Одинокий

Владимир Яковлевич тяжело опустился в кресло. К чему сейчас копаться в прошлом? Зачем он вообще Игоря отправил служить именно в то отделение? Надо было сначала навести справки, чтобы не попадать в такую тяжелую ситуацию. Но теперь поздно об этом думать. Теперь его разум занимали совсем иные мысли. Он чувствовал себя, как зверь, бегущий от охотников, сбивший лапы в кровь и не знающий ни минуты отдыха. Охотники тоже были сильны и выносливы, что не отставали даже на самых крутых горах. Мысли из прошлого, от которых он бежал с невероятной скоростью, заполняя каждую секунду своего времени делами, настигли его и загнали в угол. Правду говорят, что не пережитые эмоции в прошлом обязательно выползут в настоящем. И вот он с ними один на один. Память, услужливо издеваясь, в мельчайших подробностях восстанавливала тот вечер. Слово в слово он вспоминал их скандал по телефону, когда он в сердцах бросил ей про развод. Как провел ночь у любовницы. С ней было легче. Она никогда от него ничего не требовала, не устраивала скандалов, не плакала. Он не выносил женских слез. Вопреки расхожему мнению, что они вызывают сострадание, они вызывали злость. Владимир привык решать вопросы без лишней эмоциональности, а жена, будучи довольно чувствительной женщиной, с трудом себя сдерживала. А потом он приехал утром домой, надеясь увидеть ее хмурый взгляд. Она могла долго не разговаривать с ним и даже не попадаться на глаза, закрывшись в своей спальне. Но на столе все равно стоял теплый завтрак, как бы обижена она не была. Но еще поднимаясь на этаж, Владимир чувствовал необъяснимое ощущение тревоги. Оно только усилилось, когда он зашел в квартиру. Ани нигде не было. Она не сидела в зале, поджав под себя ноги и читая книгу; не готовила ничего на кухне; кровать и вовсе была аккуратно заправлена. Сначала Владимир успокоил себя мыслью, что жена, наверное, уехала к сыну. Но когда он толкнул дверь в ванную, то почувствовал, как перед глазами темнеет. Мужчина схватился за раковину, чтобы не упасть совсем. Аня лежала там. Вся вода была алого цвета, с запястий уже не текла кровь, лицо было мертвенно белое. Он остолбенел, не в силах даже сдвинуться с места или хотя бы закричать. Руки вцепились в единственную опору. Но он все равно рухнул на колени и схватил жену за руки. Это было похоже на помешательство. В порыве спасти ее уже холодное тело он пытался вытащить ее из воды, но ноги каждый раз подкашивались, и мужчина безуспешно падал на пол, ударяясь коленями. Он целовал ее омертвелые пальцы и шептал, что не хотел этого. Обещал, что будет заботиться об их ребенке, что вырастит его самым лучшим человеком. А безжизненное тело все так же не реагировало на происходящее. Его рубашка вымокла в крови, а язык чувствовал металлический привкус крови на губах, но боль была сильнее. Мужчина не знал, сколько времени он просидел рядом с ней, пока не вызвал скорую. Потом были допросы, где его обвиняли в доведении до самоубийства; следователь, намеренно повторяющий одну и ту же фразу «Самоубийство всегда лежит на совести тех людей, которые до него доводят». И длительный запой, из которого его с трудом вывели друзья. На могилу к жене мужчина никогда не ходил. Не мог смотреть на ее фотографию там. Он видел и чувствовал немой укор. Чувствовал свою вину, которую не сможет искупить всеми богатствами мира. А теперь собственный сын обвинил его почти теми же словами, что и следователь. Теперь и он считает его преступником и предателем их семьи. И доказать обратное не получится хотя бы потому, что Владимир был с ним согласен. Он налил себе еще виски и залпом осушил стакан. Жгучее чувство вины требовало немедленного избавления. Мужчина и сам не понимал, с каким маниакально пьяным взглядом он смотрит на крепкую люстру под потолком. Как холодно и отрешенно затягивает петлю из галстука, неспешно привязывая ее к массивному основанию люстры. Будто кто-то извне ему нашептывал действия. Но в голове отчетливо билась мысль, что так он сможет навсегда искупить свою вину перед женой и сыном. Что это будет единственный в его жизни мужской поступок, а не поступок труса, не способного сознаться в своих грехах и получить за них возмездие. Когда удавка затянулась на его шее, лишая кислорода навсегда, он почувствовал, как вырывается из черной пучины гнетущих мыслей.

