Шаг за шагом

      В обезличенном мире существовал только застывший вязкий миг серого неба, которое всегда угрожало необузданной бурей, но, вопреки всему, оставалось неизменно молчаливым, сухим и нескончаемым.       Пустынные, мрачные здания представляли собой бесполезные нагромождения, утратившие сам смысл существования. Колотые отверстия в боках блеклых стен, стонущие гулким свистом, поначалу цепляли ее взгляд, но затем потерялись в рое своей многочисленности. Рыхлые ямы, пустующие колодцы, поникшие, абсолютно голые редкие деревья и серая, неизменно серая пыль, пологом укрывающая все, на что хватает взгляда, – неотъемлемые части картины этого мира. А еще тишина, в которой Хинате редко когда удавалось что-то различать кроме собственного прерывистого дыхания и загнанного сердцебиения.       Здесь нельзя верить тишине: она враг, а не союзник.       Темный коридор, сплошь укрытый пылью и заносами песка, вился змеей, иногда ныряя очередным рукавом куда-то вглубь и в темноту. На руки Хинаты давно налипла ржавчина от труб, по которым иногда приходилось пробираться, едкая и колючая, – из-за нее невыносимо чесались руки. Колени, давно сбитые в кровь, едва различимо ныли. Ее тело – одна сплошная боль, то слабая, похожая на легкий неприятный зуд, то невыносимая, пробирающая до самых костей, выкручивающая мышцы и сухожилия. Это состояние уже стало почти привычным, как и вечное внутреннее напряжение и ожидание подвоха.       Казалось, еще немного, и переполняющее душу отчаяние окончательно сломит внутренний барьер, за которым все еще пряталась угасающая надежда когда-нибудь выбраться отсюда.       Из очередного ответвления, резко уходящего вниз и моментально скрывающего во тьме, внезапно послышался необычный свист. Это заставило Хинату вздрогнуть и замереть на месте, почувствовать, как почти невесомая капелька пота стекает от затылка к шее. В месте, где она оставила влажную дорожку, отчетливо ощутилась… прохлада. Странная, пугающая, иллюзорная прохлада, которой доселе не было нигде, где удалось побывать. Почему она появилась сейчас? Это стало одной из тех малочисленных вещей, память о которых иногда всплывала на поверхность, издевательски напоминая об ином и почти забытом.       Сколько уже она провела времени в этом кошмаре? Ответа нет, потому что здесь отсутствует само понятие времени. Единственное, что позволяет ей выживать, – концентрация на настоящем моменте, ощущении прохлады, идущей на контрасте с бесконечной сухостью спертого воздуха.       Болезненное любопытство толкает вниз, заставляя спускаться по щербатым выбоинам в стенах достаточно долго, чтобы потерять счет отслеживаемым в голове шагам. Когда же ноги внезапно нашли твердую широкую опору, Хината опасливо огляделась, как осторожный зверь. Слабое свечение исходит из-под постоянно меняющего очертания и насыщенность цвета пола – нежное и сизо-голубоватое.       Вода!       Целое подземное озеро, очерченное флуоресцентным свечением. Хината опустилась на колени и дотронулась до мерцающей глади – мягкая, проскальзывающая сквозь пальцы и безумно холодная. Всхлипнув, Хината отдернула руку, спешно закрывая ею рот. Пересохшее горло скрутил спазм. Переждав пару секунд, чтобы справиться с собой, она зачерпнула немного воды, все еще не до конца веря в ее реальность, и залпом выпила.       Резко внутренности сократились от болевого спазма: сдавило горло, а легкие обдало огнем. Куноичи всеми силами давила в себе кашель, ежесекундно помня о тишине, которую нельзя нарушать. Понимая, что еще немного и сдержаться не получится, Хината опустила лицо в воду, давая волю кашлю. Вода поглотила звук.       