— Чуть не сбила меня с ног! Куда так бежишь? — От нелюбимого, стоящего на коленях, к любимому, плюющему с высокой колокольни.©
На самом деле Момо не была удивлена, хоть и совсем по-другому представляла родителей Хосока. Вместо высокой, сухой женщины с ядовитым взглядом перед ней предстала низенькая, как и ДжиУ, женщина с едва тронутыми улыбкой губами. А вместо низкого мужчины, толщина подкожного жира на животе которого равнялась бы толщине его кошельке, был такой же высокий и худой мужчина с суровым взором на каждую деталь интерьера. А затем и на каждую часть существа Момо. На её улыбку никто ничем подобным ей не ответил. Хосок взял её за руку и медленно притянул к себе. ДжиУ активно вертелась вокруг родителей и брата, пытаясь, кажется, всеми методами разрядить атмосферу. Хосок был напряжен и сосредоточен, бегая глазами от мамы к отцу. Словно пытался уловить каждое их движение и каждую ужимку. То ли, чтоб убедиться в их доверии, то ли, чтоб засечь какой-то прокол в их поведении. — Мам, пап, это Хираи Момо. — ДжиУ задорно раскинула руки в стороны. — Момо, это наши родители. Она ожидала чего угодно, но не этого. — Японка, — с досадой и каплей презрения произнёс отец Хосока. Хотя взгляд его отражал лишь максимальную сосредоточенность, с которой он оглядывал её наряд. — У тебя всегда был извращенный вкус, Хосок. — Имя сына он произнёс так, словно это было кодовое слово для вызова демона. Много времени прошло с тех пор, как она видела какие-то осуждающие взгляды и слышала расистские высказывания. Не считая, конечно, неприязнь её одногруппниц. Но они были молоды и глупы, как и она. Взрослые же лучше всех помнили, что Япония сделала Корее, но все-таки девушка не думала, что можно ожидать такое от этих самых взрослых. Взрослых, что отличались мудростью и тактичностью. И она поняла, что не должна удивляться, вспомнив особые успехи родителей Хосока в воспитании детей. — Очень приятно с вами познакомиться, — как можно громче (чтобы ни в коем случае не показать, что её задели) и естественней произнесла Момо и быстро кивнула. — Я Хваён, — строго сообщила мать Хосока, словно эта была для Момо жизненно необходимая информация. — Мама ДжиУ. И Хосока. — Знаю. — Момо сжала губы в улыбке. — А мы о тебе ни сном, ни духом, — сообщил отец Хосока. — Неприятный сюрприз. — Как и ваш приезд, — язвительно произнёс Хосок и натянул улыбку. Что странно, Хосок и его отец не встречались взглядами. И ещё бы секунда и в наполненным "словесным газом" воздухе пробежала бы искра — и все взорвалось. Вдруг между парой родителей и парой Хосока и Момо возникла ДжиУ, которая все ещё широко улыбалась. Она предложила всем пройти к столу и угоститься, чем душа желает. Момо со своим "парнем" пошли последними. Прямо сейчас, когда сбылись даже те ожидания, которые она не ожидала, интерес к этому вечеру пропал. Момо хотелось чтобы все это поскорее закончилось, ведь теперь она поняла, что никакие достижения, в том числе и она в качестве эталона достойной девушки, не возвысят Хосока в глазах родителей. На каком-то генетическом уровне они относились к нему с негативом. Но ей ещё предстояло отыграть свою роль. Хотя она уже провалила свой образ "идеала", просто оказавшись японкой. Поэтому девушка с тоской посмотрела в сторону Адачи, который был свободен и счастлив сейчас. Стоял там у окна и прятал улыбку в бокале. — Красиво, — сухо произнёс отец Хосока, оглядывая помещение с шампанским в руке. — Да, ДжиУ, ты как всегда блестяще... Голос матери Хосока и все прочие звуки заглушились для уха японки. Она обратила всё своё внимание