Прошлая жизнь шинигами

Едва забежав в свою мрачную и тесную, но свободную от людей комнатушку, ребенок почувствовал теплую волну спокойствия, мягко его поглотившую с головой и разлившую умиротворение по всему его телу. Пусть он и не любил это помещение, фактически являвшееся его местом заточения, оно манило к себе больше, нежели шумная и яркая комната, будто бы наполненная волнением и нервозностью, ощущавшимися лишь не привыкшим к подобному Тоширо. Здесь же он был в одиночестве, столь же привычном ему, как и воздух, и таким же необходимым, а темнота, захватившая все вещи в комнате и окутывающая его, забирала с собой все мелочные тревоги, лишь мешавшие нормально жить, но не приносившие абсолютно никакой пользы. Но ему некогда было расслабляться и наслаждаться недолгими минутами спокойствия - быстро найдя необходимую стопку аккуратно заполненных бумаг, мальчик осторожно пошел обратно, даже не закрыв дверь, и прикладывая все усилия, дабы не уронить ни один листочек, ведь это могло заклеймить его позором на всю жизнь. Когда Широ, запинаясь и тяжело дыша от тягучего волнения, заполнившего все тело и сковавшего его, вернулся наконец в эту обитель света и людей, на него мигом устремились взоры почти всех, здесь сидящих, лишь изящная девушка, мелодично игравшая на сякухати, не обратила ни малейшего внимания на мальчишку. Все они желали невозможного - своими пытливыми взорами проникнуть в его сознание и понять для себя, несет ли он добрые вести, или же худые, чего никак нельзя было сказать по его внешне безразличному виду. Как бы это ни было противно членам семьи этого чиновника, но сейчас именно от этого щупленького мальчика зависит их судьба, а не наоборот, как и было раньше. Эта обстановка снова накалила нервы парнишки до предела, заставив его до побеления костяшек сжимать достаточно пухлую стопку бумажек, полностью исписанных маленьким аккуратным почерком, без единой смятой бумажки и обязательных для многих чиновников чернильных пятен, лишь уродующих внешний вид документов, а порой и скрывавших достаточно важную информацию. Под столь пристальными взглядами и накаленной донельзя обстановкой крайне сложно было собраться с духом и построить свое поведение так, чтобы оно хоть отдаленно напоминало приличное, не показывая внутреннего волнения, сжигавшего душу изнутри, постепенно добираясь до самой ее сути. Мальчику, хоть и с огромным трудом, этого удалось добиться, да так, что даже самый опытный глаз не смог бы различить нервозности его духа. Почти без дрожи в руках, выдавшей бы его настрой, он с учтивым и даже более неуклюжим, чем ранее, поклоном, но полным на этот раз искреннего восхищения перед человеком, которому он предназначался, мальчик протянул стопку бумаг гостю, решившись принять нормальное положение лишь после того, как она была забрана из его тощих израненных рук, тут же стыдливо спрятанных за спину. Эти документы были благосклонно приняты, что и не было удивительно - на деле они были куда более важными, нежели представляли себе другие, а особенно, для самого парнишки. Избавившись, наконец, от столь тяжелого морально для него груза, мальчишка облегченно выдохнул, запоздало постаравшись сделать этот выход эмоций менее заметным. Хоть и оставалась вероятность того, что бумаги вызовут замечания со стороны начальства, но больше они не отягощали руки, а потому и отодвинулись как-то на задний план. После того, как документы из рук мальчика пропали, внимание всех присутствующих мигом переключилось на гостя, внимательно вчитывавшегося в аккуратный почерк такими задумчивыми глазами, словно в мыслях он и не здесь вовсе, а где-то в недоступных постороннему чужому взору далях. Как он при этом умудрялся понимать написанное - оставалось загадкой. Сложно было сказать, о чем он именно думал, а потому для всех остальных время текло утомительно медленно и мучительно, заставляя прокручивать в голове все самые ужасные варианты событий, весьма разнообразных, леденящих душу страхом. В такой напряженной обстановке прошло несколько минут, казавшихся годами, и наконец, высокопоставленный гость заговорил спокойным, но несущим в себе угрозу, голосом: - Кто заполнял эти документы? - несмотря на его рассеянный взгляд, каждый чувствовал его на себе так, будто смотрел он очень внимательно и серьезно. Нависла куда более гнетущая минута, во время которой каждый член семьи напряженно и злобно обдумывал то, какие ошибки умудрился допустить этот маленький человечек. Всем было ясно, что проделанной работой начальство недовольно, а потому приписать эту заслугу себе - честь сомнительная. Все, что оставалось - назвать того, кто действительно эту работу сделал. Именно это и сделал хозяин, пусть и с нескрываемой ноткой злобы в голосе: - Это сделал мой ученик... Ёшимару-сама. - пусть это и было правдой, ведь заслуга Тоширо состояла в том, что он ежедневно выполнял огромный обьем работы, заботливо подсовываемой ему учителем. Но по тону чиновника стразу становилось понятно, что старания своего ученика он совершенно не ценит, а даже и недоволен ими, считая это делом привычным, не вызывающим недоумения. А ведь сам мужчина только и делал, что бил баклуши, предоставив все этому маленькому мальчику. Кого угодно могло задеть такое отношение к себе, не сдерживаемое узкими рамками приличия, а уж тем более этого гениального ребенка, тратившего все свое время, талант и энтузиазм на то, чтобы выполнять обязанности другого. - Интересно-интересно... И где же ты обучался, Тоширо-кун? - уже куда более миролюбивым голосом