***
— Итак, ученики, — поприветствовал нас профессор Дамблдор, когда мы зашли в кабинет ЗоТИ. — Сегодня мы с вами разучим особую форму колдовства. Вы все в этом самом кабинете проходили заклинание вызова Патронуса? Половина из нас дружно помотали головами, другая половина восхищённо охнула. Дело в том, что в тот год преподаватель Защиты от Тёмных Искусств был приверженцем теории, нежели практики, так что о Патронусах мы знали ровно столько, сколько мог дать учебник. Директор обвёл нас грустным взглядом, но тут же, приободрившись, заявил: — Ну, не страшно! Так, кто расскажет, как вызвать Патронус? С десяток рук взмыло в воздух, в том числе и моя. — Для вызова Патронуса нужно вспомнить самые счастливые воспоминания, иначе кроме вспышки света ничего не получится, — выкрикнул Арти, когда директор указал на него. — Именно, мистер Пронгс. Пять очков Рейвенкло. Кто-нибудь из вас уже пытался вызывать Патронуса, руководствуясь собственными теоретическими познаниями? Нет? Ну, не беда. А какие формы может принимать Патронус? — Как облако серебристого пара или как телесный. — Верно! Десять очков Гриффиндору, мистер Люпин! — Он необъективен, — пробурчал Джастин. — Почему Арти пять, а Ремусу десять? — Потому что это Дамблдор, смирись, — усмехнулась я. — Ну-ка, давайте попробуем на практике! — воодушевлённо заявил директор. — Попробуйте в течении… скажем, получаса, создать Патронуса! Тот, кто сможет создать телесного — подойдите ко мне в индивидуальном порядке. Но предупреждаю: если у вас ничего не выйдет, не огорчайтесь, это нормально. — Он хочет, чтобы мы создали с первого раза телесного Патронуса? — икнула я. — Это же невозможно! Это одна из труднейших форм магии. Тут надо быть либо одарённым, либо могущественным, либо тренироваться хотя бы неделями! — Ну, что поделать, — пожал плечами Джастин. — Это Дамблдор, смирись. Ученики разбрелись по классной комнате. Места было, конечно, немного. Но небольшой пятачок неподалёку от Мародёров мы себе выбили. — Так, давайте по очереди, — предложила Лина. — Попробуем по кругу. Если что, будет не так обидно. Я принялась копаться в голове. Счастливые воспоминания? Наш с Сириусом полёт с горки? Письмо в Хогвартс? Нет, не то. Первый поцелуй? Я вспомнила, как мы с Ремусом стояли на мосту, как он рассказал мне об отъезде Кэтрин. Я помню, как он прижал меня к себе, как встретились наши губы… Нет, это тоже не то. Смятение, смущение, волнение, но не счастье. Качели? Мой первый полёт. Когда мир вокруг раскачивается сперва чуть-чуть, почти неощутимо, но постепенно набирает скорость, и в какой-то момент кажется, что он не остановится никогда. И тогда над головой распахивается бесконечное небо, которое с каждым взмахом всё ближе, которое готово принять в свои прохладные объятья. И веришь, веришь, что когда достигнешь пика, можно сорваться с места и лететь в это синее небо, в эти пушистые кучерявые облака. Но неведомые силы тянут снова назад, под сень старого дуба, мимо проносятся дома, лица братьев, земля оказывается под ногами, становится всё меньше, меньше… А потом она вновь приближается, кажется, что вот-вот упадёшь, но проносишься мимо и вновь попадаешь в объятия неба… Я почувствовала тепло в груди. Так мягко, так приятно, так… волшебно. Я поняла, что выбрала верное воспоминание. Остальные неуверенно озирались по сторонам. Первая решила попробовать Лина. — Экспекто Патронум! Ничего. Совершенно. Подруга изумлённо уставилась на свою палочку, бормоча что-то вроде «Да как так?». Мы сочувственно покачали головами. — Какое воспоминание ты выбрала? — Отборочные в команду по Квиддичу. — Попробуй что-нибудь другое, — посоветовала я. — С первого раза ни у кого не получается. Она пробурчала что-то невразумительное. Моя