на отца семейства, если можно было так говорить. Он осматривал стены и гостей тем же взглядом, каким Хосок осматривал его самого недавно — словно искал изъян. А Момо пыталась разглядеть изъян в нем. И неожиданно их взгляды встретились. Он явно дал ей понять, что она ему совершенно не нравится, в отличие от декора комнаты. Она же попыталась улыбнуться ему. "Что же с вами не так?" — подумалось девушке, которая продолжала бесстрашно пялиться в лицо мужчине. — Момо, — позвала её Хваён, — ты ведь покажешь мне второй этаж? ДжиУ и Момо почти одновременно нервно сглотнули, испуганно заморгав. Хосок же, пытаясь выглядеть естественно, провел рукой по волосам и спрятал испуганный взгляд, прикрыв глаза руками. — Мама, давай лучше я? — вмешалась ДжиУ. Но мать одарила её таким взглядом, что она больше не пыталась повернуть ситуацию в другое русло. Женщина взяла японку под руку и повела к лестнице. Когда рука её оторвалась от руки Чона, Момо поняла, что теперь каждое её слово было, как шаг на минном поле. Женщина пожелала переговорить с девушкой сына на балконе в конце коридора второго этажа. Момо редко к нему приближалась, потому что другие вещи занимали её время. Но круглый мраморный "выступ" хоть и выглядел дорогим, внимание Момо привлекал, плюс с него открывался завораживающий вид на сад. На сад, в котором сейчас горели все деревья желто-синими гирляндами. Девушка коснулась руками холодных мраморных перилл и начала считать дорогие машины у въезда во двор. — Ты не думай плохо о моём муже, Момо, — начала Хваён, подходя сзади тихими шагами. Момо тут же обернулась и внимательно посмотрела на маму Хосока. Она старалась, чтобы её голос не звучал пренебрежительно. — Это вы о том, какой он "замечательный" отец для Хосока? — Вообще-то я о том, что он не любит японцев. — Низенькая женщина сощурено глянула на японку. — Но тебе есть, что сказать? Ей, определено, было что сказать. Только имела ли она права? Праведным гневом запылало её сердце. Больше всего она желала сейчас высказать всё и за неё, и за Хосока, как если бы она знала, что он чувствует. Но в голову, как задорная сила шампанского, ударил факт, что она в этом доме всего лишь служанка. Хираи не решилась раскрыть рта на тему, которая её беспокоила. — Нет, мэм. — Сколько вы встречаетесь? "Проверка свекрови" в эфире; Момо неловко улыбнулась. — Около года. — Около года? Девушки обычно помнят такие даты до минуты. — Женщина отпила из своего бокала, который принесла с собой. — Я не обычная девушка. Нежданный порыв холодного вечернего ветра заставил Момо поморщиться. Отворачиваться было некрасиво, куда деть глаза она тоже не знала. Поэтому Момо уперлась спиной о мраморную балюстраду и на секунду повернула голову назад. Солнцу оставались миллиметры до исчезновения. Девушка завидовала солнцу. — А как давно вы живете вместе? — С зимы. — Тебе комфортно? — Что вы имеете в виду? — уточнила Момо. Разговор был серьезный, едва ли с оттенком доброй семейной беседы. Скорее было похоже на собеседование. Но она вспомнила невольно ночь, когда ночевала в комнате Хосока, и как их застукала ДжиУ — ей стало смешно. Момо едва удержалась от улыбки. — Конфортно ли тебе с моим сыном, я имела в виду. — Момо показалось, что женщина произнесла это немного раздраженно. — Само собой. — И его храп тебе не мешает? — улыбнулась миссис Чон. — Ничего подобного не замечала. — Момо не нравились эти вопросы, к которым она не готовилась. Для пущей убедительности добавила: — Сплю как убитая. Если в этом разговоре-игре имелись сигменты, то этот сигмент Момо прошла. Потому что