Прошло несколько бесконечно долгих минут, пока спазмы окончательно перестали причинять боль и у нее получилось тихо напиться воды…       Она не помнила сколько после пролежала на боку – безгранично уставшая, истощенная и опустошенная. Когда нестерпимая жажда была утолена, страх вновь сковал ее сердце и подчинил воспаленный разум. Нельзя здесь долго находиться. Но куда бежать? Что искать? Хината с отстраненным безразличием понимала, что почти достигла своего предела. Без нормальных сна и отдыха сколько еще она протянет? Что будет, когда наступит окончательное «после»? Или замысел как раз в том, что порочный круг не будет разорван никогда?       Вокруг и темно, и светло. Звук звенящей тишины вновь кажется чужеродным, непонятным, пропитанным растворившейся в нем алой обреченностью.       Это чужая агония или ее собственная?       Давно въевшиеся в плоть и кровь привычки шиноби заставляют ее искалеченное тело подняться с земли, опираясь на острые булыжники. Хватает одного бездумного соприкосновения, чтобы на ладони появилась глубокая резанная рана. Хината даже не почувствовала боль, но очень четко ощутила характерный запах крови. Стук сорвавшейся с ладони капли глухим эхом отразился от холодных стен.       Нет смысла понапрасну храбриться и врать себе. Цель этого места поглотить само желание жить. А глоток воды может оказаться не более чем миражем жестокой пустыни.       Где-то далеко позади, в недрах верхнего тоннеля, послышалось тихое эхо скрежета металла о металл. Звук был едва различим, но здесь оказался почти оглушительным. По неподвижному телу разлилось тепло: адреналин, выплеснувшийся в кровь, побуждал к действию куда раньше, чем мозг осознал происходящее. Напрягшиеся в замершей позе мышцы рванули, словно пружины, давая телу необходимый импульс и силу.       Бежать!       Нужно выбраться на поверхность быстрее, чем при спуске, вскарабкаться наверх, как можно тише и осторожнее пробежать остаток пути, теряясь в тени мертвых зданий. Нестись быстро, но аккуратно, огибая торчащую из песчаного полога арматуру, каменные насыпи и едва различимые провалы, к ближайшему рукаву, уходящему вверх. Тусклого однотонного света с поверхности едва ли хватало, чтобы осветить тоннель, но, чтобы отметить желанный выход – вполне.       Сзади, куда ближе, чем в первый раз, снова послышался скрежет. Но уже нескрываемый, дополняемый нарочито быстрым топотом ног.       У Хинаты все сжалось внутри от страха, собственной слабости и парализующей тело обреченности: итог погони для нее всегда один. И даже понимая все, она не может просто смириться со своей участью! Это дает ей силы, чтобы бежать без оглядки еще быстрее, цепляться за выступы, забыв о ране на руке, о спертом дыхании, о бесконечной боли и усталости.       Один голый инстинкт.       Рваться вперед, подальше от этого замкнутого пространства – ловушки, куда она сама шагнула по глупости, которая может стать для нее фатальной. Ведь он уже совсем близко – персональный мучитель, зверь, чудовище, монстр, чье сумасшествие очернено блеском меча.       Карабкаться вверх по тоннелю, навстречу свету, иногда теряя равновесие, наступив на припорошенный песком непрочный камень, вновь и вновь оцарапывая руки об острый щебень, но продолжать ползти. Не совершить промаха, не споткнуться и ни на секунду не сбавить ритма. Пусть у нее больше нет чакры, давно поглощенной этим кошмаром, закончились силы вступать в заранее обреченный и абсолютно неравный бой, но она все еще может бежать!       Иногда в голове все же появлялась шальная мысль остановиться и дать бой, чтобы отстоять себя, свою гордость и честь. Ведь она шиноби и потомок великого клана, к которому судьба изначально была строга. И неужели пережив все невзгоды и испытания она так просто сдастся и отступит?       Да.       Потому что это бесконечный поединок, который ей ни разу не удалось выиграть. Десятки, сотни и тысячи раз – столько она провела с ним боев, прежде чем окончательно признала свою унизительную слабость перед его аморальной мощью. Но, даже потеряв свой дух, она не могла отказаться от призрачного шанса на жизнь.       