очередь. — Экспекто Патронум! Вопреки ожиданиям, получилось нечто несуразное. Из палочки вырвалось нечто непонятное, как будто кто-то чихнул молоком. Я разочарованно вздохнула. Не то, не достаточно сильное. У Эда и Джастина получилось не лучше. Со стороны Мародёров раздался восхищённый хохот. Мы дружно обернулись к ним. У Джеймса из палочки вырвалось белесое широкое облако, окутавшее Сириуса, изображавшего дементора. — Они гении, им можно, — пожала я плечами. — Не вешать нос! Попробуем ещё! Все дружно закрыли глаза, пытаясь сообразить, что бы ещё вспомнить счастливого. Я вспомнила, как обрела зрение прошлым летом. Проведя несколько недель в кромешной тьме, я была счастлива вновь видеть. О, невероятно, когда глаз может вновь уловить всю потрясающую игру цветов пламени свечи, когда имеешь возможность насладиться яркостью красок, когда вновь видишь любимые и дорогие сердцу лица. Изумительно, как вспыхивает мир, как играют краски. В такие мгновения восхищаешься всем, вплоть до причудливого узора штор, непонятной точки на скатерти или ужасному свитеру Эда. Когда можешь взглянуть в глаза друзей и увидеть в них облегчение, изумление, когда видишь, как они лучатся счастьем. Даже искажённые слезами радости картины мира не могут идти в сравнение ни с чем, когда видишь их как будто впервые. Это как сделать глоток воздуха, побывав долго под водой, как выпить стакан воды, проведя неделю в пустыне, как… Ох, ни в одном языке нет слов, которыми я могла бы описать это чувство. На сей раз я почувствовала, как покалывает кончики пальцев. Перехватив палочку покрепче, я вышла первой: — Экспекто Патронум! У меня получилось создать широкое белоснежное облако. Миг оно держалось в воздухе, но тут же растаяло, словно сквозняком развеяло. Ребята восхищённо посмотрели на меня, но я чувствовала: не то. Пока я думала, что ещё выбрать, Лина, Джастин и Эд предприняли по ещё одной попытке. У Лины получилось немногим лучше, её Патронус по диаметру был примерно с блюдо, Джастину удалось создать облако, такое же, как и у меня. Зато Эд… С кончика его палочки сорвалось небольшое облачко, которое начало стремительно обретать очертания. Мгновение спустя в центре нашего круга появился белоснежный, почти туманный щенок лабрадора. Но возник он буквально на долю секунды, мы даже не успели его рассмотреть толком. — Вот это да… — восхищённо, но немного обиженно выдохнула Лина. — Обалдеть! — Почему щенок?! — возмутился Эд. Раздались громкие аплодисменты. Мы вновь обернулись к Мародёрам. Сириус, сияя как медный таз, гордо обводил взглядом аудиторию, восхищённо уставившуюся на сидящего рядом с братом огромного белого волкодава. Эд смущённо потупился. — Пятьдесят очков Гриффиндору! — прогремел директор. — Эд, покажи им своего, у тебя же получилось! — сказала я. — У меня маленький щенок, — обиженно засопел Лафнегл. — Ну, что за детский сад? — я закатила глаза. — Это лучше, чем мышь-полёвка. — Но почему щенок? Почему не взрослый лабрадор?! — Это у тебя спрашивать надо, — я пожала плечами. — Да брось! Покажи! Получим пятьдесят очков. — Только если продержится минуту, — вздохнул Эд, помахивая палочкой. Я кивнула и снова попыталась вспомнить самое приятное воспоминание. Перед глазами встала невероятная картина: ночной Лондон, крохотные огоньки горят под нами, впереди чернеет сумрачный лес, а небо сияет мириадами звёзд, горизонт на востоке чуть розовеет. Ветер треплет мои волосы. В груди разрастается невыразимый восторг, с губ срывается счастливый хохот. Я лечу! Лечу над Лондоном, над лесом, прочь от Гриммо навстречу неизвестному! Рука сжимает тёплые пальцы Эда, который летит рядом, на лице — смесь испуга, недоумения и такого же счастья. Следующая картина: огромное озеро, гладкое, как зеркало, чёрное, как