женщина сделала паузу, видимо, чтобы подобрать другого рода вопросы. Момо с облегчением вдохнула прохладный влажный воздух. Кажется, намечался ночной ливень. Будет ли она любить дождь сегодня или нет — зависело от исхода этой беседы. — Не смущают его тату? Ну, это уже был откровенно глупый и наглый вопрос. Момо ведь видела тело Хосока — оно было чистым. Неужели миссис Чон не пытается даже скрыть, что проверяет её. — У него есть тату? — недовольно спросила Момо, вскинув бровь. — Нет, нет, конечно, — отсмеялась женщина. — Не было, по крайней мере. Я думала, сделал. Он хотел. Миссис Чон прошла к ограждениям и тоже уперлась в них. Девушка сжала зубы, но все равно не смогла промолчать: — Может, следует почаще интересоваться жизнью сына? — У тебя все-таки есть какие-то претензии ко мне? — кореянка повернула голову на собеседницу. — У меня — нет. — Она медленно замотала головой. — Что ж чудно, — таким тоном сказала миссис Чон, словно подытожила один этап. — Что же вы планируете делать дальше? — Мы ещё не решили. Пока живем тут. — Такой ответ, думала Момо, вряд ли устроит маму Хосока. — Может, потом снимем квартиру, чтоб не сидеть на шее у ДжиУ, найдем подработку, заведем кошечку, собачку и много-много цветов... Девушка пыталась звучать романтично. Как все "обычные девушки". И хоть атрибуты её счастья выглядели по-другому, но представляя все названные образы в голове, а заодно рядом с собой Её Человека, она невольно разулыбалась. Когда опущенные и полуприкрытые глаза она подняла на маму Хосока, то поняла, что прокололась. Женщина ехидно улыбалась и потихоньку отпивала из своего бокала. Поднимая периодически свой взгляд перед собою, она пугала Момо ещё больше. — Как же вы заведете кошечку, если у Хосока аллергия? Сердце Момо пропустило удар. Дело в том, что она просто говорила шаблонами для пущей красоты речи и всерьез не имела в виду завод питомца, но это не звучало, как правда. С другой стороны, Хираи не могла быть уверена, что женщина её не обманывает, как с татуировками. — Кошечку я так, для примера назвала... — А известно ли тебе, Момо, что дом этот по праву Хосока? И что, скорее, ДжиУ будет сидеть у вас на шее. Каждая клеточка тела Момо хотела закричать о том, какой же это нелепый и бессмысленный разговор. Как и весь этот спектакль. Она ещё ни разу не видела, чтобы сын ради родителей выдавал малознакомую девушку за невесту. Или чтобы мать этого сына устраивала своей невестке чертов допрос и пыталась подловить на чем-то. Даже сценаристы дорам до такого бы не додумались. Прямо сейчас ей хотелось раскрыть правду и убежать отсюда. Но она подумала о Хосоке, который стоит там сейчас со своим суровым отцом наедине — и ей стало жалко его. Несмотря на то, как плохо он с ней обходился, сейчас он был для неё несчастным обделенным ребенком, которого нельзя было подвести. — Нет, я не знала. — Удивительно, что Хосок не рассказал, что отец завещал ему дом. Наверное, он рассказывал только плохое? — Так это не дом ДжиУ? — Это наш дом. Был, до того, как мы отъехали, и остался после... — "Отъехали"? Вы это так называете? — возмущение в голосе Момо уже прятать не пыталась. — ДжиУ и Хосок на тот момент уже вышли из того возраста, когда формируется и закладывается. Мы дали им все, что могли. А нам надо было расширяться, и так мы половину наших дел перевели заграницу. — Почему нельзя было взять детей с собой? Женщина тяжко вздохнула прежде, чем продолжила: — ДжиУ просто не могла позволить нам взять Хосока из-за его фобии, настояла, чтобы мы оставили их. И мы оставили. В нашем доме, с деньгами и