Прошлая жизнь шинигами

Но едва он успел переодеться обратно в свое видавшее виды кимоно, нехотя расставаясь с новым — надо беречь такую-то ценность! — как в комнату несмело постучали, а затем дверь отворила взору столь легко узнаваемый силуэт Хинамори, тут же проскользнувший внутрь. Тревожно оглянувшись назад, словно боясь свидетелей этого смелого поступка, она прикрыла дверь, оставив лишь маленькую щелочку, с трудом позволявшую пробираться к заветной цели — Тоширо — сквозь доски разной степени прочности и скрипучести. Стоило же ей присесть на спасительный островок в виде старого потрепанного матраса, как эмоции мигом выплеснулись наружу, ничем более не сдерживаемые.  — Широ-кун, я так рада, что твою гениальность наконец признали. Я все боялась, что тот господин отругает тебя, а все вышло куда лучше, чем можно было предположить. Уверена, тебя наконец-то ждет успех. — живо протараторила девушка, с нескрываемым восхищением глядя на друга. Его способность быстро решать многие бытовые мелочи, казавшиеся для нее серьезной проблемой, превращала его в самого умного человека из ее круга общения, хоть об истинной гениальности она и не подозревала. — Да и за твоим устройством отец наверняка забудет о моей предстоящей свадьбе, — уже с толикой грусти в голосе добавила девочка, мигом сьежившись от страха неизбежного. Ведь кто знает, какой ей муж попадется? Везет в этом деле крайне редко, поэтому надеяться на лучшее весьма опасно. Но все же, за Широ она радовалась больше, чем беспокоилась за себя. Поддержка такого высокого человека означала, что он сможет устроиться на работу, а там и жизнь у него наладится, непременно наладится! — Спасибо, Хинамори. Мне приятно, что ты так заботишься обо мне, — тихо поблагодарил мальчик, зардевшись от смущения. Хоть они и знают друг друга достаточно давно, но такую восторженную речь в свой адрес он слышит впервые. Как же это приятно осознавать, что кого-то действительно интересуют твои успехи, что он радуется каждой твоей маленькой победе едва ли не больше тебя самого. И хоть она слегка упомянула и себя, это было совсем неважно и ни чуть не омрачало счастья. Ведь ей и вправду невероятно тяжело — он-то с детства живет самостоятельно, научился сам решать свои проблемы, а она, прожив всю жизнь в теплом гнездышке, где ее всегда холили и лелеяли, вовсе не готова к самостоятельной жизни, да еще и к такой перемене в окружении. — Может, учитель и передумает выдавать тебя замуж… Он же слишком сильно тебя любит, чтобы ломать твою жизнь. — неуверенно произнес Тоширо, абсолютно понимающий ничтожность подобного довода. Все же, его учитель — вовсе не тот человек, что из любви к дочери постарается сделать для нее получше. Куда важнее для него многие материальные вещи, ради которых он променяет ее счастье или же даже жизнь — не так уж и важно. И хоть это была наглая ложь, но она могла на время подбодрить девочку, так сильно сжавшуюся от ожидания этого неминуемого события, подарить ей последние капли радости перед тем, как они разойдутся по своим путям. Пересекутся ли они снова — неизвестно. Сейчас же хотелось лишь одного — посидеть с ней подольше, побеседовать на различные темы — неважно какие, главное, чтобы ее глаза горели от восторга в тот момент, а слова так и лились потоком из ее уст. И даже если она сможет хоть немного, на самую малость, освободиться от части своих забот, одолевающих ее все сильнее с каждым днем — это уже будет просто чудесно. Ведь никто, кроме него, не может ее успокоить, отвлечь от неприятных мыслей, пусть и не в его силах избавить ее надвигающихся бед. И только девушка воспрянула духом, а ее глаза загорелись решимостью избавиться от груза тяжелых мыслей, как в коридоре послышались шаги, явственно говорившие о том, что гость собирается уезжать. А это означало лишь одно — Хинамори надо поскорее вернуться в свою комнату, иначе неизвестно, что произойдет, когда отец обнаружит свою дочь в комнате этого низкородного. Сейчас самое время, пока мужчина отвлечен на проводы начальства, а потому не может проверить местанохождение Момо. Пристыженной тенью она выскользнула в коридор, кинув напоследок грустный взгляд и скрывшись за створкой двери. Широ не оставалось ничего иного, кроме как разочарованно вздохнуть такому повороту событий и зябко завернуться в тоненькое одеяльце, стремясь как можно скорее погрузиться в безмятежный мир снов, откинув все волнения по поводу завтрашнего дня, обещавшего выдаться нелегким. *** Мальчик нехотя потянулся, тщательно силясь разомкнуть тяжеленные веки, казавшиеся неподъемным грузом, еще не отошедшие от долгого и сладостного сна, так и манившего хотя бы еще чуть-чуть полежать и насладится его мгновениями. Против этого выступала лишь необходимость идти в город, отягощенная затуманенным разумом, никак не желавшем наконец пробудиться и вялым телом. Пошевелить даже пальцем было уже проблемой, не то, что встать и пройти хоть пару небольших шагов. Огромным усилием воли