сама Тьма, лишь отражает серебряный лик огромной луны. Мы с Эдом сидим под дубом, я прислоняюсь к нему. Я устала, я измотана, но такого изумительного покоя я никогда не испытывала. Покоя, тихой радости и чего-то ещё… Неопределённого. И ничто не имеет значения. Ни Ищейка, ни Кларисса, ни Арабеск. Только тёплое плечо этого парня и бесконечная гладь озера. Третье воспоминание следовало за этим, словно вагончик на прицепе. Костёр, взвивающийся в лиловое небо, вокруг пестрят сваленные баррикадой афиши, звучит музыка, пение, неудержимый смех счастья. Я кружусь в танце вокруг костра, я пою неизвестную песню, я чувствую это неимоверное счастье. В бликах огня видны лица таких знакомых незнакомцев, нашедших убежище в заброшенном парке аттракционов. И ничего больше нет! Нет опасности, нет угрозы! Есть только карнавал жизни, и пламя, и песня, и танец… Азарт и радость подхватывают меня и несут в пляс, всё громче и громче песня, всё жарче и жарче радость в груди, всё волнительнее его прикосновения в этом танце… Восторг и счастье затопили меня с головой. Воспоминание ли? Сон! Но счастливее я никогда прежде не была. Я чувствую тепло, распространяющееся по телу, я чувствую невероятную радость, душевный подъём, до дрожи объявший меня. — Экспекто Патронум! — почти выкрикиваю я одновременно с Эдом. Из палочек вырываются щиты Патронусов, сливаются в одно большое, эфемерное воздушное облако. Мгновение они колеблятся, как единое, но распадаются на два, принявших форму крупной лисицы и щенка лабрадора. Вновь раздаются аплодисменты. На сей раз они адресованы нам. У меня до сих пор дрожат руки, помню, как я тогда рассмеялась. Не знаю от чего, от неожиданности или от того, что не было сил сдерживать восторг. — Сотня очков Рейвенкло за двух прекрасных телесных Патронусов! Мы с Эдом довольно переглянулись и направились к директору. Тот, лукаво сверкая очами, словно по секрету предложил нам зайти к нему этим вечером в кабинет вместе с остальными счастливцами, которым удалось создать телесных Патронусов. Интересно…Часть 11. (Счастливое воспоминание)
2 февраля 2016 г. в 22:55
В кои-то веки жизнь начала налаживаться. Пережитое приключение помогло мне разобраться в себе, ещё и избавиться от серьёзной угрозы. Честно говоря, я была по-человечески благодарна Ищейке за его попытку меня убить именно таким извращённым способом.
После возвращения в Хогвартс я попросила прощения у всех, кто стал жертвой моего психоза, я вновь начала общаться с Ремусом, не чувствуя сожалений или напряжения, я стала больше времени проводить с Линой, даже если это значило, что я сидела под пронизывающим ветром на стадионе. Дошло даже до того, что я написала письмо матери, где извинялась за свой побег (в основном, извинялась перед отцом, конечно) и предлагала ей хотя бы попытаться жить в мире. Ответа не пришло, я даже начала бояться, не случился ли со старушкой сердечный приступ.
Пожалуй, самым прелестным было то, что я перестала пугаться себя. И то, что наши отношения с Эдом наконец-то приняли вполне оформленные очертания крепкой дружбы. После пережитого продолжать грызться было бы глупо. Конечно, мы порой устраивали шуточные ссоры, но это скорее для поддержания тонуса, чем нечто серьёзное. Но меня никак не отпускало чувство, что я что-то упускаю, что я что-то забыла. Что-то важное, что случилось в тот вечер в пещере. Но каждый раз, когда я пыталась хоть что-то вспомнить, перед глазами встаёт знакомая красная пелена, а в ушах раздаётся невыносимый звон. В конце концов я перестала об этом думать и стала просто наслаждаться нашим с Эдом общением. По возвращении он пытался корчить из себя придурка, и тем веселее было наблюдать, зная, что он на самом деле толковый парень, просто прикидывается.