прислугой... — Но без любви. Миссис Чон повернула голову на японку и нахмурилась чуть слабее, чем хмурилась Момо. — Это неправда. Всё, что мы сделали и делаем — всё ради них. Момо тихо усмехнулась, но надеялась, что её услышат. — Тогда почему Хосок несчастен? Момо подумала о годах бурлящей пустоты внутри маленького мальчика, который думал, что его оставили. О том чувстве ненужности, которое оказало большое значение на формирование его характера и видения мира. Нельзя было оправдывать каждый его плохой поступок плохим поступком родителей, ведь выбор он делал сам... Но всё же жалостливое сердце японки сжималось сейчас от грусти. — Ты хорошая девушка, Момо, — произнесла миссис Чон, вдруг выпрямившись и продолжая смотреть перед собой. — Видимо, очень озадачена благополучием Хосока. Но ты должна понять, что Хосок сам себя делает несчастным, и ему никто не поможет, кроме него самого. — Она допила шампанское, и растянула губы в победной недоброй улыбке. — У Хосока есть одна маленькая татуировка за ухом. И у него нет аллергии на кошек. Но зато есть фобия — страх летать на самолетах. Не знаю, как там сейчас молодежь строит отношения, но мне кажется, девушка должна знать такое. Хираи ничего не могла ответить, потому что не было очевидно — раскусили её или просто обвинили в безразличии к деталям жизни парня. Каждое её слово могло улучшить или ухудшить положение. Следовало сказать что-то нейтральное. — Я полагаю. — Ты похожа на влюбленную, но не ту, которая живет совместно с парнем. Тем более с таким, как Хосок. — Что же мне нужно сделать, чтобы подходить под ваши критерии похожести? — спокойно поинтересовалась Момо. На этот вопрос женщина не собиралась отвечать. Она уже направилась к дверям, что вели из балкона в коридор. Голова её была гордо поднята. Перед тем, как оставить японку наедине с мыслями, она заговорила, развернувшись: — Если ещё один парень попросит тебя жить с ним в доме и умолчит, что этот дом — его собственность, бросай его к чертям. И затем — тишина. Нельзя было однозначно сказать успех или провал. Но Момо больше склонялась к тому, что миссис Чон не глупая женщина и раскусила её. В любом случае гадать было незачем, все раскроется позже. Главное, что она сделала все, что могла, отыграла роль — и могла свободно дышать. Правда вниз спускаться особо не хотелось.***
Девушка услышала быстрые шаги позади и обернулась. Парень с мрачным лицом даже не посмотрел на нее — прошел к другому концу балкона и уперся руками в перила. Он дышал тяжело и сжимал руки в кулаки, при этом прикрыв глаза. Кто-то сильно разозлил его (скорее всего Момо знала, кто это был). Отчего-то ей стало немного радостно. Ведь, очевидно — её разговор прошел удачнее, чем его. Через время, в которое Момо терпеливо ожидала комментария Хосока — ведь теперь вся эта ситуация и её касалась — парень решил пойти на контакт. Он подошел к месту, где стояла Момо, и вновь расплостал ладони по холодному камню перилл. Может, это его охлождало во всех смыслах? Девушка повторила положение его рук. — Продолжает свою дибильную игру... — пробормотал он себе под нос. Губы Момо раскрылись, и она было хотела сообщить ему о своей сомнительно успешной беседе с его мамой, но передумала. Он, кажется, был уверен, что у нее прошло все хорошо, и как-то не хотелось его расстраивать. Лучше Момо расстроит саму себя тем, что вновь не оправдала чьих-то надежд. — Кто-то еще, кроме нас, играет в дибильную игру сегодня? На удивление, Хосок спокойно отреагировал на подкол девушки. Точнее, совсем никак. — Мой отец. И очень наслаждается, кстати. — Что