***
Я погружаюсь в кромешную тьму. Густую, чернильную, непроглядную тьму, глянцево-блестящую, по-своему прекрасную. Откуда-то издали на меня надвигается треугольник прозрачного желтоватого света. Один, другой, третий, всё быстрее, быстрее. Я ныряю в круглые озёра света снова и снова. Передо мной горят красным светом фары впереди идущей машины. Жёлтые треугольники превращаются в электрический свет фонарей, стоящих вдоль чернеющей ленты шоссе. Всё быстрее, быстрее. Два красных огонька виляют влево, отстают. Теперь впереди лишь дорога и жёлтые треугольники света. Всё быстрее, быстрее. Мерно гудит мотор, из приёмника звучит песня группы Queen. Я осторожно повожу плечами, вспоминая о неработающем ремне безопасности. Мне немного не по себе. Но дорога пуста и пряма, я знаю её, как облупленную. Здесь нет ничего. Только жёлтые треугольники света. Всё быстрее, быстрее. А вскоре я окажусь дома. Да, дома. Я уже вижу перед внутренним взором синюю дверь с молоточком, сына с дочерью на кухне, спорящих из-за чего-то. Я уже предвкушаю горячий чай из рук дочери и печенье, которое сын делал, небось, весь день. Я повожу плечами. Неуютно без ремня безопасности. Повинуясь наитию, я чуть сбавляю скорость, ослабевая давление на упругую педаль газа. Мимо машины мелькают деревья, фонарные столбы. Я ныряю и выныриваю в озерца жёлтого света. Всё быстрее, быстрее. Щёлкнул магнитофон, кассета кончилась. Я не стала её менять. Скоро уже буду дома. Пятнадцать минут в тишине хуже не сделают. Всё быстрее, быстрее. Почему так быстро? Зачем так нестись? Из темноты июльской ночи прямо перед машиной фары выхватывают стальной блеск. В свете фар прямо передо мной возникает из ниоткуда фигура в маске и длинной чёрной одежде. Казалось, что и не фигура это никакая, а висящее в воздухе белое лицо. Боже, это человек! На полной скорости я неслась на человека. Всё быстрее, быстрее. Прежде, чем я успела испытать ужас и крутануть руль, из тьмы показывается рука, сжимающая короткую волшебную палочку. Короткий приказ. Красная вспышка освещает тёмное шоссе. Со всей дури я вжимаю педаль тормоза в пол и выворачиваю руль, но слишком поздно. Взвизгнули пронзительно тормоза, машину тряхнуло. Невидимая сила инерции ласково, но резко подхватила меня и дёрнула на себя, вперёд. Лобовое стекло подскочило ко мне совсем близко. Треск. Какое же оно холодное. Как же мне больно. Перед глазами вперемешку с осколками проносится вся жизнь. Не моя, чужая. Но от того не менее дорогая мне. Прежде, чем голова столкнулась с чёрной шершавой гладью асфальта, прежде, чем меня осыпало осколками, я вижу сияющее зелёное облако, расцветающее в небе над машиной.***
Вздрогнув, я просыпаюсь. Перед глазами всё ещё стоит видение Чёрной Метки расползавшееся среди свинцовых туч. Я не сразу осознала, что плачу. Плачу, давясь в подушку, захлёбываясь слезами. Грудь разрывает ужас, хочется вопить от страха и тоски. Поднимаю голову. Висящие на стене часы показывали без пяти три. Лина спала мертвецким сном на соседней кровати. Я не стала её будить. Но мне требовалось сделать что-то. Что угодно, лишь бы сбросить оцепенение, оставшееся после чудовищного сна. Я встала, накинула поверх пижамы халат, нашарила на ощупь тапки и тихонько вышла из комнаты. Честно говоря, я намеревалась отправиться на кухню. Может, чай привёл бы меня в чувство. Но мягкий оранжевый свет, струящийся из-под двери в комнату Эда заставил меня остановиться. Не знаю, что щёлкнуло в моей голове, но я прошла мимо лестницы. Я нерешительно остановилась около двери, прислушиваясь. Мало ли чем может заниматься семнадцатилетний парень один в комнате в три часа ночи? Спит, к примеру? Не услышав ничего, я постучалась. Ответ не заставил себя ждать. — Могу я войти? — тихонько попросила я. Получив утвердительный ответ, я вошла в комнату. Несмотря на то, что я часто гостила у Лафнеглов, я была в комнате Эда всего раз или два. Здесь всегда царил хаос. Носки и футболки всевозможных расцветок кучками лежали на полу там и сям, книжные полки были заставлены доверху в случайном порядке и положении, стены обклеены плакатами какой-то английской команды по Квиддичу. В углу пристроилась «Серебряная Стрела», а возле шкафа — пустая клетка улетевшей охотиться Вековухи. На прикроватной тумбочке всегда стоит чашка с недопитым чаем, а на кровати в ногах парня всегда лежит куча чистой одежды, которую