Однако при всех этих радостях жизни я не забывала о том, что где-то неподалёку может ошиваться Ищейка, что где-то не так далеко может ошиваться жаждущая мести Кларисса, что, в конце-концов, в мире идёт магическая война. Школу вновь закрыли, детей на каникулы не выпустили. Балов решили не устраивать. Зато Дамблдор решил устроить нам пофакультетно показательный урок по Защите от Тёмных Искусств. Это в каникулы-то!
В то утро я проснулась от страшного грохота. Спросонок не разобрав, что происходит, я подскочила на кровати, схватив с тумбочки волшебную палочку. Раздался глухой удар — Лина с перепугу запуталась в одеяле и упала на пол. Джина и Анджела с визгом натянули одеяла по самые носы, прикрыв уши ладонями. Оказалось, что Пивз украл с кухни кастрюлю и половник и теперь от души лупил в этот импровизированный барабан аккурат над нашими головами. Дребезжащий звон выводил из себя. Я направила палочку на полтергейста и произнесла:
— Ваддивази! — Половник вылетел из руки Пивза и начал колотить его самого по голове. Полтергейст взвыл, выронил кастрюлю и поспешно вылетел из нашей спальни. – Так, утро добрым решило не быть сегодня? Который час?
— Половина седьмого, — буркнула Лина, которая уже выпуталась из одеяла, накинула его на голову и села на кровать, так и не открывая глаза. — Поднимите мне веки! Я спать хочу — не могу.
— А нечего было целую ночь под одеялом читать всякую ерунду, — от души зевнула я. — Потом ещё и со мной удумала обсуждать это.
— Между прочим, это Шекспир! Бессмертная классика! — так и не открыв глаза, произнесла подруга, падая обратно в подушки.
— Мне пофиг. Если это превращает тебя в ничего не соображащий овощ, то книга автоматически становится ересью, — отмахнулась я.
Спать категорически не хотелось. Хотя сон был обалденным. Соседки по комнате решили ещё немного подремать. А я что? Я оделась, причесалась, убрала волосы, схватила разлегшегося в ногах Лины Инсендио и, тиская кота, спустилась в гостиную. Там уже, позёвывая и потягиваясь, сидели несколько разбуженных полтергейстом учеников. В том числе и Эд. Парень дремал, раскинувшись на диване возле камина. Я взяла с полки какую-то книгу и плюхнулась в кресло рядом с ним. Инсендио на моих коленях сидеть категорически отказался и перебрался на грудь хозяина. Вздрогнув, Эд проснулся, звонко чихнул от кошачьего хвоста, который зверь решил пихнуть ему в нос, согнал кота, сел и увидел меня.
— Доброе утро, — с усмешкой проговорила я. — А ты почему не выспался? Тоже читал?
— Почти, — устало проговорил Эд, потирая руками лицо. — Который час?
— Безобразно ранний, — ответила я.
— Ты до отвращения бодра, — заметил парень. — Смотреть противно! Фу, неприлично же, тут люди сонные ходят, а ты такая весёлая, что смотреть тошно.
— Ну, извините! — Я нагнулась, снова сцапала норовившего сбежать Инсендио и принялась с воодушевлением его тискать. — Помнишь, какой сегодня день?
— День невыспавшихся студентов?
— Смешно. Сегодня Дамблдор проведёт какой-то супер-мастер-класс!
— А, точно. В каникулы. Уроки. Фу.
— Слушай, если ты такой невыспавшийся, шёл бы обратно в кровать, хотя бы подремал, — заметила я, перекрывая возмущённые вопли кота.
— Не могу. Нам Пивз устроил мокрое утро. Он вылил на нас по кастрюле воды. Ледяной. Кровати промокли до нитки, мы тоже, какой тут сон? Вот я тут и дремал, пока ты не приволокла это рыжее чудище. Да отпусти ты его!