это у него за игра? — Это, как в шахматах пожирать фигуру другого. Только проблема в том, что я без фигур и играть с ним не хочу. Было немного неловко от того, что Момо не понимала, о чем толкует Хосок. — О чем ты? Думаешь, твоему отцу в его возрасте до игр? — Его цель — сожрать меня морально. И я думал, ты видела, как он со мной себя ведёт. — Да, было не очень красиво. Но я изначально предполагала, он тебя изобьет при всех. — Она непринужденно пожала плечами. Хосок повернул на неё голову и недовольно поморщился, но она это не сразу заметила. Когда она подняла голову на него, то вспомнила о тех вещах, в которых прокололась. Первой на ум пришла татуировка Хосока. Неужели она правда существует, а он даже не сообщил о ней на всякий случай? Девушка бесцеремонно схватила его за подбородок и вернула его голове прежнее положение — боком к ней. Хираи приподнялась на носочках и посмотрела за ухо парню. Там красовалась татуировка — неизвестная ей руна. Момо обреченно опустила голову, убрав и руку с его лица. Хосок продолжал смотреть на неё с еще большим оттенком недовольства. Прежде, чем он успел что-то сказать, она начала, слегка повысив голос: — Почему ты не сказал, что дом не ваш с ДжиУ, а родителей? — А это не очевидно? — Нет. Я думала... — То, что ты надумала — твои проблемы. — Окей, — гневно выдохнула она. — Но то, что ты сам мне сказал — родители бросили тебя. Это ведь не совсем правда. В этот раз он не просто обратил на неё своей взгляд, но и развернулся всем телом. Устало вдохнув, он склонил голову набок. — Слушай, мне было десять. Я мало, что понимал. Я знаю обо всём только со слов сестры. Но что бы там ни являлось правдой, рядом со мной их не было. И сейчас они продолжают демонстрировать свою ненависть ко мне. В буквальном или абстрактном смысле я считаю, что меня бросили. А всё, что в твоей голове, — он коснулся пальцем её лба и, видимо, намеревался тыкать в него, пока не закончит говорить, но Момо отбила его руку своей, — это не мои проблемы. Всего лишь сутки назад они сидели друг напротив друга, и она не чувствовала между ними различий. А сейчас, по старой и знакомой схеме, он демонстрировал своё превосходство, принижал её существо одним лишь взглядом и всячески намекал, как она малозначительна в иерархии его интересов. За его пренебрежительный тон Момо хотела врезать ему. — Знаешь, — сузила она глаза, — твоё поведение только подтверждает, что поступок твоего отца был верным. — Что ты сказала? — гневно прошипел Хосок. Но девушка не удостоила его ответом, быстро пошагала к выходу. Она самую малость переживала, что он разозлился так, что сможет ответить ей физическим насилием, но парень даже не пошел за ней. Не увидев его позади в коридоре, Момо замедлила шаг. Он спустился позже, когда японка уже стояла у стола и с важным выражением оглядывала блюда. Вид она создавала такой, будто в мучениях выбирала, что бы съесть, но на самом деле есть она не хотела, просто желала, чтоб её больше никто не трогал. Глаза сами собой прикрылись, и она несколько секунд постояла так. Всё тело расслабилось, и мысли перестали болезненно метаться в голове. Её блаженство кончилось, когда рядом раздался голос ДжиУ. — Ну, и как оно? — "Оно"? — Медленно выползая из своего тихого мирка, Момо слабо соображала. ДжиУ проговорила тихо, едва шевеля губами: — Раз-го-вор. Через секунду после услышанного, девушка удивленно приоткрыла рот. — А, разговор. Сносно. ДжиУ на это лишь скорчила недовольное лицо. Видимо, такой ответ её не устраивал. — Ну, я думаю, что вам стоило сказать мне про некоторые