И вот она на поверхности в месте, что ей незнакомо. Остается только рвануть в первый же переулок и бежать, выбирая дорогу наугад.       Под ее ногами поднимается ненавистная пыль, что режет глаза и жжет легкие. Задыхаясь, но не сбавляя темп, Хината завернула в темный закоулок, в самый последний момент останавливаясь у обрыва: пугающая затягивающая бездна предстала перед ней.       Она нервно шагнула назад, облизав пересохшие губы. Мозг наполнился лихорадочными мыслями: есть ли близко еще проход, осталось ли у нее время?       Нет.       С отчаянием загнанного зверя Хината осознала, что чудовище уже здесь: его парящие шаги совсем близко, в давящей тишине наконец можно различить тяжелое дыхание и тихое скольжение катаны по песку. А еще от него пахнет обгорелой плотью и запекшейся кровью.       Шаги остановились.       Хината лишь слегка обернулась, чтобы зацепиться взглядом за чужие черты: он худ и поджар, в неизменном разодранном темном кимоно, босой. Меч, замызганный и тусклый, лениво лежал в до ненормальности костлявой руке. Единственное, что не получалось у нее разглядеть в этом призраке, – лицо. Раньше Хинате казалось, что оно ей знакомо, что ей доподлинно известно о запоминающихся цветах волос и глаз, о живой мимике, даже об отметинах на щеках. Но сейчас его лицо для нее представляло кусок мягкой глины, которому так и не придали форму.       Они стояли друг напротив друга несколько мгновений, прежде чем он, как и всегда, нанес первый удар, в которую вложил всю свою силу. Когда она уклонилась, он замер в несуразной ломанной позе, после кинулся вперед, двигаясь хаотично и нанося свои стремительные удары без какой-либо мыслимой последовательности: рубил, колол, размахивался и двигался вслед за своим оружием.       Может, именно оружие руководит призраком, и именно оно жаждет ее крови, чтобы утолить собственную жажду точно так же, как Хьюга недавно утоляла свою? Выживание с обеих сторон.       Новый его замах и последовавшее ее уклонение, но в этот раз неудачное. Хината зажимает рукой красную полоску, разрезавшую живот. Было нестерпимо больно, настолько, что она почти вскрикнула, хватаясь раненой ладонью за стену и лишь чудом уворачиваясь, куда позволяет тело, откатываясь к краю бездны. Могильный холод обдал взмокшую спину. Застучали зубы. Лезвие мелькнуло рядом с ее лицом, но она успела выставить руку. Отрезанные пальцы силой удара отлетели к стене и упали в песок. Хината вскрикнула. Боль была тягучей и безжалостной, заставила слезы брызнуть из глаз и окончательно потерять бдительность, пропуская удар. Меч пропорол живот ровно по центру и вышел повыше поясницы с другой стороны. Теперь на то, чтобы закричать, не хватило воздуха, осталось лишь безвольно открыть рот в оглушительном, но немом крике.       Хуже самой смерти было для Хинаты осознание того, что для нее это еще не конец. Нет, он не убьет ее быстро. Истинное наслаждение – довести до отчаяния на грани безумия, чтобы сам миг смерти стал абсолютно неразличим в общем калейдоскопе боли, крови и унижения.       В этот раз призрак полоснул по груди и тут же пригвоздил ее ладонь к земле, попав лезвием точно в разрез. Хината услышала звук раздробленной кости прежде, чем точно такой же звук раздался с другой стороны, но место иное – плечо. В конце концов она кричит в голос.       Призрак снова выиграл, снова удачно поохотился и потому сейчас по-детски счастлив. Теперь он начинает растягивать удовольствие, протыкая мечом сперва легкое, затем печень и разрезая им сгиб локтя. Прекращает свое издевательство, когда видит в ее глазах меркнущий свет. Наслаждается каждой секундой этого зрелища и лишь потом, насытившись, пронзает грудь, резко повернув острое лезвие внутри тела, и, раздробляя кости и вырывая плоть, выводит из тела через легкие и ребра. Последнее, что Хината осознает, – быстрый холод лезвия у своей шеи.       