ему наконец удалось поднять ранее послушное тело, желавшее потомиться в кровати хоть на минуточку дольше, оставаясь под укрытием тоненького одеяла, дававшего видимость тепла, но на деле ничуть не спасавшее от суровых веяний холода. Какой же у него был чудной сон — мало того, что его приняли на работу, так и сделали выдающимся чиновником, лицом города. Шмыгнув носом и качаясь в своем одеянии из старого потрепанного кимоно и одеяла, Тоширо откинул эти мысли подальше, холодно рассудив, что этому не бывать. Даже то, что ему дают шанс сдать тест — уже чудо, причем невероятное. Стоит ли говорить, что его сон можно спокойно отнести к разряду несбыточных, а потому и закинуть в самый дальний уголок памяти, дабы больше не тревожить себя подобными надеждами. Наконец, его глаза медленно приоткрылись, явив миру ярко-изумрудные глаза, мутно блестевшие в лучах утреннего солнца. Понадобилась пара минут и бесконечное протирание век, прежде чем они привыкли к яркому, ослепляещему свету. Когда же это томительное действие было завершено, пришлось провести ежедневный ритуал — скинуть с себя дырявое одеяльце и закинуть на матрас в подобии порядка. Эта жалкая тряпочка без труда прикрыла новенькое кимоно, аккуратно сложенное в самом уголочке импровизированной кровати. Переборов минутное желание одеть эту одежду, так мягко прикасавшуюся к телу, вместо старой, грубой тканью скрывавшей тело, он шагнул навстречу судьбе — к старой двери, свободно пропускавшей сквозь свои щели тоненькие лучики света. Царившую идиллию нарушило недовольное бурчание живота, мигом напомнившее о том невероятном, непотупляемом чувстве голода, которое он испытывал. Казалось, так недавно он чувствовал себя абсолютно сытым, а уже сегодня его желудок снова жаждет получить драгоценную порцию пищи. Пусть это и была естественная потребность организма, Широ мог лишь недовольно нахмуриться, обхватив рукой тощий живот, и быстрее направиться к первой преграде на пути к еде. Легонько толкнув еле живую дверь, он вышел в просторный коридор с остатками свеч, удобно устроившихся в светильниках на стенах, вяло напоминая о прошедшем пиршестве. И только мальчишка повернулся по направлению кухни, как перед ним буквально выросла грузная фигура учителя, тяжело дышавшая. Наткнувшись на тяжелый, презрительный взгляд мутных от недостатка мыслей глаз, ему не оставалось ничего иного, кроме как в смущении опустить голову и выжидательно замолчать. Первому начинать беседу не хотелось, да и мужчине явно что тоже, но некое чувство терзало его изнутри, заставляя идти на этот унизительный диалог с учеником. Что это было за чувство? Ненависть? Зависть? Презрение? Или же все вместе, переплетенное тугим клубком?  — Собирайся живее, Тоширо-кун. А то опоздаем из-за тебя, — обрывисто проговорил учитель, чей голос напоминал скорее лай собаки, нежели человеческий голос, что уже давно не удивляло мальчика, его скорее бы удивил даже самый маленький намек на что-то человечное в этом мужчине, весьма скоро скрывшемся в неизвестном направлении, предположительно, в кухне. Это произошло так быстро, что сомнений в том, требовался ли его ответ или нет попросту не было — нет, не требовался. Впрочем, оно и к лучшему, парниша вовсе не был склонен к разговорам, а тем более с ним. А впрочем, сейчас не до того было — секунда промедления, и Тоширо может серьёзно опоздать, что не приведет ни к каким положительным последствиям, да и будет означать провал всех его мечтаний, назойливо елозивших у него под носом вот уже несколько месяцев, и вот, оказались так близко, что стоит только протянуть вперед руку, как они сразу же воплотятся в реальность после долгого заточения в мире желаний. Поэтому, бросив все раздумья в сторону, мальчик побежал в ванную, спотыкаясь от спешки чуть ли не на каждом шагу, рискуя в любой момент упасть на холодный пол и расшибить себе нос, что было бы недопустимо. Но все же, эта полоса препятствий в виде мокрого пола, выпирающих досок и собственной невнимательности была преодолена и, чуть запыхавшись, Тоширо оказался наконец в своей любимой комнате. Это почетное звание она действительно заслужила — отделанная в приятных бежевых и белых тонах, освещавшихся мягким светом китайских фонариков, еще не убранных с прошлого вечера, а на специальных настенных полочках удобно устроились ряды таинственных скляночек, так и манивших приятными запахами, плохо скрываемыми даже плотно приделанной крышкой. Но всю картину портило зеркало — прекрасный предмет, с ровной голубой каемкой по краям. Но вот отражало оно сонную потрепанную мордаху, щурившемуся в чистую поверхность, что придавало ему весьма жалкий вид. Проведя кончиками пальцев по своему нелепому отражению, Тоширо устало выдохнул и, включив воду, начал яростно тереть свое лицо, пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка в своей внешности. Короткие обломанные ноготки оставляли красные дорожки, а тело запоздало реагировало на столь незначительную