вещи. Знаешь, например... Она продолжала шевелить губами, но что говорит, почти не слышала. Всё её внимание было сосредоточено на приближающейся к ней фигуре. Она заметила её боковым зрением, но лицо её оставалось обращенным к ДжиУ. Момо думала, что, возможно, некто двигается совсем не к ней... Но было что-то пугающее в скорости фигуры. Прежде, чем Момо успела оценить уровень угрозы объекта, что встал между ней и ДжиУ, этот самый объект уже совершил злодеяние. В следующую секунду с её лица и шеи стекали капли алкоголя. Перед ней стояла Наён. — С*ка мерзкая! Провопив голосом с мощью разъяренного быка, она ещё бокал плеснула в Момо, пока та соображала, что произошло. И в ход бы пошли продукты питания, а затем кулаки, если бы ДжиУ, бросив свой бокал, не обхватила активную Наён со спины руками. — Ты! Тварь! Я тебя ненавижу! Решила забрать его у меня!? Я, бл*ть тебе не позволю! Играешь тут счастливую девушку? А про меня не забыла, бл*дь подзаборная? И ДжиУ пришлось держать рвущуюся вперед Наён одной рукой, а второй закрыть ей рот. Потому что нежные уши приглашенных ею гостей вряд ли бы выдержали больше. Момо же стояла, как к полу приколоченная, и не пыталась защититься или скрыться. Она чувствовала каждую капельку, стекающую по её коже, как прикосновение осколка. Хосок загородил Момо обзор, встав перед Наён лицом. Он совершил попытку освободить свою девушку из хватки сестры, и как только ему удалось, он получил мощную пощечину. С невозмутимым лицом он попытался удержать её и потащить к выходу, но она брыкалась и продолжала вопить. К нужному моменту подоспел Юто — то ли он был сильнее, то ли она не могла устоять перед его чарами — и смог обуздать дикую Наён и потащить к дверям. В зале повисла одновременно блаженная и напряженная тишина. Когда Хосок схватил со стола горсть салфеток и поднес руку к лицу Момо, она ударом отвела его конечность от себя. И стала вытираться сама, лично взяв со стола салфетки. ДжиУ подала невербальный знак, и гости начали неохотно двигаться по направлению к главному выходу. Слабый гул и шорох, как лезвием, прорезал звук шагов дорогих ботинок по паркету. Отец Хосока подошёл к сыну и Момо с ухмылкой на лице. Она исчезла, и лицо его стало более суровым, чем прежде за весь вечер, когда он заговорил. — Мало того, что ты выбрал не ту спутницу жизни, так ты ещё настолько слабак, что не можешь в этом признаться. Стыдишься своего выбора? Правильно делаешь. — Мужчина чуть наклонился вперед и поставил свой бокал на стол, а затем вернулся в исходное положение. — Вместо того, чтобы ответить за свой выбор и свои действия, ты как всегда решил прибегнуть к уловкам. В этом весь ты и всё твоё ничтожество. Жаль, что в этот раз решением оказалась эта японская шлюха... Момо приоткрыла рот от удивления и возмущения. Руки её замерли в полудействии. Хосок, наконец, поднял голову на своего отца и бесстрашно взглянул на того. — Ты не смей... — Его голос дрогнул. Но он был настроен закончить говорить, несмотря на страх. — Не открывай рот, если не можешь сказать ничего стоящего, отец. Ты имеешь полное право на все в этом доме, кроме оскорблений... — Заткнись, щенок, — прорычал мистер Чон в полголоса, едва шевеля губами. — Знай своё место. Хосок гневно сжал зубы, но не отвел взгляда, хотя явно ему это давалось тяжело. Его ноздри расширялись от тяжелого дыхания, и он бесконтрольно шевелил бровями, теряясь в эмоциях, что сменялись друг друга в миг. — Мое место явно там, где нет тебя, отец. А тех, кто рядом со мной вместо вас, ты не смей как-либо унижать. Отец издал многозначительный