Падая и поднимаясь

      Его горло как будто обхватила невидимая рука, в голове набатом звенели сотни колоколов. С тихим стоном рыжеволосый мальчик медленно сел на кровати, вокруг него была привычная ему обстановка. Кровать у окна, небольшой письменный стол, заваленный таблетками и книжный шкаф, до отказа забитый разнообразными книгами и журналами. Чуть морщась, малец встал с кровати и привычным движением потянулся к таблеткам на столе. «Две запить, одну просто проглотить, а оставшиеся три принять после завтрака» — гласила небольшая бумажка, приклеенная на стену рядом со столом. Рыжий уже и не помнил, когда же этот клочок бумаги стал его раздражать, но стоило мальцу сорвать записку, как вечером, после прихода отца, она появлялась вновь. Взглядом, полным ненависти, малец окинул коробки и бутыльки с лекарством, они хоть и поддерживали в нем жизнь, но слишком уж раздражали. Грустно вздохнув мальчишка взял со стола две упаковки таблеток и со скоростью улитки направился в ванную комнату.       В коридорах дома было тихо и темно, что не удивительно, ведь было еще ранее утро, солнце еще даже не успело выползти из-за горизонта. Шлепая босыми ногами по холодному полу рыжик пытался вспомнить, когда же все стало настолько плохо. Еще в возрасте трех лет он был слабым и болезненным ребенком, от легкого ветерка мог подхватить простуду, из любого пореза кровь текла слишком долго, а синяки после неудачной игры сходили порой неделями. Чуть позднее малец стал замыкаться в себе, так как другие дети совсем не любили его. Было тому довольно много причин, начиная от самой банальной — рыжего цвета волос, до совсем уж идиотских — «Он на меня странно смотрит». Но большую роль в становлении изгоем сыграли сестры мальчика, были они старше рыжего на три года и опекали его в любой ситуации. Стоило малышу пораниться, как тут же к нему прибегла одна из заботливых сестренок и наклеивала пластырь или же просто забирала домой.       В возрасте шести лет произошел еще один случай, заставивший рыжеволосого еще больше замкнуться в себе. Однажды, гуляя со своей мамой, он потерял сознание, а когда очнулся, то увидел рядом с собой растерзанное тело матери. Кто это сотворил с ней, рыжик так и не узнал, ему наотрез отказывались говорить об этом. Потом он стал замечать за своими сестрами и отцом странное поведение, порой они смотрели куда-то в сторону, будто видя что-то незримое. Иногда же мальчишка и сам слышал чьи-то рыки или мольбы о помощи, но никогда не говорил об этом родным. Ведь они ему ничего не рассказывали.       Когда рыжику исполнилось семь, ему стали сниться сны, которые приносили с собой сильные головные боли и знания. Там, во сне, парнишка был героем, он спасал миры, защищал семью… Это была несбыточная мечта худощавого рыжеволосого мальчугана. И именно поэтому каждый сон он встречал с предвкушающей улыбкой на губах, загоняя мысли про головную боль на дальние участки сознания.       Но сегодняшний сон не принес рыжему ничего… Он видел лишь тьму, бесконечную и всепоглощающую. В его дурную голову не пришло ничего более умного чем съесть снотворного, чтобы вновь уснуть, может сон был недостаточно глубокий… Может просто ему нужно еще раз уснуть… Главное, чтобы он вновь увидел сон…       И вот зайдя в ванную малец стал вытряхивать из двух упаковок снотворное. Рыжик не считал количества таблеток, просто скидывал их в горсть на ладошку. Закинув эту горсть в рот, он поморщился от горечи, а затем включив воду припал к струе. Холодная вода помогла избавиться от горечи и слегка пояснила детский мозг. Рыжику вспомнилось сложное слово, сказанное когда-то отцом, когда малец решил принять еще одну таблетку — «Пе-ре-до-зи-ров-ка» «Никогда не принимай больше, чем я написал, тебе может стать еще хуже » — послышался на задворках сознания рыжего мальчика строгий голос отца, но малец уже не слышал его. Глаза слипались, тело упало на холодный кафель пола. Куросаки Ичиго засыпал, может быть навсегда…

***

      Посреди гигантских лесов, скрывающих в себе одинокий домишко у реки, разразилась буря. Земля сотряслась от грома, а затем на окраинах леса, откуда-то из-под земли, стали пробиваться высотки небоскребов. Они никак не сочетались с девственным лесом, но они появлялись. А где-то в небе виднелась черная точка. То был рыжеволосый юноша, в своей руке он сжимал рукоять сломанного меча, ветер трепал полы черного, изорванного плаща. Все еще падая с неимоверной высоты, он сделал судорожный вздох и открыл глаза. В его глазах смешалось безумие и неимоверное удивление.       — Я жив… — с улыбкой на лице произнес он, а затем наконец долетел до земли. С силой он впечатался в крышу одного из небоскребов, выросших тут мгновенья назад.