Конец в его руках каждый раз приходит к ней так медленно. Существуй в этом мире милосерднее, смерть забирала бы куда быстрее.       Хината проснулась, лежа на мощенной дорожке в нескольких десятках метров от ближайшего строения, чьи полуразмытые контуры удалось разглядеть. Из недр груди вырвался кашель, хоть и болезненный, но прочистивший горло. Все ее тело было покрыто тонким слоем пыли – она лежит здесь уже давно. Осознание этого неприятно кольнуло тревогой: еще никогда она не спала так долго после смерти.       Руки озябли, а при попытке повернуться на бок живот резануло приглушенной, но вполне отчетливой болью. Память тела. Это случалось каждый раз после подобного пробуждения: тело помнило свою очередную насильственную смерть.       Хината поморщилась. Ощущение катаны в собственном животе, сантиметр за сантиметром режущей ее внутренности, было настолько живо, что на мгновение ей почудилось, будто лезвие все еще находился в ней. Машинально нащупала ранее отрезанными пальцами свежий шрам, который вскоре превратится в белесую полосу, как две капли воды похожую на сотню таких же по всему телу. Она подавила волну отвращения, попытавшись подняться на непослушных ногах. Огляделась, машинально подсчитывая количество зданий, запоминая новую локацию и мысленно ставя ориентировочную точку.       Серость сменилась темнотой. Отметить сей необычный факт мозг смог не сразу, воспринимая изменившуюся реальность замедленно и настороженно. Проходя мимо высокой осыпающейся стены, смутно знакомой, Хината интуитивно посмотрела на выцветший от времени рисунок. Его очертания складывались во что-то – сверху красное, а снизу белое. Факел? Веер? Когда образ сложился, Хината отскочила назад, прижимая руку к груди. Теперь она точно знала, где находится и почему все здесь казалось знакомым: мертвый квартал, забытый клан.       Скрипнувшая дверь нарушила тишину пространства. Хината ошарашенно ощутила, что ветер треплет ее волосы, а пустынная улица не настолько темная, как казалось прежде: из-за туч вышел ослепительно белый диск луны. Запах крови, насыщенный и яркий, смешался с летним зноем и исходил из огромного числа тел, разбросанных повсюду. Старики, мужчины, женщины и дети – все замерли в статичных позах, не шевелясь, не дыша, полностью погрузившись в их собственный миг смерти.       Хината оперлась спиной о стену, медленно съехав по ней. Пугали не трупы, а то, что от них все еще исходило эфемерное тепло. Так, словно их убили несколько минут назад.       Никогда, никогда, никогда до этого самого момента здесь не существовало никого: ни мертвого, ни живого. Только она и призрак. Не было крови, кроме ее собственной, а взамен ночи и луны присутствовали только разъедающая глаза серость и сухая пыль.       Ветер шелестел листвой деревьев. Этот звук, как и ее надрывное дыхание, заполнял собой пространство вокруг. Исчезла тишина.       Хината не помнила, сколько вот так просидела в оцепенении, прежде чем заставила себя подняться и идти вперед, прислушиваясь к малейшему шороху и прячась в тени домов. Стало темнее? Напряженный слух уловил фоновый шум вдалеке. Дождь? Молчаливый вопрос в пустоту, и последовавшее за ним глупое, бессмысленное ожидание ответа. Нет, не дождь. Что-то другое, словно цвет утрачивал свою чистоту, густея и меняясь. Тела людей блекли, в отличие от крови, что стекала вниз по дороге, образуя малые ручейки, которые становились все больше и сильнее. Хината остановилась, глупо уставившись на свои ноги, что находились по щиколотку в теплой и густой крови. Вязкая капля неожиданно упала на щеку. На секунду сперло дыхание. Затем последовала новая, еще и еще.       