Одинокий

Если бы не раздражающий звонок мобильного телефона, Игорь бы уехал в ближайший бар и напился бы до беспамятства. От всей гадкой правды, выползшей именно сейчас наружу, ему хотелось кричать и бить. А еще хотелось молить о прощении. Броситься на колени перед портретом мамы на могильной плите и просить прощения за своего отца. За себя, потому что не оказался тогда рядом с ней. За свое поведение в детстве, за любую ее обиду. Стоять и просить о прощении, пока не упадет ничком без сил, с потрескавшимися от жажды губами, с дрожащими руками и черными синяками на коленях. Но даже этого мало для замаливания таких грехов. Стоять там всю жизнь и шептать одно-единственное слово — прости. Пусть льет дождь, идет град или снег, пусть сжигает все на своем пути солнце, пусть одежда на нем выгорит, превращаясь в белую, а кожа совсем станет одним цветом с могильной плитой; пусть он перестанет чувствовать голод и жажду, и глаза перестанут видеть. И, покуда где-то рядом не прогремит взрыв, покуда не рухнет какое-нибудь дерево в знак прощения, не сдвигаться с места. — Да! — крикнул в трубку Игорь. — Игорь Владимирович, это Яков Моисеевич, помните, вы вчера мне вечером звонили по поводу брошки. Просили поискать. И вы не поверите, я таки нашел! — его голос был преувеличенно радостным, потому что вознаграждение радовало его больше, чем сам процесс поиска. — И шо вы думаете? — хотя жил он много лет в Москве, речь его не утратила свои исторические корни. В ней всегда проскакивали совершенно несвойственные обороты. — Этот поц таки придет сегодня ко мне! Он имел несчастье поверить, что Яков Моисеевич не имеет денег именно сейчас, а получит их только вечером! Сразу видно, он таки ничего не смыслит в мире! — На который час вы ему назначили встречу? — устало прошептал парень. — На пять, потому что до этого у меня много дел. Или вы думаете, что я должен бросить все свои ради вас? — Нет, не думаю. Я приеду. Он приходил один? — Да, — сам себе кивнул мужчина. — Я надеюсь, что и вы не приведете с собой весь отдел. Мне не нужна дурная слава даже на черном рынке. — Хорошо, Яков Моисеевич, — он сбросил звонок и посчитал необходимым рассказать эту новость Вике. Девушка была удивлена, что ее вещь нашли так быстро. Все же иметь знакомых в подобной отрасли довольно выгодно. Заявление Пряникову она еще не отдала и сейчас надеялась, что, если брошь окажется той самой, то, возможно, напишет только про поджог. Но она настояла присутствовать на задержании. Жеку оставила в отделе за старшего. Благо, понедельник впервые удался тихим. Никто не воровал, не убивал и не выходил из окон. Оно и понятно — все в отпусках. Родионова вспомнила, что и она хотела в скором времени уйти в отпуск и пообещала себе, что если найдет брошь, то завтра же пойдет с этим вопросом к подполковнику. Игорь довез ее быстро до нужного дома. Всю дорогу он вел себя замкнуто, на все вопросы отвечал односложно. Вика решила, что лучше поговорить с ним вечером. Может, он решится рассказать все. — Игорь Владимирович, а скажите мне на милость, почему вы прятали от меня такую девушку? — старый еврей открыл им поспешно дверь и не забыл про комплимент. Вика покачала головой. — Я не девушка, а следователь, и нахожусь при исполнении, — проходя, сказала она. — И шо? Вы мине хотите сказать, шо комплимент — это таки взятка? — улыбнулся мужчина, провожая их в отдельную комнату. В широкое окно было видно всех, кто заходит в подъезд. Яков Моисеевич немного задвинул штору, чтобы не создавать лишних подозрений, и сел в кресло в ожидании продавца. Вика внимательно смотрела на вдруг посеревшее и осунувшееся лицо Игоря. Она знала, что он вытащил дело о смерти своей матери из архива. Понимала, что переживает. И ей хотелось ему хоть чем-то помочь. Хотя бы разговором. Но сегодня у него что-то случилось, и он будто потерял дар речи. Теперь она понимала, что не оставит его сегодня одного. Он снова напьется и последует примеру Дани. Данилы, машинально поправила она себя. Ему сейчас нужна поддержка, нужен кто-то рядом. Тихий звонок в дверь, очень похожий на колокольчик, заставил обоих отвлечься от своих мыслей. Вика достала оружие из кобуры и прислонилась к стене рядом с дверью. Она была открыта, что позволяло беспрепятственно слушать диалог за дверью. Игорь внимательно всмотрелся в окно. Во дворе люди, конечно, сменились, но никаких парней или подозрительных личностей он не увидел. — Ну что, дядя, брать будешь? — голос оказался слишком тонким и высоким, но мужским. Перед Яковом Моисеевичем стоял высокий и рослый мужчина в черном с подвешенной рукой, так обычно фиксируют ее при переломе. Глаза его были полностью закрыты темными линзами, отчего еврею становилось не по себе. Другую руку гость держал в кармане, видимо, сжимая брошь. — Конечно, — протянул коллекционер, — я своих слов на ветер не бросаю. Проходите. Он начал рыться в комоде, пока парень по-звериному осматривался, боясь, что они не одни. Вдруг мужчина достал пачку денег и протянул ему. — Считать будете? — больше всего он боялся, что ответ будет утвердительным, ведь действительно деньги были лишь немного сверху и снизу, а между ними нарезанные газеты. — Нет, дядя, но если не хватит, я вернусь, — он положил на маленький столик