feel me

      Моргана Пендрагон аккуратным каллиграфическим почерком записывала в свиток очередные слова заклинания. Стоило признать, что со временем знания, которые так упорно вкладывала в ее голову Моргауза, начали забываться, ускользая от нее, словно песок через тонкие девичьи пальцы. Голова болела нещадно. Ночью у нее было очередное ведение и, как следствие, бессонница с соленым привкусом слез. Ведьма небрежно откинула перо в сторону и устало закрыла лицо руками, в надежде хоть немного дать отдыха своим глазам и мыслям. Не помог даже массаж висков. Она видела его. Раньше с ней никогда не случалось подобного. Сны всегда касались либо членов семьи, либо самой Морганы, но никак не посторонних рыцарей, которые при каждом ее появлении выглядели так, будто ели лимон.       Она не могла точно ответить, почему мучила его больше всех. Да, остальным доставалось тоже немало. Взять, к примеру, Артура. Моргана убила их отца — Утера Пендрагона, но братец не слишком горевал по безумному и жестокому королю. И она всячески мешала новому монарху и его приближённым, жаждала их смерти. Но больше всего мучений выпадало именно Гвейну. Его она вынудила биться с наемниками; его бросила в темницу истощенного и беспомощного; и его, в конце концов, оставила на растерзание ведьмовским змеям, тем самым убив рыцаря круглого стола. Она была не в силах этого объяснить, да и не горела желанием разбираться в мотивах своих поступков. До недавнего времени. Пока не столкнулась с ним лицом к лицу в коридорах замка. Пока не увидела в его глазах ненависть и отвращение, которые он испытывал к ней вполне заслуженно. Пока не поняла, что больше не сможет коснуться его, услышать красивый и глубокий голос без ноток злобы и презрения. Она потеряла его. Она все испортила. Сама. Своими руками.       Он не узнавал её. Той злой и жестокой ведьмы, что когда-то захватила трон Камелота, теперь нет. Он чувствовал это как никто другой. Гвейн смотрел в её глаза и не видел в них былого адского пламени и жажды власти. От той Морганы осталась лишь оболочка. Равнодушная и пустая. Именно такая Моргана сидела с ними за обеденным столом, с каменным лицом ковыряя в своей тарелке или бесцельно, как ему казалось, возилась с садом, который ей выделил Артур. Она утратила всякий интерес к жизни. От нее осталось лишь это несчастное, всеми ненавистное привидение, изредка заговаривающее с людьми. Но стоило ему лишь представить её образ, как в памяти всплывали совсем не боль и безумие. Гвейн помнил её доброй, сострадающей и милосердной, какой она и была, когда он впервые приехал в замок. Девушка завораживала его... Такая красивая, мудрая и сильная. Как он мог подступиться к ней? Как смел жаждать её внимания? Да и кто он? Сын хоть и знатного, но мало уважаемого в Камелоте человека, сам предпочитавший держаться как можно дальше от двора и выдавать себя за простолюдина, которому сказочно повезло подружиться с наследным принцем. А она была дочерью людей, сильно уважаемых в королевстве, благородной леди, которую воспитывал сам король. Каждый день он видел её, сталкивался с ней в коридорах и на празднествах. Она одновременно была так близко и нестерпимо далеко. И ему оставалось лишь смотреть и надеяться, чтобы очередной принц или знатный вельможа из соседнего королевства не попросил её руки. Ведь тогда он потерял бы её навсегда.       А потом все изменилось...       Он не мог поверить, что эта бездушная и жестокая ведьма когда-то казалась ему ангелом. И меча поднять на неё он так и не смог. Просто не посмел причинить ей боль. И он терпел, честно сражаясь за своего короля, свергнутого единокровной сестрой. Рыцарь смотрел на усыпанную драгоценными камнями золотую корону на черных волосах девушки, и его обуревало безумное желание преклонить перед ней колено, дать присягу. Но это было невозможно. Подобные желания разрывали его изнутри. Нет, Гвейн всегда был человеком чести и прекрасно знал, кому он предан и кому будет служить. Но тогда почему в её присутствии сердце билось так неистово и громко, почему хотелось бросить все в тартары и просто сжать её в объятьях и не отпускать больше никогда? Ненависть пришла многим позже, когда Моргана переступила рамки всего дозволенного, когда полностью отдалась тьме и ненависти.       Он прекрасно помнил последние секунды своей жизни. Её до страшного ласковая улыбка, потемневшие от безумия глаза и холодный приказ змее. Он так и не смог дать ей отпор. Разве он бы посмел?