боль, лишь изредка вздрагивая. Зато уже через пару минут весь организм пребывал в более чем бодром состоянии, вот только состояние духа от этого не стало приподнятым и все так же оставалось где-то внизу, оставляя лучшего. Легкую волну приятной радости вызвало лишь любование собой после нескольких мучительных минут умывания, от которых все лицо не только горело не хуже фонариков, но и от него буквально веяло бодростью, обычно не присущей этому флегматичному ребенку. Огорчал один лишь факт — как бы он ни старался, его непослушные волосы все так же торчали забавным ежиком, что отнюдь не придавало ему серьезный и официальный вид, необходимый в данной ситуации. Но хоть нужного эффекта от его прически и не было, она вовсе не уродовала его, а придавала некую прелесть, имеющуюся лишь у детей в том возрасте, когда их вроде и детьми называть уже не годится, но и до звания взрослого они пока не доросли. Стоит ли говорить о том, что его это лишь украшало, придавая шарм, ему неведомый? Все же, он с сожалением бросил безнадежное занятие по приглаживанию волос, рискуя все утро проторчать в этой комнатке, пусть и нежно любимой. Ну, а теперь пора бы пойти и заняться сегодняшними на удивление разнообразными делами, любование собой же может и подождать, как с некоторой толикой самоиронии заметил парниша. Однако, стоило ему только выйти из ванной комнаты, как все его чуть приподнятое настроение исчезло в никуда. И ладно бы, была причина такого резкого упадка настроения, но его как будто слизала неведомая сила, оставив мальчишку в упадке духа. Тяжко вздохнув, что вовсе не было характерно для него, но куда как лучше подходило к данной ситуации, Тоширо только направил свои стопы на кухню, чтобы хоть немного перекусить перед тем, как пойти в достаточно дальнее для него странствие, как на него штормом накинулся учитель, бурча нечто невразумительное про то, что они уже опаздывают, а все из-за этого мелкого ребенка. Так и не успев ни поесть, ни понять происходящее, ребенок был вытащен на улицу, на горы снега, едва успев натянуть хлипкие деревянные сандалии, грозившие при каждом шаге соскользнуть с тощей ступни. Несмотря на такой поспешный выход и недовольно бурчащий желудок, Тоширо восторженно осматривал прекрасный пейзаж, на который ранее отвлекаться у него попросту не было времени. А полюбоваться действительно было на что - снег легкой пеленой покрывал осиротелые деревья, добавляя им красоты, утерянной вместе с опавшими листьями, да и вся земля приобрела новый оттенок прелести, придававший ей сказочный вид. Но уже через пару минут Широ убедился в том, что казавшийся столь невесомым снег, на деле является достаточной тяжестью, особенно, когда его много. Пробираться через многочисленные сугробы было адским трудом, противный снег налипал на ноги, остававясь на них дополнительным грузом, сковывая движения и отягощая тело, пробирая холодом до костей. Теперь уже не было ни времени, ни желания любоваться окрестностями - все внимание уходило на дорогу и на попытки счистить с себя снег, каждый раз с треском проваливавшиеся. И без того нелегкий путь превращался постепенно в непроходимый, вся энергия тратилась в пустую у мальчика, не привыкшего к подобным трудностям. С недоумением смотрел он на учителя, свободно перемещавшегося в этом снежном царстве и вовсе не испытывавшего усталости. Но что оставалось делать ему, привычному к умственному труду, а не физическому? Закутавшись поплотнее в кимоно и приложив все силы на преодоление пространства, мальчику все же удалось догнать своего учителя и пристроиться идти по его следам. К счастью, эти трудности преследовали их не весь путь - достаточно скоро учитель вышел на протоптанную тропку, а вместе с ним и его ученик, успевший устать так, словно бы весь этот путь уже был позади, но к его несчастью, это было только начало, весьма малая его часть. Далее тропка заплутала между толстых стволов деревьев, весьма изворотливо струясь неровной лентой, присыпанная обильно снежком, просочившемся сквозь лапы деревьев. Мужчина шел, низко нагнувшись и вглядываясь подслеповатым взглядом в покров земли, выискивая дорогу. Несмотря на это, их скорость сохраняла стабильность, и продвигались они весьма шустро для своих условий. И хоть в детстве малыш спокойно совершал длинные путешествия, обходя весь город по нескольку раз в поисках пищи и пожертвований, эта пара лет сидячего образа жизни сыграла свою роль - его ноги упрямо гудели, словно бы наливаясь свинцом, а дыхание было сбито, и грудь неровно, рывками поднималась и опускалась, стараясь вдохнуть побольше воздуха, но тут же дыхание обрывалось от холода этого воздуха, проникавшего, как казалось, во весь организм. Да и громоздкие деревянные не только грозили спасть, наполняясь с каждым шагом пригоршнями снега, но и натирали незащищенную кожу ступней. Тем не менее, стоило признать - без них бы он не прошел и двух метров, окончательно отморозив ноги и утонув в этой белоснежной толще.