брошь и потянулся к стопке. — Не вернешься, — Вика вышла, вытянув вперед пистолет, — полиция, вы задержаны по подозрению в умышленном поджоге. Парень бросил деньги и бросился к двери, но открыть ее не смог. Яков Моисеевич не доверял одному замку или бронированной двери, поэтому его дверь можно было считать готовой головоломкой: сначала шла цепочка, которую надо было провести через маленький лабиринт; потом замок, на котором надо было снять блокировку; еще ниже второй замок, который открывался магнитным ключом, а потом обыкновенным. Неудавшийся вор понял, что бежать ему некуда. Он страдальчески закатил глаза и сдался. Вика вызвала наряд, гадая, как теперь будет объяснять все Пряникову. Она держала в руках ту самую брошь и аккуратно гладила ее пальцем. К счастью, никаких видимых повреждений не было, а микроскопические на первый взгляд не установит никто. Игорь усадил задержанного на диван и оперся на стол позади. — Слушай теперь внимательно, — начал он. — Мы сейчас приезжаем в отделение, ты честно все пишешь про поджог. — Какой поджог? Мне брошка от бабки досталась. Разбирал вещи в сундуке и нашел. Решил продать! Уже за это сажаете? — как-то запоздало стал возмущаться парень. — Рот закрой и слушай, — громче повторил Игорь. — Ты пишешь, что поджег квартиру. Хотел найти там деньги, но их не оказалось, вот ты в порыве злости решил хоть так отомстить хозяевам за плохой прием. Про украденную брошь хоть словом обмолвишься, поверь, сядешь за изнасилование малолетних, — пригрозил ему парень. — Знаешь, что с ними на зоне делают? — Догадываюсь, — сник вор и недовольно засопел. — Вик, слушай, мы ему тут срок пытаемся уменьшить, предлагаем очень выгодные условия, прям как в банке, а ему не нравится, — хмыкнул Игорь, оборачиваясь к девушке. — Какие же это выгодные? Дача ложных показаний карается законом, не так ли, товарищ начальница? — расплылся в глупой улыбке парень. Вика вздохнула. Она действительно шла на сделку с совестью. С одной стороны, она не могла ждать полгода, пока пройдет суд и ей наконец отдадут брошь; с другой стороны, уменьшить срок этому преступнику значит оставить его безнаказанным. В такой ситуации она наплевала на все свои полицейские установки и делал выбор в пользу семьи. — Смотри сюда, — Игорь достал свое удостоверение. — Читай по слогам, если в своих линзах хоть что-то видишь, — он провел указательным пальцем по фамилии. — Знаешь, кто это? А теперь посчитай, сколько у него денег. И реши задачу: лучше сейчас соврать или получить пожизненное? Он не хоте прибегать к власти глубоко противного ему человека, но это была крайняя мера. Игорь слишком устал сегодня, чтобы просто упрашивать или приводить другие, менее действенные доводы. Так что он был размахивать хоть свидетельством, что он сын Джека-Потрошителя, лишь бы этот день закончился. Преступник недовольно хмыкнул и отвел взгляд. — Я извиняюсь, Игорь Владимирович, я должен вам что-то написать? — Нет, ничего. Спасибо вам за помощь, — устало произнес парень. — Игорь, а как мы будем объяснять, что взяли его здесь? — вдруг отвлеклась от радужных мыслей Родионова. — Кто тебе сказал, что мы взяли его здесь? — ответил ей вопросом на вопрос парень. — Я увидел его на улице, погнался и скрутил. Вика нахмурилась и покачала головой . — А это я признавать не буду! — гордо воскликнул преступник. — Ложь должна быть похожа на правду! А я по улице не хожу, я телепортируюсь или передвигаюсь через пятое измерение! — Слышь, ты, придурок, я тебе сейчас седьмое покажу, хочешь? — Игорь дал ему громкий подзатыльник и заметил, как одна из линз поползла. Парень тут же засуетился, пытаясь ее не сморгнуть, но было поздно. Соколовский внимательно посмотрел в его глаза. Зрачки были такими огромными, что радужка была видна лишь на миллиметр при такой-то освещенности. — Але, друг, ты вообще с нами? — потряс его за плечо Игорь. Тот показал ему язык и глупо засмеялся. — Вик, он наркоман, он и не вспомнит, как оказался в отделении. Они вышли и отдали преступника на руки наряду. — Игорь, документы оформим завтра, а сейчас домой, — сказала Вика, проводив машину полиции взглядом. — Садись, отвезу, — кивнул он на свою машину. — Ты не домой? — удивилась девушка. — Нет, Вик, не хочу. Дела есть. — Напиться и сесть пьяным за руль? — строго спросила она, опускаясь на соседнее сидение. — С первым угадала. Второе — ни в коем случае. Домой приеду на такси. В отделении буду вовремя. — Игорь… — Вик, не сейчас. Мне и так хреново, так еще и твои нотации выслушивать, — вздохнул парень. Телефон в кармане девушки мягко завибрировал. Она ответила на звонок, прослушала молча и положила трубку. Ее лицо побелело, губы сжались, а пальцы судорожно вцепились в ручку двери. — Игорь, останови машину, — в ее голосе появились нотки напряжения. Вика старалась дышать глубже, чтобы не выдать волнение и страх. — Зачем? Я еще не пил и еду по правилам, — он все же немного сбавил скорость. — Игорь, я прошу тебя, останови. Парень пожал плечами и припарковался у остановки. — Игорь, звонил Пряников, — тихо начала она, — Владимир Яковлевич повесился. Соколовский почувствовал как на шее и лбу выступил ледяной пот, пальцы сжали руль до побеления костяшек, а очередной вдох, казалось, опаляет легкие изнутри.