И все же дождь…       Мир покрылся алой рябью, засуетился и растянулся на несколько миллиметров, намереваясь втеснить в себя нечто огромное и совершенно неприметное.       Теплый дождь? Холодный дождь?       По окнам струились, стекали, бежали бесконечные потоки крови, стремясь куда-то вниз. Хината видела свое отражение в мутном стекле, пугаясь собственного дикого взгляда. Страх, смятение и отчаяние – так смотрит зверь, которого загнали в угол.       Резко стало очень холодно.       Когда она открыла глаза, то вокруг нее больше не было ни царапавшего слух противного скрежета, ни дождя, ни зловонной реки. Лишь темное, неосязаемое, терпкое нечто, засевшее где-то чуть ниже сердца, будто бешенный зверь, драло когтями внутренности. Инородное чувство или ее собственное?       Прямо напротив – дверь.       Нужно войти?       Хината сглотнула, тело потряхивало и шатало.       Нужно вновь начать дышать.       Дверь распахнулась, стоило только протянуть к ней руку. Незримая сила схватила ее за шею и резко затащила внутрь, волоча по полу и неукротимо отдаляя от обрамленного тусклым светом дверного проема. Задыхаясь в стальной хватке, она не могла сопротивляться, хоть и барахталась как выловленная рыба в тщетной попытке вернуться в воду. Абсолютно беспомощная. Стиралась кожа на локтях и ногах – всех открытых участках тела, что соприкасались с жесткими татами, пока нечто волокло ее в темноту.       Хватка исчезла столь же внезапно, как и появилась. Хината схватилась за горло, заходясь в сухом, удушающем кашле несколько мгновений. После замерла в своей последней несуразной позе, быстро дыша и бесцветно глядя в пустоту. Беспомощный, молящий вздох вырвался из груди, сопровождаемый отвратительным хрипом, слишком сильно походящим на стон. Взгляд помутнел, перед глазами замелькали цветные картинки, как фрагменты старой кинопленки: прикосновение его горячего дыхания к ее лицу, когда он впервые подошел непозволительно близко; сцена у костра, когда его руки накидывают плащ на ее нежные плечи, и следующий эпизод, как она готовит обед, аккуратно компонуя бенто, и после ест собственную еду, сидя рядом с Саске и ощущая при этом странное умиротворение и почте иррациональный покой; его пустой болезненный взгляд на нее, сквозь нее и затягивающий водоворот, лишенный света солнца.       Хината ощутила стремительное падение вниз, после которого дернулась всем телом, неуклюже перекатываясь на бок. Широко распахнув глаза, она жадно хватала ртом воздух. Тонкие пальцы вцепились в татами, обламывая о них ногти. Горели глаза и невообразимо тугие тиски сдавили ее голову.       Она успела почти забыть о нем и о том, что именно он причина, почему она здесь.       К горлу подкатил ком, большой и колючий, разрывающий горло на части.       Саске бросил ее сюда!       Рвущиеся наружу рыдания, наконец, сотрясли грудь, из которой вырвался полный боли и отчаяния крик. Она кричала до тех пор, пока не сорвала горло, пока слезы окончательно не задушили ее, и она могла лишь тихо всхлипывать, вздрагивая плечами.       Хината обняла себя руками и поджала к груди ноги – эмбрион в мертвом лоне. Не хотелось вставать, открывать глаза, возвращаться во мрак реальности кошмара и агонии. Хината чувствовала, что если позволит сейчас эту слабость, то это будет последнее ее решение: здесь не больно, тихо, холодно. Может ее и правда не должно существовать?       Некое странное чувство пробежало по всему телу, словно электрический импульс, прошедший по спине и безнадежно запутавшийся в темных растрепанных волосах. Превозмогая слабость, Хината приняла полусидящее положение на несколько минут. На странно ватных ногах она поднялась, но неуклюже, как ребенок, который только учится ходить. И только после заставила себя осмотреться.       