хмык. — Те, кто рядом с тобой? Японка и сестра, которая жалеет тебя? Знатное богатство. Продолжай прятаться за женскими юбками. После этих слов мистер Чон эффектно развернулся на каблуке туфель и быстрой плавной походкой пошел к выходу. Ожидающая его поодаль жена, направилась за ним, когда он с ней поравнялся. Момо, наконец, смогла сглотнуть накопившуюся слюну. Хосок пустым взглядом смотрел в пол. Губы его дрогнули в нервной ухмылке. Затем он обернулся на Момо и разбитым голосом произнес: — Извини. — И только скользнул взглядом по её влажному лицу.***
ДжиУ, явно подавленная, сидела за столом, что по-прежнему ломился от еды. Она сложила руки вместе и подперла ими голову. Ноги её хаотично болтались под столом, но сама она не двигалась в течение долгих минут. Вокруг мельтешила госпожа Кан, подметая осколки бокала, который ДжиУ и уронила. Сменившая одежду Момо, спустилась вниз и застала ДжиУ в таком положении. Её приближение не было замечено хозяйкой дома. Девушка тихо присела на стул рядом. Она надумала себе смерть их родителей, надумала многие факты, которые ни брат, ни сестра не произносили никогда. Но ей бы показалось глупым, если бы они озвучивали что-то столь очевидное, как ей думалось. Но несмотря на это, она все равно чувствовала себя обманутой. Она не думала, что кто-то сделал это нарочно, но правду услышать хотела. И прямо сейчас даже разбитое состояние ДжиУ её не останавливало. — ДжиУ, скажи мне правду. Чон лениво перевела взгляд в сторону, на Момо, положив руки на стол. Она долго и пристально смотрела в лицо работнице, словно думала, открывать ли рот или хватит ли энергии. В итоге решила говорить. Руки ДжиУ нащупали салфетку, и она начала мять её. — Правду о чем? — Об отъезде родителей. — Ну, они уехали, — усмехнулась девушка. — Их манили перспективы заграницы, а меня манили перспективы тут. Они хотели переехать всей семьей. Но как я могла бросить мою жизнь тут, мою учебу, планы, друзей, наш дом? Я была привязана к этому так сильно, но они не понимали. — Она расслабленно улыбнулась. — Хосок боялся всего, что связано с полетом: однажды попробовали прокатить его в вертолете и час не могли успокоить. Я сказала им, что последствия перелета Хосока нельзя было и предугадать. — Девушка быстро посмотрела на Момо, словно пытаясь поймать взгляд осуждения. — Я воспользовалась недугом брата. Родители ждали моего предложения. И я предложила решить проблему так: они уедут делать свой бизнес, куда им угодно, а мы с Хосоком останемся тут. И знаешь что? Они согласились. Я до последнего ждала, что они плюнут на все и останутся. Но им действительно приглянулась моя идея. И они просто бросили нас. — Она уронила голову на выставленные впереди лица ладони. — Боже, кто бы мог подумать. Было у Момо дикое желание как-то пожалеть женщину, но она решила, что ей не нужна ничья жалость после стольких лет. И японка осталась сидеть неподвижно. — В итоге — никто никого не бросал, не оставлял на произвол судьбы и без средств к существованию, — мрачно подытожила Момо. — Они давали деньги. И звонили раз в неделю — правда, только миссис Кан. И наша с Хосоком семья не нуждалась в их помощи, как они не нуждались в наших голосах, в нашем смехе и вообще существовании. И вскоре я смогла ничего уже не брать у них. Я показала, что мы справимся. — Кажется, твоя обида сильнее, чем его, — озвучила Момо свои мысли, имея в виду Хосока. — Я повторюсь, что благодарна им. Я не стала бы тем, кем сейчас являюсь... И я давно переросла свои обиды, — последнюю фразу ДжиУ действительно сказала убедительно. С тех пор, как