— Нет. Значит, нам ещё повезло? У нас Пивз просто устроил концерт с участием ворованной посуды.
— Видимо, повезло. Как думаешь, что будет на уроке Дамблдора? Что-то эпичное?
— Думаю да, он же величайший волшебник последнего столетия, — рассеянно ответила я, поглаживая смирившегося со своей участью Инсендио. — Может, какой-то супер-приём боевой магии? Или новый продвинутый вариант окклюменции?
— Не знаю, но этот мастер-класс для студентов с пятого по седьмой курсы, значит будет что-то невероятное. Как минимум. О, может, нас научат аппарировать?
— Не мечтай, это только с шестого курса.
Со стороны лестницы послышался топот и рассерженное сопение. Спустилась Лина, сжимая в руке кусок пергамента, и подлетела к доске объявлений. Эд лениво наблюдал за манипуляциями сестры. Та тем временем сорвала ненужные бумажки и прицепила свою аккурат посередине доски. Продолжая хмуриться, как обиженный на весь свет ёж, Лина удовлетворённо кивнула и села к нам.
— Что там? — спросила я скорее для приличия, чем из любопытства.
— Расписание тренировок на каникулы! — буркнула подруга.
Такая новость мигом разбудила Эда. Резко вскинув опустившуюся на подлокотник голову, он вскочил, неловко перепрыгнул через спинку дивана и кинулся смотреть на проявление диктаторского нрава его сестры. Сонное бормотание учеников перекрыл возмущённый вопль Лафнегла:
— Да ты с ума сошла! По четыре часа! С девяти утра! Да ты сама к этому времени не встанешь! Лина! Окстись! Имей сострадание! У нас каникулы!
— Вот именно! — важно заявила Лина. — Куча свободного времени! Я специально поставила тренировки так, чтобы после обеда вы были свободны.
— Но зачем? Матч только в феврале! И то, неизвестно с кем, потому как ещё Слизерин и Гриффиндор не играли! Совесть, Лина! Я помню, как наша мама учила тебя этому слову! Со-весть!
— Ты не понимаешь! Вуд возложил на меня ответственность вести команду в качестве капитана! Его мечтой было обыграть Поттера и Блэка! Я заняла его почётное место! Я…
— Ей бы самой по собственному сознанию прогуляться. Вдруг наткнулась бы на здравый смысл, — пробурчал мне Эд, пока Лина распиналась с энтузиазмом Наполеона.
— Оставь её маленькую одержимость, — хихикнула я. — Она хотя бы безобиднее моей.
— Твоя людей хоть не пытала тренировками.
— Лин, — громко позвала я. — Прости, что прерываю твой вдохновлённый монолог, но раз ты начала цитировать Шекспира, значит тебя уже понесло. Так вот, что думаешь, если четырёхчасовые тренировки поставить только новичкам и тем, у кого есть некоторые… пробелы. А те, кто летает хорошо, и старые члены команды пусть приходят, скажем, к десяти. Вот посуди сама, они переутомятся, потеряют энтузиазм, в итоге на игре будет шесть вялых макаронин на мётлах и одна ты. Разве это дело?
Лина посмотрела на меня, изогнув бровь. Я вздохнула, понимая, что на меня сейчас обрушится фонтан негодования, где главным аргументом будет: «ты ничего не понимаешь в Квиддиче!». Но нет, к нашему с Эдом удивлению Лина задумалась, села и медленно выдала:
— Наверное, ты права. Что-то я и в правду увлеклась…
— Не прошло и полугода! — радостно завопил Эд, вспугнув задремавшего около статуи Ровены Рейвенкло Арти. — А теперь сними эту гадость с доски объявлений и напиши новый! Именем старосты приказываю!
— Именем капитана команды приказываю заткнуться! — рявкнула Лина на брата. — Будешь много выпендриваться, я тебе лично лишние тренировки пропишу.
Я с умилением смотрела на их возню, поглаживая Инсендио, который мурчал как трактор.