Вокруг ничего: пустая широкая комната и сёдзи – позади нее и перед ней. Можно попробовать вернуться назад, но есть ли смысл? Она сомневалась, что это место ее отпустит. Одолевала апатия, смешенная с болезненной обреченностью. И все же ноги сделали шаг. Когда она оказалась достаточно близко к дверям, те разъехались в стороны, пропуская. Сквозь щели пробивался свет луны, прокладывая мрачную дорогу в никуда.       Хината брела по дому долго, почти став его неупокоенным духом. Иногда замирала на одном месте и рассеянным взглядом скользила по нескончаемой стене, по татами и бесконечной пустоте. Лучше ли это, чем убегать от призрака? Или, может, он ждет ее в конце, готовясь к своей последней о хоте, за которой для нее больше не будет болезненного мига воскрешения?       Пройдя почти четыре тысячи шагов, ее изодранные ноги подкосились, и она упала на колени. Сидела неподвижно несколько минут, а может и час, тело пробила неконтролируемая дрожь, из покрасневших блеклых глаз неконтролируемым потоком потекли слезы. Накрыла немая истерика, глухая, как свет и тьма, первородная, кристально чистая в полном отсутствии хоть каких-либо живых эмоций.       Обреченность больше не эфемерна. Ей не выбраться из этого места, как бы быстро она ни бежала, как бы ни билась, как бы ни надеялась отыскать вожделенный выход. Если никто не поможет, Хината сгниет заживо в этой тюрьме. А ей хотелось жить, все еще хотелось жить!       Каким-то чудом остатки сил кое-как вернулись в надломленное тело, давая слабый импульс. Но куда идти? Зачем? Она здесь одна так долго. Все забыли о ней. Она никому не нужна…       – Что еще я могу сделать?       Впервые услышанный за много дней собственный голос – не истошный крик, к которому ее приучил призрак, а голос – казался чужим, принадлежащим другому человеку. Чувство жалости подкралось совсем незаметно, но колоть начало точно и неукротимо. Невероятная боль толкала измученные разум и тело куда-то вглубь, лишая дыхания.       Храбриться не получается. У нее правда не осталось сил сражаться.       – Пожалуйста, помогите…       Но никто не ответил, никто не услышал тихую мольбу. Волны страха, боли и одиночества выплеснулись наружу истошным криком, сорвавшимся в прерывистый хриплый кашель.       – Помогите мне! – что есть силы закричала Хината в пустоту, надеясь, что кто-то услышит, поймет и спасет ее из той тьмы, что безжалостно заглатывает ее существо. – Саске!       Где-то совсем рядом ударила молния, гулкий гром прокатился по стенам и затерялся в бесконечной глубине нескончаемого коридора. Хината испуганно распахнула глаза, прислушиваясь к новому почти забытому звуку. Перед ней открылась дверь.       До этого ей казалось, что ничего впереди не было. Но ведь все здесь не имеет значения. Об этом никогда нельзя забывать, как и об опасности, о боли и о страхе. Обо всем худшем, что существует в этом мире.       Отчетливо виднелась чья-то тень.       В комнате, залитой лунным светом, стоял человек. Плечи опущены, как и голова, в руке катана, а у ног тела. На нем изодранная походная одежда, вся темная и пыльная. В воздухе – запах бури и шторма наравне с кровью и гниением. И Хината почти уверена, что запах смрада источают не тела, а тот, кто возвышается над ними, – живой мертвец.       Он обернулся на звук ее шагов, позволяя увидеть свое искаженное уродливое лицо – преступно красивое и отталкивающе-притягательное. На лицо, в отличие от глаз, хочется смотреть не переставая. Но стоит столкнуться взглядами, как мираж красоты распадается на части, оставляя отвратительную, искаженную, мерзкую, воспаленную сердцевину. Сущность Саске, его чувства и мысли – все то, что прячется в самых глубоких уголках проклятой души, потерянной и изничтоженной.       