Never Back Down 2

— Нет! Нет! — Марисса! Отойди от края! — Лина! ЛИНА! — Ремус, хватай её!       Люпин подскочил к девушке, схватил её поперёк талии и поспешно оттащил от края разлома. Марисса кричала, заливаясь слезами и захлёбываясь кровью, продолжавшей хлестать из её носа. Она повисла на руках юноши, пытаясь вырваться, продолжая кричать.       До Эда не сразу дошло, что случилось. Он лишь слышал ужасающий скрежет и грохот, а после — крик Мариссы. Только тогда он понял. И с каждой секундой осознания произошедшего он ощущал разливавшийся по всему телу холод, чувствовал, как земля уходит из-под ног, а под ним ширится бездна. Тьма развернула свои заботливые крылья, обнимая Эда. Лафнегл растворялся в спасительной, убаюкивающей тьме, где не было ни жизни, ни смерти, где ничто не имело значение. Но полный боли вопль разрывает тьму на лоскуты, врываясь в его сознание, впиваясь в его острыми и жадными клыками. Не сразу Эд понимает, что это его собственный крик.       Холод сменяется нестерпимым жаром, на глазах вскипают слёзы, на смену тьме приходит адски-яркий свет, обжигавший саму его душу, словно на открытую рану плеснули уксус. Вновь перед его взором возникло бледное окровавленное лицо со ртом, распахнутом в вопле отчаяния. Крик обжигает его слух. Осознание обжигает разум. До последней секунды он отказывается верить. Но верит. Приходится. И тогда жар снова сменяется холодом, пробивающим до костей.       Он остался один. Один. Потерянный в бесконечном белом свете одинокий ребёнок, съёжившийся перед ликом смерти, перед огромной и непостижимой силой, что забирала дорогих ему людей одного за другим. Отец. Мать. Теперь сестра… их лица Эд видит перед внутренним взором.       Адский звон будильника размывает лица родных и вырывает Эда из сна. Открыв глаза, он видит синий полог кровати, освещённый серыми утренними лучами. Отодвинув полотно полога и выключив будильник, Лафнегл поднимается с постели. Бросил взгляд на календарь. Пятнадцатое октября. Полтора месяца минуло. Но легче не стало за это время.       Первые недели были просто чудовищны. Эд бездумно ходил по замку, заживо сгрызаемый скорбью и чувством вины. Он старался не думать, старался отвлечься хоть на что-то, но ничто не спасало, с каждым часом он проваливался в бездну, что развернулась в его душе. Первое время там не было ничего, только отчаяние и боль. Потом появилась ненависть. Такая сладкая, тяжёлая, как гнилое яблоко. И чёрная глубокая меланхолия, отдававшая прохладой и отчуждённостью.       Он прекратил общение с Мариссой практически с первого дня. Поначалу девушка всегда была рядом с ним, пыталась что-то говорить, но Эд ничего не отвечал, не реагируя на её слова или прикосновения. Он не мог заставить себя даже посмотреть на неё, всегда отводя взгляд при случайной встрече.       Как-то утром, в Большом Зале за завтраком, куда его притащил Арти, на его плечо опустилась лёгкая ладонь Мариссы. — Эд, я понимаю тебя, правда. Но нужно как-то продолжать жить, не так ли? — с какой-то мольбой в голосе спросила она. — Тебе надо, ты и живи, — отрывисто бросил Эд, глядя в пустую тарелку. — Оставь меня в покое. Я в тебе и твоих советах не нуждаюсь.       Вздрогнув, рука исчезла с его плеча. Мгновение девушка колебалась, после чего раздались торопливые шаги. Осуждающий взгляд Арти Эд подчёркнуто не замечал.       «Она во всём виновата. Если бы она не отправила Лину в хвостовой вагон, если бы не бросила её, когда он начал падать, если бы смогла удержать вагон от падения… Она, она во всём виновата!»       Весь следующий день он её не видел в замке. Пусть. С глаз долой — из сердца вон. Правда такая обстановка до крайности радовала Бетти Дарлинг, которая несколько раз за минувшие месяцы предпринимала попытки вновь завязать отношения с Эдом, после чего была послана не самыми вежливыми и ласковыми словами.       Легче стало после начала тренировок. Отошедший от горя Арти взвалил на свои плечи бремя капитана команды Рейвенкло по квиддичу. Влезая на метлу, Эд чувствовал, что ему становится заметно легче, когда он в воздухе. Копившийся негатив и ярость он выплёскивал, гоняясь за бладжерами. В каждом ударе по тяжёлым мячам он находил отдушину для злобы. С силой, со злобой он вновь и вновь заносил биту, с коротким грудным рыком отбивал бладжер в мишень. Он продолжал бы так ещё долго, если бы на одной тренировке не сломал биту. После этого он умерил пыл. Однако после каждой тренировки он чувствовал себя легче: уставшим и опустошённым.       