***

      В доме Куросаки было очередное тихое утро. Карин как всегда встала ни свет, ни заря для очередной пробежки. Идя по коридору в сторону ванной, девушка наслаждалась редкой в их доме тишиной. Обычно весь дом был наполнен гомоном их отца, который либо кривлялся как клоун, либо опекал ее младшего брата Ичиго. Да чего уж врать, Карин тоже любила его опекать, ведь он был таким слабым и болезненным, а также совсем не имел друзей. Вот Карин и ее сестра Юзу и пытались ему заменить их, но малыш Ичиго от этого лишь умилительно сводил брови к переносице. С легкой улыбкой девушка вошла в ванную, улыбка со скоростью света слетела с лица. На полу лежал ее брат, кожа была неестественно бледной, глаза закрыты, а рядом с ним на полу лежали две пачки из-под снотворного.       — Отец! — тут же как можно громче крикнула девушка, буквально подлетая к брату. Руки тут же метнулись прощупывать пульс.       — Есть, — тихо констатировала девушка, пульс хоть и был слабый, но он был.       — Что такое?! — в ванну забежал глава семейства Ишшин, увидев младшего сына на полу, он на мгновенье замер, на его лицо отобразился неимоверный испуг, а в голове проскочило лицо жены — Масаки.       — Так, быстро его в одну из палат, — быстро выдал Ишшин подбирая сына с пола.

***

      В голове Ичиго царил сумбур, он будто снова впервые подрался с Кенпачи. Болела каждая клеточка тела, да что там тела, наверное, и души. С тихим стоном рыжик открыл глаза. Перед ним предстал белый потолок, в воздухе витал запах медикаментов, а еще все казалось слишком большим. Глаза медленно осматривали место пребывания. «Одна из палат в клинике отца» — тут же понял Ичиго. А затем перевел взгляд на себя, под одеялом проступали контуры худого детского тела.       — Что?! — тут же вскрикнул Куросаки, собственный голос отдался болью в голове и послужил триггером для воспоминаний. Перед его взором проносились две жизни. Первая — невероятно яркая, наполненная друзьями и сражениями, но с весьма плачевным концом. Вторая — блеклая, серая и грустная, а еще невероятно короткая…       — Ичиго, ты очнулся! — раздался голос от входной двери в палату, там на пороге застыла девчушка лет одиннадцати, короткие блондинистые волосы, два больших темно-карих глаза и одежда мед сестры.       — Юзу… — в тихом офигевании произнес Ичиго, а затем отрубился.

***

      Маленький мальчишка бежал через лес, он то и дело спотыкался об выпирающие из земли корни. Неимоверный страх гнал его в глубину леса, все его чувства подсказывали, что там безопасно. Лес казался ему чем-то родным и знакомым, он вовсе не вызывал страха. Но вот портящие идиллию бетонные небоскребы, так нелепо не вписывающиеся в девственный лес, пугали. А еще мальчишка слышал за своей спиной чьи-то быстрые шаги, а порой и тихий, но наполненный сталью и безумием смех.       Вот ноги наконец вынесли мальца почти к самому центру леса, он уже видел небольшую речку и крепкий бревенчатый домик.       — Попалсяяяя, — раздался крик за его спиной, тело пронзила боль. Из груди мальчика торчал конец антрацитово-черной катаны. Но мгновенье он обернулся, чтобы взглянуть в глаза своему преследователю. То был парень семнадцати лет, были у него седые, растрепанные волосы, бледная, как мел, кожа и странные глаза. Золотая радужка, вертикальный зрачок и затопленная тьмой склера.       — Прости, парнишка, — произнес седой. — В этом мире может быть только один Король и это не ты!       Катана, следующая за рукой седого, покинула грудь мальчика, а затем обрушилась на его шею, прерывая его жизнь.