Мгновение назад она звала его – и вот он, точно такой же, как и в те моменты, когда убивал ее миллионы и миллиарды раз, стоит над трупами, чьи лица ей знакомы, и смотрит на нее своими немигающими пустыми темными глазами.       Учиха Саске – ее палач, призрак ночных кошмаров.       Лезвие сверкнуло в холодном свете. Он медленно направился к ней.       Сёдзи во двор были открыты. Хината бросилась, резво ныряя в узкое пространство между Учиха и проходом.       Бежать!       Песок и пруд, декоративные цветы и деревья – много деревьев, представших почти непреодолимой стеной – мелькали перед глазами. Их ветки царапали лицо и руки, камни драли ноги, чтобы каждый шаг был больнее предыдущего. Она слышала его бег, его дыхание за своей спиной, слышала, как лезвие катаны разрезает любое препятствие на своем пути.       Сад все не заканчивался, а дыхание уже сбивалась. Она больше не куноичи, а загнанная, трусливая и слабая девушка, которая может лишь отчаянно убегать и не способна терпеть бесконечную боль и вечные муки.       Страх умереть теперь, когда его лицо ей известно и она может увидеть свои последние секунды в его холодных проклятых глазах, толкает ее бежать еще стремительнее и отчаяннее. Вот только он все равно быстрее.       Короткий крик вырвался из горла, когда Кусанаги полоснуло спину. В этот же момент нога зацепилась за так не вовремя появившуюся корягу, отчего обессиленное, слабое тело кубарем покатилось вниз, натыкаясь на все кочки и камни, разрывая плоть и ударяясь со всей силы о последнюю преграду – разрушенную стену, из которой торчали куски арматуры.       Хината сидела с широко распахнутыми глазами, то открывая, то закрывая дрожащие губы. Сквозь опаляющую боль до разума долетали шелест веток и скрип шагов, которые становились все ближе и ближе. И этого оказалось достаточно, чтобы Хината безумно рванула вперед, снимая себя с железного крюка, и поднялась. Она не понимала происходящее, тело действовало само, преследуя одну единственную цель – бежать!       Ненависть тесно переплелась со страхом и была направлена на человека, который обманул ее, бросил ее сюда, уничтожал ее раз за разом.       На ее пути – пыль и серость, мертвые здания и звук его шагов за ее спиной. Задыхаясь, но не сбавляя темп, Хината завернула в темный закоулок, в самый последний момент останавливаясь у обрыва: пугающая затягивающая бездна предстала перед ней.       Бесконтрольное порывистое желание толкало ее вниз, в свободный полет. Она не знала, коснутся ли ноги земли, но с абсолютной уверенностью поняла, что ждет ее в этом в безвоздушном вакууме – реальная смерть. Сперва загорят легкие, тело в целом и лишь в конце – глаза. Затем огонь станет льдом, и тысяча мелких иголок пронзят плоть. И, наконец, ее окутает холод в бездонной густой мгле. Осознание смерти пройдет через каждую клеточку, вживется в кости и спалит ее нервы.       Остатки сил стремительно покидают тело через стелющийся за ним кровавый след.       Как под гендзюцу Хината подошла к самому краю, рвано и часто дыша. Колокольчик интуиции зазвенел в ее ушах жалобной трелью: Саске тоже уже здесь.       Его шаги застыли, в давящей тишине можно различить его тяжелое дыхание и тихое скольжение катаны по песку, от его тела исходили запах крови и разложения, словно этот человек гнил изнутри. Как она могла не чувствовать всего этого раньше, когда была с ним рядом? Он уничтожает все вокруг, в том числе себя самого.       Нервно взглянув через плечо на фигуру за своей спиной, Хината рвано выдохнула, с пугающей ясностью видя два абсолютно одинаковых исхода для них обоих. Разница лишь в том, потеряет ли она себя бездумно или сохранит те крупицы собственной личности, что не позволяли ей здесь окончательно сойти с ума на протяжении всего этого времени.       Выбор ужасен – выбор очевиден.       Хината решительно шагнула в бездну, делая в этой жизни свой последний жадный вдох.