***

Когда Игорь с Викой подъехали, тело Владимира Яковлевича уже выносили в черном мешке. Парень, не закрывая машины, бросился к нему, но несколько полицейских успели его задержать. Он молча в немом отупении смотрел, как закрывается дверь труповозки после загрузки тела. Потом, когда ему удалось вытащить дрожащими руками документ, он попал внутрь ресторана отца. Прошел мимо нескольких сотрудников и оказался в его кабинете. Если бы он не знал, что отец мертв, то посчитал, что тот просто вышел на улицу. Все документы и вещи лежали на своих местах. Никакого беспорядка, намекающего на злость его отца, даже близко не было. Но отец редко выходил из себя, предпочитал переживать все эмоции внутри. Только немного перекошенная люстра и висящий на ней темно-серый галстук были свидетелями его самоубийства. Но парень смотрел на это с удивительным спокойствием. Возможно, всему виной был шок из-за столь стремительно разворачивающихся событий, а, может, наоборот — появившееся в нем безразличие. Вика стояла за его спиной. С момента, как она сообщила ему новость, он не сказал ей ни слова. И гнал машину так, что девушка пожалела, что не пристегнулась. Вика понимала, что он знал, куда ехать. Значит, они с ним недавно виделись, поскандалили из-за смерти матери, вот Владимир Яковлевич и не выдержал. Они оба были слишком категоричными людьми и привыкли верить только голым фактам, обвинять раньше, чем разберутся во всем. Игорь в это время выслушивал следователя и коротко отвечал на вопросы; иногда его перебивал эксперт, докладывая о своих догадках. Парень слышал все как сквозь вату. С ужасом он понимал, что не чувствует даже сожаления, ему не жалко своего отца. Ему казалось, что именно так и должно было закончиться его расследование. Эта жирная точка навсегда избавит его от душевных терзаний и долга перед покойной матерью. Он вышел на воздух. Благодаря хорошо обученной охране, на всей улице не было ни одного журналиста. Вика поспешила за ним. — Игорь, теперь ты куда? Парень неопределенно пожал плечами. — Я могу тебе чем-то помочь? — она внимательно смотрела на парня. — Да. Помоги мне с похоронами, — все так же безэмоционально ответил он. — Хорошо. Только глупостей не наделай, ладно? — доверительно попросила Вика, осторожно беря его за руку. Он молча кивнул, сжимая ее теплую ладонь.

***

Игорь не мог поверить, сколько людей придет на похороны его отца. Конечно, большая их часть — его партнеры по бизнесу, но были и обычные люди. Все выражали ему глубокое соболезнование и предлагали свою помощь, а в душе радовались, что на какое-то время компания его отца приостановила свою деятельность. Нельзя верить этим лицемерным людям, которые с напыщенной скорбью сочувствуют, а за спиной готовы произносить тосты за смерть. Игорь отвечал им короткой фразой с благодарностью и ждал, когда этот бесконечный вечер закончится. Он хотел похоронить отца без лишней суматохи, пригласив только пару его друзей, но остальные решили не оставаться в стороне, из-за чего похороны стали походить на какой-то праздник. Парня это раздражало, но приходилось терпеть, чтобы не дать лишнего повода журналистам очернить их семью. Насколько смог, он остановил распространение новости о смерти отца, но желтая пресса продолжала пестрить «шокирующими» подробностями смерти. В конце концов, он сдался и перестал реагировать на них. Вика помогла ему очень сильно, взяв на себя все заботы. Она не говорила с ним о смерти отца и вообще никак не касалась этой темы. Пусть это останется его личным переживанием. Если он сможет об этом говорить, то начнет первым. Когда вся траурная процессия покинула кладбище, Игорь не ушел вслед за ними. Он решил остаться здесь. Вика стояла рядом с ним. — Тебя оставить одного? — вдруг нарушила она молчание. Девушка чувствовала себя лишней здесь. — Нет, — ответил парень, поворачиваясь к ней. — Все, что хотел, я ему уже сказал при жизни. — Дальше как? Вернешься обратно в отдел? — перевела она тему. — Нет, надо заняться его бизнесом. Он бы не хотел, чтобы я все растратил. Они медленно шли по широкой дороге между могилами. Она — в аккуратном черном длинном платье без лишних украшений и в туфлях на низком каблуке. Он — в привычном черном костюме. — Ты не жалеешь о его смерти? — решилась она на самый главный вопрос, который не давал ей покоя все время. — Нет. Мы никогда не были с ним близки после смерти матери. — Он столько для тебя сделал, — вдруг начала она. — Да ни черта он для меня не сделал. Вся эта мишура из денег и успешной жизни была просто оправданием за смерть матери. А его смерть — единственный достойный поступок, чтобы искупить свою вину, — спокойно ответил он, ловя ее руку и переплетаясь пальцами. Вика вздрогнула. В последние несколько дней это осторожное и простое прикосновение заставляло ее смягчиться. Игорь, измотанный работой с журналистами, приходил домой и, когда они пили чай перед телевизором, не обращая внимания на идущий сериал, брал ее за руку. Это не было не намеком, не приставанием, а просто просьбой о поддержке. И она не сбрасывала его руку, а медленно водила указательным пальцем по его ладони. — Я завтра рапорт напишу, — вдруг продолжил он. Солнце, вопреки горю, светило ярко, заливая все пространство своим ярким светом. — Да, а я съеду, — добавила она. — Куда? — Игорь остановился и непонимающе на нее посмотрел. — Я нашла хорошую квартиру, недорого. — Зачем? Я тебя ведь не выгоняю. — Я злоупотребляю твоим гостеприимством, — уперто произнесла она. — Нет, Вик, это я злоупотребляю твоей заботой.