спросил Ёшимару-сама, осмотрев внимательным взглядом этого тощего паренька, явно представлявшего из себя нечто большее, чем было видно снаружи. - Нигде, Ёшимару-сама. - мальчик снова постарался учтиво поклониться, но казалось, его хрупкое тельце было не предназначено для этого, а потому он мгновенно выпрямился, решив более не позориться. - Для твоего возраста у тебя просто замечательные способности. Как видно, по ошибке твой учитель взял слишком сложные для своего звания задания, но ты так хорошо их решил... Впечатляет. - после этих слов лицо мужчины осветилось более чем дружелюбной улыбкой, в полной мере выражавшей то, как высоко он ценит способности Тоширо и как к нему предрасположен - не каждый удостаивается увидеть подобное проявление эмоций от столь высокостоящего человека. Глазами же он все также пристально рассматривал тощую фигурку мальчика, стараясь понять, откуда взялись столь многообещающие способности в этом низкородном ребенке, прожившем большую часть времени среди людей, не знавших ничего, кроме того, как добыть себе хлеб насущный. А ведь по нему и не скажешь, что он чем-то выделяется - он выглядит даже несколько более слабым, нежели его ровесники. Но какой же ум таится за столь неприглядной внешностью! Да еще и ему удается спокойно выдерживать пристальный взгляд Ёшимару-сама, которого многие взрослые не выдерживали, почтительно опуская пугливый взгляд, что уж говорить о малых детях. В то время, как начальство раздумывало о будущем этого одаренного мальчишки, учитель с трудом сдерживался, чтобы не скривить свое лицо в гримасе ненависти и презрения. Чтобы это ничтожное, по его скромному мнению, существо удосужилось таких похвал всего лишь спустя пары лет работы, в то время, как он, честно отработав более двадцати лет, не услышал в свой адрес ни единого доброго слова... Даже сам его внешний вид в превосходной степени выражал его недовольство. Лицо приобрело до ужаса насыщенный пунцовый оттенок и стало похожим на переспелый помидор, что было зрелищем не из приятных - мужчина и сам по себе красотой не блистал, а подобное преображение только больше его обезобразило. Весь его облик, сам воздух вокруг него выражал полнейшее пренебрежение, а теперь и зависть к своему ученику - как мог этот выходец из низших слоев, превращенный им в более-менее приглядного человека, мог обладать какими-то способностями, да еще и превзойти его, опозорив перед родными, думавшими, что всю работу выполняет сам чиновик. Да и откуда взяться этим способностям, если этого малыша научили только читать да писать, и то с огромным опозданием. И ладно еще, живи он со своими способностями молча, так судьба все так повернула, что в то время, как мужчина мог получить для себя все привилегии, их получил этот зазнавшийся малец! А ведь как ему могла помочь эта ситуация, какое продвижение по службе, какой авторитет она бы ему дала! - Я думаю... стоит оценить твои возможности получше, Тоширо-кун. Зайдешь ко мне завтра? Твой учитель наверняка согласится проводить тебя. - продолжил говорить Ёшимару, на последнем предложении многозначительно посмотрев на чиновника, тонко намекнув ему на то, что выбора-то у него, собственно, и нет. Заметив его недовольный кивок, выражавший, однако, полное согласие, гость довел наконец свою мысль до конца. - Я дам тебе небольшой тест,.по его результатам и будем решать дальше. Вероятно, я дам тебе для начала низшую должность. Если ты действительно гений, добраться к высшим чинам для тебя труда не составит. - по тону, с каким все это было проговорено, можно было легко судить о том, что для себя-то мужчина все давным-давно решил, а тест - лишь ненужная формальность. Его доброжелательность к мальчику была заметна сразу, но означало это не только плюшки - к умным и требования строже, нежели к тем, кого вполне устраивает их средний объём знаний и среднее же положение в обществе. Этот факт не мог не заметить учитель, уже не знавший, чем же Широ, этот посредственный с виду мальчик, заслужил такое к себе расположение, да и ему просто некуда было становиться еще злее. Тоширо же, пребывавший в прострации от такого хода дела, не смог уловить все эти детали, а потому решил, что это вполне обычное дело, и именно так всегда и принимают на работу. Ёшимару сразу заметил проявление эмоций обоих, а потому мог лишь благодушно улыбнуться реакции наивного ребенка, еще не осознавшего своего счастья, и оставить незамеченной низменную зависть и гнев его наставника. Мимолетным кивком завершив разговор, гость вернулся к своей трапезе и пустому разговору с чиновником. Только после этого Тоширо посмел спокойно выдохнуть и уйти в свою комнату, ласкающую его взбудораженные нервы своим умиротворением. Находиться в гостевой комнате он смысла больше не видел - его желудок был полон, а цель визита начальства выполнена. Сидеть же еще хоть минуту среди этих злых и завистливых глаз, обладатели которых, казалось, готовы были загрызть бедного ребенка, мальчику вовсе не хотелось. А потому он решил пораньше лечь спать, в кои-то веки насладившись полноценным сном, а не урывками между бесконечной работой. Мысль о завтрашнем путешествии в город неплохо его мучила, мешая уснуть сразу же, как это обычно делал вымотанный организм. И мало того, что он впервые за два года выйдет так далеко за пределы дома, так еще и этот тест, уже заранее нервировавший своими возможными заковырками. Он должен хотя бы выспаться перед этим, а там уж... как-нибудь разберется. Не сидеть же ему пожизненно в этом доме, выполняя чужую работу?