Момо убежала наверх, видя перед собой только пол и словно горящую полоску на нем, что вела к свободе, она не видела Хосока. Там, наверху, когда она снимала с себя мокрое платье и стирала с себя липкие следы инцидента, она думала о том, что что-то изменилось. Стоя там, униженная, она едва ли чувствовала страх или стыд. В том смысле, что могла сделать ей Наён, которую она так старательно избегала? Измазать едой? Вцепиться в волосы? Ударить? Момо соврала бы, если б сказала, что не боится физической боли, но то, что испытывал рядом стоящий Хосок... Столько лет беспричинной ненависти, вечных придирок и вышедшей за рамки приличия строгости отца. Она не хотела его оправдывать, но понимала, что повлияло на его озлобленность. И девушка в очередной раз убедилась, что физическая боль ничто по сравнению с ударами по самому нежному и эфирному, что есть у нас внутри. — А где Хосок? — Уехал, — без доли тревоги ответила ДжиУ. — Юто последовал за ним. И в этот же миг в дверях послышался шорох: Юто вошёл и снял обувь. Он был одет в тот же наряд, что и час назад, но он теперь не сочетался с его беспокойным лицом и взъерошенными волосами. Он прошёл к столу. ДжиУ подняла на него беспокойный взгляд. — Он в порядке? — Ну, он заливает горе, — ответил японец, пожав плечами. У Момо возникло непреодолимое чувство остановить Хосока. Прямо сейчас. Своей рукой. И найти способ помочь ему, хоть это изначально была утопия. Задумчивая, она бессознательно подняла глаза на Юто. Он смотрел на нее, а затем зашевел губами: — Я могу отвезти тебя. Он не сводил глаз с Момо, даже когда ДжиУ ответила. И Хираи так и не смогла понять, кому парень это предложил. — Он сам справится, — вздохнула ДжиУ. Не решаясь попросить Юто об одолжении, Момо закусила губу и продолжала сидеть неподвижно, смотря перед собой. Может, там, куда её тянет, ей совсем было не место? Но разве не бежим мы туда, где в нас нуждаются? Момо слишком устала, чтобы сейчас выбирать или решать, сравнивать "за" и "против", но она собрала последние силы. — Юто? Она лишь окликнула его, но тот уже знал, что от него потребуется. И без капли осуждения или протеста, он кивнул и пошел к выходу. Ей непременно было важно знать, что Юто её не осуждает. Она не хотела думать о его чувствах к ней, как к женщине, но его отношение к ней, как к человеку, очень волновало её. Но до этого момента она особо об этом не задумывалась. Когда они вышли на крыльцо, оставив ДжиУ наедине с собой, Юто остановился и обернулся. Момо от неожиданности вздрогнула и тоже остановилась. Он с высоты своего роста смотрел на неё, как смотрят на равного, как в анатомическом, так и социальном смысле. Его рука коснулась её запястья, и девушка почти дрожала, боясь того, что скажет парень. — Я могу отвезти тебя. И ты будешь в одном из мест, где в тебе нуждаются. — Он вглядывался в её лицо так пристально, словно пытался наглядеться прозапас. — Но есть еще места, где ты нужна. Ты можешь остаться со мной. И это будет последний раз, когда я спрошу. — Ты можешь спросить ещё раз позже? — все, что нашлось ей ответить. — Не в такой день. Юто уныло покачал головой. Да, Момо была слишком уставшей, чтобы выбирать, поэтому она собиралась сейчас пойти туда, где должна быть именно сейчас, не борясь с порывами. А с другими местами она могла разобраться потом. Все-таки это ведь не был билет в один конец. Но, кажется, не для Юто. Он грустно улыбнулся, когда Момо посмотрела на него виновато. И ей ничего лучше в голову не пришло, чем обнять его, припав к груди и сомкнув руки за его спиной. — Отвези меня, пожалуйста.