Эд ленился разложить в шкафу. Дверцы шкафа приоткрыты, из пыльного сумрака робко выглядывают аккуратно развешанные на вешалках клетчатые рубашки разных цветов. И тут же рядом с полки из кучи-малы свисает штанина. Эд отложил в сторону «Две крепости», которые он уже раз в третий перечитывал, и обеспокоенно посмотрел на меня. В такие моменты он становится до ужаса похож на сестру. — Что-то случилось? — тихо спросил он. — Мне… — я замялась. Я знала, как Эд серьёзно относится к снам после Имаджинериума, но не сказать ему я не могла. — Мне приснился кошмар. — Расскажешь? Я помотала головой. Эд вздохнул, вылез из-под одеяла, уселся поперёк кровати, опершись о стену спиной, и пригласительным жестом похлопал по кровати рядом с собой. Я присела рядом с ним, прижимаясь к его плечу. Такому тёплому, такому успокаивающему. Эд осторожно обнял меня одной рукой. Повисло молчание. Тихое, уютное молчание. Я чувствовала, что растворяюсь в его объятьях, что вся тоска, вся боль куда-то уходят, что в душе разливается тихий покой. — Не оставляй меня, — прошептала я, глядя в чернильную тьму ночи, заглядывавшую к нам в окна. — Ни за что, — тихо ответил он, и, словно подтверждая, прижал к себе крепче.***
Утром я проснулась от того, что чьё-то дыхание щекотало мою шею и чужая рука покоилась на моей талии. Смутно припомнив, что произошло вчера, я раскрыла глаза. Передо мной оказалось лицо Эда. Он спал, приоткрыв рот, словно размазанный из-за подушки. Я хихикнула. Смешно, но он выглядел несуразно мило, когда спал. Светлые волосы свешивались на чуть трепещущие веки, бледный шрам на щеке был закрыт от моего взора подушкой. Он него исходил ужасающий жар. Усмехаясь, я потянулась и едва сдержала крик. Рука, на которой покоилась голова Эда, затекла, теперь в неё словно впивался миллиард миллиардов крохотных иголочек. Осторожно вытянув из-под головы спящего мертвецким сном парня онемевший кусок мяса, бывший недавно моей рукой, я осторожно пошевелила остальными конечностями. Колено упиралось во что-то мягкое и упругое. Покраснев до корней волос, я столь стремительно одёрнула ногу, что стукнулась пяткой об стену. По непонятным причинам глухой удар разбудил Эда. Он открыл глаза, растерянно заморгал, после чего его лицо приняло блаженно-глупое выражение. Всё ещё красная от смущения, я пробормотала что-то про душ и спешно выскочила из комнаты. Несколькими часами позднее, когда мы с Линой готовили завтрак, Эд спустился с несколько озабоченным лицом. — Странно, — сказал он. — Мама должна была приехать вчера ночью, а её нет. — Может, пробки? — предположила Лина, переворачивая ломти бекона на сковороде. — Или ремонт шоссе, пришлось ей ехать в обход. — Вряд ли пробку можно объезжать четыре часа, — покачал головой парень. Проходя мимо меня, он осторожно чмокнул меня в щёку. Я только усмехнулась в ответ, не отрывая глаз от турки, в которой вот-вот должен был вскипеть кофе. Внезапно раздался стук в дверь. Мы переглянулись. Эд поспешил открыть дверь. — Ну, вот и миссис Лафнегл, — пробормотала я, пока Эд шагал к двери. — Почему она стучит и почему не было слышно шума мотора? — нахмурилась Лина, гася под сковородкой огонь. Я сняла турку с огня. Душистый запах кофе расползался по кухне. Щелчок замка. Недоумённый возглас Эда и высокий женский вскрик. Мы с Линой поспешили к двери. — Дети! Бедные-бедные дети! — всхлипывала мисс Лауч, соседка Эда и Лины. Зарёванное лицо она прятала на плече у Эда, который неловко гладил её по голове, смущённо и недоумённо оборачиваясь на нас. Мы только пожали плечами. — Мисс Лауч, что случилось? — осторожно спросила Лина, тронув соседку за плечо. — Вы… вы ещё не знаете? — всхлипнула женщина, поднимая на Лину полные слёз глаза. — Вчера… Вчера на шоссе произошла авария… Я почувствовала неприятный холодок, пробежавший по позвоночнику. Лафнеглы усадили соседку в кресло в гостиной. — Столкнулись две машины… авария… А тот… тот водитель, скотина! Скрылся! Никто найти не может! Машина смята, стекло вдребезги, а она… она… — Я принесу ей воды, — быстро сказала я, выбегая из гостиной. — Мне очень жаль, ребята, — услышала я. — Правда, очень-очень жаль. Ваша мама… Лиди… Её машину нашли на шоссе утром. Боюсь, что она погибла… Стакан с водой выскользнул из моих пальцев. Меня словно окатили из ведра. Белая маска. Красная вспышка. Быстрее, быстрее… Звон стекла. Холодно.