рисковать жизнью Гарри, — прорычал Джеймс. — Мы и так трижды сталкивались с Вол… Вы-Знаете-Кем. Я не хочу, чтобы сын остался без защиты. Я бросила на Эда многозначительный взгляд. Тот отвёл глаза. — Пока это самое верное средство, — тихо сказала я ко всеобщему удивлению. — Лучше… переждать. — До каких пор? — Взвился Эд. — Пока Ты-Знаешь-Кто не окочурится сам? Так он уже одиннадцать лет не может этого сделать! Он не оставит их так просто в покое! — Мы будем бороться и защищать Поттеров, — сказала я, поднимая на Эда суровый взгляд. — Но им самим лучше не лезть под огонь. — Марс права, — поддержал меня Ремус. — Немного непривычные для неё вещи говорит, но права. Джим выберет Хранителя, а остальное уже будет зависеть от него и от нас. Сириус сжал кулаки. — Закрыть их как в консервной банке, — пробурчал он. — Да, я понимаю, что выхода другого нет, но… Мне всё это не нравится. — Я бы посмотрел на того, кому понравится, — хмыкнул Джим. — Мы и так напрасно не отнеслись серьёзно к пророчеству Трелони, — подала голос Марлин. — Стоило к ней прислушаться. — Когда хоть кто-то прислушивался к словам безумной пророчицы? — Фыркнул брат. — Трелони предсказала Джастину ужасную судьбу, и он оказался заперт в Ловушке Исиды, став вместилищем Чёрной Чумы, — мрачно сказала я, не поднимая взгляда от рук. — А мне — Пустоту. Думаю, иногда её стоит слушать. Все вновь замолчали, обдумывая ситуацию. В душном августовском воздухе молчание тянулось тягучей густой смолой, облепляя нас. Я пыталась убедить себя, что всё будет хорошо, что Дамблдор знает, что делает… Он — единственный волшебник, которого боится Волдеморт, а это что-то да значит. Однако я вспоминала сон Эда, где в разрушенном зале стоял трон директора, я вспоминала рассказ мужа об отце, которого затянуло в Ловушку из-за ошибки Дамблдора. Я понимала, что всё это пахнет очень дурно, но не могла объяснить, почему. — Значит… «Фиделиус», — проронил Джим. — Что ж… надеюсь, это ненадолго. — Мы сделаем всё, чтобы всё быстро закончилось, — пообещал Сириус. — Я костьми лягу, Джим, но не позволю запереть вас надолго. — Спасибо, Бродяга, утешил, — криво усмехнулся Поттер. — К тому же, мы будем вам писать, — вяло улыбнулась Лили. Слова её утонули в новой вспышке молчания.