Раз или два он видел на трибунах Мариссу. Она часто бродила по замку и окрестным территориям с потерянным видом, порой забредая на поле для квиддича. Эд видел, как она иногда прижимала руку к груди, когда он совершал какой-то опасный манёвр. Но каждый раз, когда он видел её, в крови, помимо адреналина, вскипала злоба.       «Она! Она во всём виновата, она!»       С трудом подавляя желание вновь отправить бладжер в её сторону, Эд продолжал полёт, держась как можно дальше от той трибуны, где она сидела. Ему было гадко, противно, он не мог заставить себя на неё взглянуть лишний раз, каждое случайное прикосновение или встреча были больнее любой раны.       И каждую чёртову ночь, когда он, истерзанный мукой, злобой и скорбью, ложился спать, его преследовал один и тот же кошмар. Порой он не хотел засыпать, так как сны не приносили облегчения.       Эд повёл плечами, стряхивая воспоминания. Арти, Коул и Патрик уже ушли на завтрак, а он, как дурак, ещё только в рубашке и брюках разгуливает по спальне. Обувшись, Эд случайно бросил взгляд в зеркало. На долю секунды он ужаснулся, увидев своё отражение. Серые, полные злобы глаза взирали на него с побледневшего, чуть осунувшегося лица. Брови, сдвинутые к переносице, бросали тень на и без того потемневшие от ненависти глаза. Светлые волосы отросли, закрывая лоб и уши. Щёки чуть впали, подчёркивая скулы. Эд напоминал вампира в худшем из его проявлений.       Парень тряхнул головой. Да что же это… Нельзя же так себя запускать…       Словно ища помощи, он обвёл взглядом круглую комнату. Взгляд упал на фотографию, стоящую на тумбочке в рамке. Эд подошёл к кровати, сел на неё и потянулся к фотографии. С глянцевой бумаги на него с улыбкой взирали Лина и Лиди. Такие похожие. Навсегда ушедшие. Лина обнимала за плечи смеющуюся Мариссу. Синие глаза были полны тёплого и уютного счастья.       Вздохнув, Эд отставил фотографию. В пропитанной чёрной меланхолией душе что-то треснуло, что-то шевельнулось впервые за минувшие полтора месяца. Что-то неопределённое, что-то из прежней жизни, до крушения вагона.       Он вновь почувствовал себя до ужаса одиноким. Он чувствовал, что нуждается в ком-то. В ком угодно. Но, как назло, комната была пуста.       «В Хогсмид, что ли, Арти сводить?» — думал он, накидывая мантию.       На лестнице он столкнулся с выходящей из спальни девушкой. Впервые за последние недели он видел её так близко. Глаза её были опущены, лицо посерело, сильно осунулось. Аккуратные розовые губы опущены, в самом их уголке что-то словно подрагивает. Девушка сильно похудела и как будто… выцвела. Словно привидение. Однако, к своему изумлению, Эд вновь ощутил лёгкое шевеление в душе. — Марисса?       Девушка вздрогнула, остановилась и подняла на него глаза. Впервые за полтора месяца он заглянул в них. На Эда обрушился целый поток нестерпимой муки, плескавшийся в её синих глазах. Два озера боли на бледном лице. Эта же боль подрагивала в уголках её губ. Ужасающий поток эмоций смывал с него всю тьму, всю скверну, скопившуюся за месяцы, обнажая его растрёпанную, разбитую душу. Задыхаясь от изумления, Лафнегл не нашёл сил выдавить из себя ни словечка. Так и не дождавшись последующих реплик, Марисса вновь опустила глаза, отвернулась и продолжила спуск по лестнице. Оторопевший Эд продолжал стоять, глядя ей вслед.       Но что-то в его душе ещё оставалось тёмное, мрачное, что удерживало его от того, чтобы подойти к ней. Что-то, что настойчиво не желало даже думать о ней. Но вновь и вновь он возвращался мыслями к девушке, к её глазам. Он стал замечать то, чего не видел раньше. Он видел её боль. Каждое её движение, каждый взгляд был пронизан мукой. Он помнил, как по вечерам она забивалась в свой угол, тихо сидя у окошка, как она поспешно убегала в свою комнату и запиралась там. Он видел её потерянный взгляд, которым она обводила окружающих, словно ища что-то. Весь день Эд провёл, раздираемый противоречиями. Какая-то мысль птицей билась в его сознании, но он никак не мог её поймать, всё было сокрыто мрачными переживаниями, оставившими серьёзный осадок в его душе.       Он вспоминал, как они вместе просыпались, когда Марисса жила с ними в Оттери-Сент-Кэчпоул. Он помнил её мягкое, тёплое тело, горячее дыхание и неизменно холодные пальцы. Он помнил, как она была рядом, что бы ни произошло. Он скучал по её прикосновению.       Только вечером ему удалось осознать всё в полной мере. Только поднимаясь к себе в комнату, он услышал тихое всхлипывание. В недоумении он остановился на полпути, вслушиваясь. Тихо. Когда Эд уже, было, подумал, что ему показалось, он услышал тихий надрывный плач, доносящийся из комнаты девушек. Дверь в спальню была приоткрыта.       Шквал эмоций накатил на Эда с головой. Он оторопело замер на лестнице, вслушиваясь в тихий плач.       «Господи… какой же я идиот…»       Идиот! Идиот! Он всё видел! Всё чувствовал! Но из упрямства он не желал даже обращать внимания! Эд понимал, насколько глупы его обвинения Мариссы. Господи, да в чём она виновата?! В том, что исполняла долг старосты? Что не смогла удержать огромный тяжёлый вагон? Идиот!       Он понял, что отвергал её попытки быть рядом с ним, потому что ему было невыносимо. Но не понимал, насколько невыносимо ей. Он знал, что она пытается поддержать его, тогда как она сама нуждалась в поддержке. Ей было больнее, он знал… Эд любил Лину, но не так, как любила её Марисса. Вот что шевельнулось в его сознании, когда он смотрел на фото. Он знал, что ей хуже, потому что она видела, как Лина погибла. Её глаза были широко распахнуты и видели то, что она не могла предотвратить, беспомощно наблюдая за гибелью подруги.       И тогда, когда он нужен был ей больше всего, Эд отвернулся от неё. Он сетовал Судьбе на то, что он одинок, тогда как собственноручно оттолкнул от себя любимую девушку. Ту, которая две недели старательно вытаскивала его из бездны, когда погибла его мать. Ту, которая всегда была рядом, которая всегда придавала ему сил, делала всё, чтобы защитить его, заставить чувствовать, что всё будет хорошо. И сейчас он чувствовал, как он теряет её.       Чувствуя себя последним уродом, он осторожно толкнул дверь в тёмную комнату. Погружённая во мрак спальня была непривычно пустой. В комнате Марисса осталась одна после отъезда Джины и Анджелы. Пустые заправленные кровати, освещённые луной, выглядели ужасно подавляющими. Только на кровати Лины лежал Инсендио. Когда Эд вошёл, тихонько затворив дверь, кот поднял голову. Во тьме укоризненно сверкнули зелёные глаза.       Марисса лежала на кровати напротив двери. Чёрные волосы разметались по подушке, в которую она прятала лицо, содрогаясь от рыданий. Эд тихонько подошёл к ней. С каждым шагом он чувствовал, как-то мрачное и тёмное, что грызло его душу, хлопьями слетает с него, что не остаётся ничего, кроме сосущего чувства вины и сожаления. Он физически ощущал необходимость быть рядом с этой девушкой.       Тихонько подойдя к кровати, он опустился на колени перед ней и осторожно коснулся её плеча. Вздрогнув, Марисса вскинула голову. Полные слёз, покрасневшие, чуть опухшие глаза с недоумением и испугом смотрели на него из-под спутанных чёрных волос. — Эд? — хрипло позвала она, узнав его во мраке. — Что ты… — Марисса, прости меня, — горячо зашептал он. — Я знаю, я свинья, мне нет прощения, но я умоляю тебя, прости. Я не могу без тебя, я идиот, я ошибся, оттолкнув тебя. Мне ненавистна без тебя жизнь. Я люблю тебя, люблю, люблю, я не могу… умоляю, прости меня. Я идиот, я хочу быть рядом с тобой. Ты нужна мне, нужна… Прости, прости. Я всё отдам, я мир переверну, чтобы ты меня простила. Я не хочу жить, не хочу дышать, зная, что причинил тебе такую боль. Прости, прости, прости. Умоляю тебя. Я люблю тебя.       Захлебнувшись словами и запутавшись в них окончательно, Эд умолк. Он продолжал стоять у её кровати, понурив голову. Она молчала, и молчание это разрывало Эду сердце. Он отдал бы всё, чтобы услышать её голос, чтобы узнать свой приговор. Он чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. А Марисса всё молчала. Она встала с кровати и подошла к нему. Эд изумлённо поднял голову. В белой ночной рубашке, с распущенными чёрными волосами и бледным тонким лицом она больше обычного походила на призрака. Эд ожидал потока ярости, ожидал пощёчины, что она вытолкнет его из комнаты или выскажет ему всё, чего он заслуживал. Эд испуганно зажмурился, ожидая хоть чего-нибудь. Но он никак не ожидал, что она опустится рядом с ним на колени и обнимет его. Эд ошалел от такой неожиданности. — В одном ты прав, Лафнегл, — тихо пробормотала она, уткнувшись в его плечо. — Ты свинья и идиот. Ты меня бросил, хотя обещал никогда не оставлять.       От облегчения Эд готов был помереть прямо на месте. Он обнял девушку, прижав её к себе. Его распирало от нахлынувшего счастья. Прижимая её хрупкое, тёплое, трепещущее тело к себе, он, наконец, в полной мере осознал, как он в ней нуждался.       Ту ночь они провели вместе. Напуганная перспективой остаться в одиночестве, Марисса упросила Эда переночевать с ней. Эд не возражал, напротив, он был только рад. Он лёг на кровать Лины, притянул к себе Инсендио. Марисса лежала на соседней кровати, не сводя с него своих изумительных синих глаз. Некоторое время они разговаривали о чём-то, пока девушка не погрузилась в сон. Да и Эда уже одолевала дремота. Столь желанная за последние полтора месяца. И впервые за это время ему не снились кошмары.